Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

24.02.2022

Материал опубликован в №12 печатной версии газеты «Культура» от 23 декабря 2021 года.

«Культура» — о первой книге, посвященной уникальной художественной династии.

Работы скульпторов династии Манизер каждый день видят миллионы людей, спускающиеся в московское метро. Бронзовый пограничник с собакой, читающая книгу студентка, революционный матрос на станции «Площадь Революции» — творения легендарного скульптора Матвея Манизера. Тысячи рук ежедневно прикасаются к ним «на удачу», так что морду собаки уже отполировали до блеска. Рельефы со спортсменами, украшающие станцию «Динамо», созданы женой Матвея Генриховича, Еленой Янсон-Манизер. Известным художником-живописцем был их сын Гуго Манизер, ушедший из жизни пять лет назад. Вообще художественная династия Манизер большая — начиная с отца Матвея — живописца Генриха Манизера и заканчивая дочкой Гуго Матвеевича — Ольгой Манизер. И почему-то до сих пор не было книги об этом удивительном творческом клане с почти двухвековой историей.

Лишь недавно в Новой Третьяковке прошла презентация альбома «Манизер. Династия художников», изданного на русском и немецком языках Международным союзом немецкой культуры при поддержке посольства ФРГ. Автор книги — заслуженный художник РФ Нина Пуляхина-Манизер, жена Гуго Манизера. Третьяковка специально достала из запасников скульптуры Матвея Манизера и Елены Янсон-Манизер и разместила их в залах постоянной экспозиции. А «Культура» отправилась в удивительный дом Манизеров, расположенный недалеко от станции «Динамо».

Гостей встречает взметнувшаяся в ослепительном аттитюде скульптура Улановой — Елена Янсон-Манизер была поклонницей балета и создала портреты многих звезд. В огромной мастерской расположились монументальная статуя Ленина и Дискобол, рядом — Майя Плисецкая в образе Лебедя, ученые, писатели, политики, деятели искусств — знаменитости и самые обычные люди. Время в доме словно остановилось: поблескивают фарфоровые скульптуры Елены Янсон-Манизер, вклиниваясь в разговор, звонко бьют старинные часы. И кажется, что знаменитые обитатели ненадолго вышли в сад и скоро вернутся к вечернему чаю.

Необычный дом действует на посетителей, как магнит. И не только на зевак, пытающихся сфотографировать статую Улановой через забор. «Однажды в гости пришел американский сенатор с женой, — рассказывает Нина ПУЛЯХИНА-МАНИЗЕР. — А с ним целая делегация — человек пятнадцать. Сенатор никак не мог наговориться с Гуго, хотя должен был ехать в аэропорт: подробно обо всем расспрашивал. Ради американца два с половиной часа держали самолет. Бедные пассажиры: ведь это был обычный рейс».

— Во время работы над книгой открытия были?

— Конечно. Я, наверное, не очень любопытная: много лет не заглядывала в шкаф Елены Александровны, только приоткрывала дверцы, вытирая пыль. Работая над книгой, достала оттуда коробки и папки. Оказалось, это бесценные фото и архивные материалы семьи: частично они вошли в книгу.

Я продолжаю их изучать. Совсем недавно нашла телеграмму 1943 года, адресованную Матвею Генриховичу: «Горячие поздравления. Шостакович». Матвей Генрихович тогда получил Сталинскую премию, которую передал в фонд командования Красной армии. Еще обнаружила отзыв матери Зои Космодемьянской о памятнике, который лепил Матвей Генрихович. Гуго рассказывал, что мать Космодемьянской приезжала в мастерскую и смотрела, как работает скульптор. Оказывается, она написала: «Сходство, как портрет». А ведь Матвей Генрихович никогда не видел Зою, работал по фотографии.

— Что известно о немецких предках Манизеров?

— Они были из Восточной Пруссии. Больше сведений нет — нужно писать в немецкие архивы, наша дочь Оля собирается этим заняться. Основатель художественной династии Генрих Манизер был незаконнорожденным — сохранилась его метрика, где указаны сведения о матери, но ничего нет об отце. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, потом — в Императорской Академии художеств. По воле Александра III был командирован в Болгарию, чтобы написать картины на темы Русско-турецкой войны. Он также был признанным портретистом своего времени. Один из лучших прижизненных портретов императора Николая II принадлежит кисти Генриха Манизера. Недавно мне позвонили из Реставрационного центра имени Грабаря: к ним на экспертизу прибыл портрет императрицы Марии Федоровны — матери Николая II — работы Генриха Манизера. Некий коллекционер приобрел его на аукционе в Лондоне и увез в Оренбург, где устроил выставку одной картины. И хотя портрет был с атрибуцией, сотрудники Реставрационного центра проверяли подлинность подписи художника.

— В книге вы подробно рассказываете о трагической судьбе Стеллы, жены Генриха Манизера?

— Стелла фон Витт-Манизер была необыкновенной женщиной, прожившей яркую и короткую жизнь — всего 34 года. Она росла храброй девочкой: когда ей было девять лет, прыгнула в пруд и спасла «довольно большого двенадцатилетнего мальчика». Прекрасно ездила и верхом, и на дамском седле, умела ловко править лошадьми в упряжке. Подростком, по поручению матери отправилась в военную часть — просить прислать солдат в имение для помощи в уборке урожая. Генерал был впечатлен тем, как юная девушка, управляя коляской, лихо подлетела к крыльцу, и не отказал в просьбе. Стелла владела немецким, французским и английским языками, была музыкально одарена, начитанна. Отличалась редкими красотой и талантом. Она поступила в училище Штиглица, которое окончила с отличием. Там познакомилась с Генрихом Манизером, преподававшим живопись и рисунок, и вышла за него замуж. Их брак был счастливым. Рождение пятерых сыновей почти не оставляло времени для творчества. Известно, что серию ее акварелей «Интерьеры Государственного совета» приобрел великий князь Михаил Николаевич. Ее работы участвовали в выставках Общества акварелистов в Петербурге и даже в Америке. Она также упоминается как автор ряда эскизов для фирмы Фаберже.

Жизнь Стеллы трагически оборвалась при пожаре парохода. Она настоящий герой: спасла четырех старших сыновей, смогла вывести их и уберечь от огня. С грудным младенцем на руках вернулась в каюту за пожилым отцом. Он отказался идти через огонь. Уговаривая его, она теряла драгоценные секунды: это стоило жизни всем троим. Стелла сильно обгорела. Когда ее вытащили на берег, была в сознании, даже пряталась за поленицей дров — чтобы не испугать детей своим видом. Успела распорядиться о телеграмме мужу. Вот такой сильный характер. Когда ее не стало, Матвею (будущему скульптору) было шесть лет. Позже он говорил, что представление о матери заменилось портретами, написанными отцом. Их осталось немало — видимо, Генрих Матвеевич очень любил жену.

— Матвей Манизер тоже выбрал изобразительное искусство, стал скульптором. Но почему после Академии художеств поступил в консерваторию?

— У Матвея Генриховича три высших образования. Он окончил астрономический и математический факультеты Петербургского университета, скульптурный факультет Императорской Академии художеств. А в 1919-м поступил на старший курс в Петроградскую консерваторию. С детства серьезно занимался музыкой и к тому времени профессионально играл на виолончели, но хотел достичь еще большего мастерства — он был перфекционистом. В этом же году вылепил портрет своего учителя композитора Александра Глазунова, который всем понравился. Его установили в фойе Малого зала консерватории. Кстати, увлечение музыкой спасло Матвея Генриховича в голодные годы революции и Гражданской войны, когда платой за выступление могли быть вязанка дров, котелок каши или супа. Он концертировал как профессиональный музыкант, играл в трио, квартетах и симфоническом оркестре Павловска.

— Скульптуры на станции «Площадь Революции» — самое известное творение Матвея Манизера. А ведь его привлекли к работе в последний момент — когда жюри не удовлетворили итоги конкурса.

— Да, Матвея Генриховича попросили спасти станцию: он работал в авральном режиме. В книге я опубликовала несколько страниц его рабочего дневника 1936 года с первыми эскизными набросками. Его замысел — через образы народа показать историю страны: от Гражданской войны до конца 1930-х — был воплощен в бронзе, когда станцию открыли в 1938 году. Мне не раз приходилось слышать, что во время Великой Отечественной скульптуры якобы вывозили в безопасное место. Но никаких документальных подтверждений этому нет. Матвей Генрихович и Гуго тоже ничего подобного об этом не знали. Думаю, это просто выдумки.

В любом случае скульптуры по-настоящему полюбили. Не раз видела, как туристы встают в очередь, чтобы потереть их на счастье. Удивили китайцы, которые облюбовали петуха — по восточному поверью он приносит деньги. Не знаю, когда появилась традиция тереть скульптуры, но раньше ее не было. Говорят, все началось со студентов Бауманки, которые терли нос собаки на удачу. Потом это превратилось в своеобразный фетишизм. Помню, нас с мужем снимало телевидение: привезли ночью на «Площадь Революции», чтобы записать видео в тишине. Специально для нас включили эскалатор. Мы спустились и буквально остолбенели от красоты: много раз виденная, родная и знакомая, без людей, станция произвела невероятно сильное впечатление своим торжественным монументальным величием. По платформе ходила уборщица, протирала скульптуры и приговаривала: «Как же я их люблю». Корреспонденты спросили Гуго: «А как вы относитесь к тому, что люди трут нос собаки?» Гуго ответил: «Это вандализм». В книге я специально поместила две фотографии: модель в глине и отлитая в бронзе скульптура. Чтобы показать — морда собаки совсем «поплыла». А ведь форм, по которым можно было бы отлить новые скульптуры, не сохранилось.

— Какой была Елена Янсон-Манизер, жена Матвея Генриховича?

— Я успела ее застать: она была уже очень больна, но чуть становилось легче, сразу принималась за работу над скульптурами. Сдержанная и немногословная, она тепло отнеслась к моему появлению в доме. Жаль, что по молодости я не понимала величие человека рядом со мной и не расспрашивала ее об интересной жизни, балете. Елена Александровна любила театр: дома постоянно звонил телефон, и звезды, включая Плисецкую, приглашали ее на свои спектакли. У нас осталось много фотографий артистов, позировавших ей в мастерской. У нее была хорошая зрительная память. Она запоминала движение, делала набросок в глине или пластилине. Артист в это время отдыхал, затем снова на несколько секунд принимал нужную позу. Елена Александровна исправляла неточности в своей работе. И так много раз подряд. Ее скульптуры, посвященные артистам балета, до сих пор остаются непревзойденными. Часто вижу дурновкусные салонные поделки на эту тему и всегда жалею артистов, думаю: «Вот если бы Елена Янсон-Манизер была жива и лепила бы их!». Мечтаю издать книгу о Елене Александровне с репродукциями ее скульптур и фотографиями позировавших артистов.

Со многими звездами она дружила. Например, с Галиной Улановой, которая вместе с мужем Вадимом Рындиным приходила отмечать Новый год. Августа Сараева-Бондарь, искусствовед и друг нашей семьи, говорила, что Уланова в жизни была очень закрытой, даже неинтересной. И оживлялась, только когда речь заходила о собачке, которую ей подарили после гастролей в Великобритании. Однако в обществе Елены Александровны Уланова оттаивала.

— Гуго Матвеевичу, вашему мужу, не мешала известность родителей? И почему он выбрал живопись, а не скульптуру?

— Известная фамилия, которую ребенок получает при рождении, может быть и бонусом, и тяжким гнетом. Все зависит от воспитания и порядка в семье, правильно расставленных приоритетов в жизни. Гуго рассказывал, что их с братом Отто, ставшим впоследствии скульптором, не баловали, у них в комнате был верстак, они сами мастерили игрушки, могли лепить в мастерской отца, но баловаться с глиной и пластилином было нельзя. Взрослые постоянно были заняты творчеством, в доме не было места праздности.

С детства Гуго интересовали картины деда, но серьезное желание самому попробовать заниматься живописью пришло в годы Великой Отечественной войны в эвакуации в деревне Карабиха под Ярославлем, куда он попал четырнадцатилетним подростком. Красота окружающей природы вызывала желание запечатлеть ее на холсте. И это стало смыслом всей жизни. Последовала учеба в художественной школе и Суриковском институте. Несколько лет Гуго преподавал в Текстильном институте, где мы и познакомились. Я не была его студенткой, но пару раз посетила занятия по рисунку, которые он вел. Мне грозила тройка — из-за болезни пропустила занятия — и я пришла в первую попавшуюся группу вечернего факультета подтянуть рисунок. Вдруг открывается дверь, и входит Гуго. Он прошел, посмотрел, как мы работаем, сделал всем замечания, в том числе и мне. Мой рисунок был далек от совершенства: хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Потом мы иногда встречались в институте и только переглядывались. Наша дочь Оля называет это романом во взглядах. Прошло около двух лет, прежде чем он решился подойти ко мне.

Мы прожили вместе 46 лет — мои счастливейшие годы с прекрасным, благородным человеком. Гуго преподавал рисунок в родном институте имени Сурикова, любил своих студентов и не хотел расставаться с работой в последний год жизни, когда ему было тяжело, и я уговаривала его бросить преподавание. Он не сдавался. Его последняя картина — этюд с натуры — написана в мае 2016-го. Всю свою жизнь он был верен пейзажной живописи, выезжал на пленэр в любую погоду и до последнего радовался каждому прожитому дню.

— Ваша дочь Ольга продолжила художественную династию. Вы с мужем не влияли на ее выбор?

— Мы никогда не давили. Просто Оля много рисовала, и в какой-то момент мы решили, что ей нужно поступить в художественную школу. При этом она продолжала ходить в спецшколу. А после уроков мы мчались на занятия в художественную школу №1 на Пречистенке. Сегодня Оля Манизер — член Московского союза художников, график.

Окончила с отличием МГАХИ имени В.И. Сурикова и Лондонский университет искусств Chelsea College of Art and Design, получив степень магистра искусств. Живет в Лондоне со своей семьей и создает удивительные ростовые куклы в технике бумажной скульптуры.

— Вы живете в необычном доме. Как к вам относятся местные жители?

— Многих знаю в лицо, здороваемся. В соседних домах есть друзья, ходим друг к другу в гости. Дом и правда уникальный. В начале войны Матвея Генриховича назначили председателем Оргкомитета Союза художников СССР и перевели в Москву. Поэтому семья из эвакуации вернулась не в Ленинград, а в столицу. Жили на Масловке в бараке. С мастерскими было сложно — в семье два скульптора и повзрослевшие дети, решившие посвятить себя изобразительному искусству. Матвей Генрихович обратился в правительство с просьбой о выделении участка земли, чтобы построить дом на собственные средства. И в 1950-м началась стройка. Тогда здесь не было многоэтажек: в 1970 году я еще застала заброшенные избушки, фруктовые сады. Раньше, по слухам, здесь находилась цыганская слобода — ведь рядом были рестораны «Яр» и «Эльдорадо».

Дом построили быстро, за один год. Пространства для жизни и работы здесь перетекают друг в друга, создавая удивительную атмосферу, которую ощущают все гости, приходящие к нам. Развешаны картины Генриха и Гуго, на полках стоят скульптуры Елены и Матвея, поставленные их руками. Мастерская Матвея Генриховича осталось такой же, как при его жизни. Муж смог все сохранить: мы ничего не продавали. Гуго и я всегда мечтали о музее. И я верю, что однажды наша мечта сбудется.

Фотографии предоставлены Ниной  Пуляхиной-Манизер.