Кирилл ПРИВАЛОВ

09.08.2021

В отечественной и всемирной истории за Михаилом Кутузовым закрепилась репутация великого полководца. О других его талантах, в том числе на поприще дипломатии, широким массам почти ничего не известно. А ведь к нестандартным, чрезвычайно рискованным действиям он ради интересов России прибегал не только на полях сражений. Даже в гарем султана Селима III пробрался с особой миссией в 1793 году.

— «Там, где не пробьется с боями могучий воин, легкими, небесными шажками пройдет прекрасная пери» — разве не так гласит турецкая пословица? — Кутузов потупил взор, всем своим видом показывая, что нижайше просит хозяек быть снисходительнее к нему, старому солдату и незадачливому дипломату, с трудом говорящему по-турецки (этот язык Михаил Илларионович выучил во время долгого пути из Санкт-Петербурга в Константинополь).

Три яркие, удивительно красивые блондинки здесь, в саду гарема, выглядели весьма экзотично. Михри-шах (Луноликая шахиня) была в этом трио главной. Дочь грузинского священника, выкраденная на Кавказе чеченскими абреками, она после невероятных испытаний превратилась из рабыни в жену султана Мустафы III, стала матерью Селима III. Луноликая получила в юности неплохое образование, обладала не только сильным характером, но и редким умом, широтой кругозора, независимостью мышления. Хозяин-супруг к своей любимой грузинке, прозванной Гюрджю Гюзели (грузинская красавица), всегда внимательно прислушивался, да и Селим мнение матери уважал...

Тем временем некая маленькая, бойкая птичка опустилась на пышный розовый куст, рядом с которым сидела вторая красавица — дочь Михри-шах Хадиджа-ханум. Беседуя с ними, Кутузов, словно невзначай, перешел с турецкого на русский и заметил, что обе его понимают.

— Да-да, генерал, — поняла его уловку старшая. — Если хотите, можем говорить по-русски. Но чтобы сделать приятное Нахши-диль, — султанша показала рукой на еще одну соседку, — лучше изъясняться по-французски.

Третья чаровница (ее имя в переводе означает «драгоценное сердце») улыбнулась и в ответ лишь слегка кивнула. Такого жеста было достаточно, чтобы на мгновение ослепить русского гостя: ее светлые волосы оказались усыпаны, как росой, бриллиантами.

Кутузов знал, что эта француженка — бывшая наложница султана Абдул-Хамида I (к тому времени умершего). Нахши-диль, по-видимому, чтобы проверить образованность чужака, заговорила по-французски, и русский вояка с радостью перешел на «язык королей и мыслителей». С сугубой учтивостью он заметил, что соседям России и Турции следовало бы жить в мире.

— Плохой мир все равно лучше хорошей войны, — тот, кого при дворе султана прозовут Северным лисом, быстро перешел к сути, принялся объяснять, что исторически связанный с Россией Крым туркам принадлежать уже никогда не будет. Другое дело — свободный проход русских кораблей через Босфор: без этого не может быть взаимовыгодной коммерции, а торговый союз с северной империей сулит османам немалую выгоду...

Все три одалиски согласно кивали. Распаляясь в красноречии, Кутузов посмел нарушить местные правила, на несколько секунд поднял глаза (точнее, единственный уцелевший глаз) и сумел разглядеть роскошь прикрытых кокетливым муаром женских форм, изысканность восточных одежд.

Невиданная миссия полководца, волею императрицы ставшего посланником в Константинополе, завершилась успешно. Михри-шах свое обещание выполнила: все предложения России, включая свободный транзит ее судов через Босфор, были со временем удовлетворены. Мудрую султаншу очаровали стать и обаяние старого русского воина, а вместе с тем — его предприимчивость и храбрость. Ведь именно тогда, когда официальные переговоры Санкт-Петербурга и Константинополя зашли в тупик, наш генерал-посланник решился на невиданные и никем не апробированные прежде меры: проник в гарем султана, чтобы найти рычаги влияния на него.

Как у Кутузова это получилось? Интриговал, подкупал чиновников, вручал дорогие подарки евнухам и в результате проник туда, куда вход всем его единоверцам был категорически заказан...

Гарем традиционно окружала завеса тайн. Широкая публика в Европе узнала о некоторых его нравах и обычаях лишь в начале XVIII века, когда французский востоковед Антуан Галлан перевел и опубликовал «Тысячу и одну ночь». Михаил Кутузов пошел еще дальше, нарушил табу и едва не поплатился за это жизнью. Проникшего в «святая святых» дерзкого чужеземца, к тому же христианина, надлежало казнить. Спас русского посла командовавший охраной гарема старший евнух. Пропустивший туда Кутузова за гигантскую мзду, он заявил султану, что дипломат на самом деле — «главный евнух двора Екатерины Великой». Неизвестно, поверил ли в это восточный правитель, однако сделал вид, что поверил.

Вернувшись с триумфом в Санкт-Петербург, Михаил Илларионович рассказывал в высоких инстанциях об удивительных женщинах, окружающих султана. Еще не подозревавший, что вскоре ему придется воевать не на жизнь, а на смерть с Наполеоном, полководец восхищался красотой и умом Нахши-диль. Тогда Кутузов не мог знать о ее родстве с другим генералом, чья звезда уже восходила в Тулоне.

Эме Дебюк де Ривери, ставшая в Турции Нахши-диль, родилась в 1763 году на Мартинике в аристократической семье плантатора. Ее кузиной и ровесницей являлась красавица-креолка Жозефина Таше де ла Пажери, которая в 1779-м вышла замуж за сына губернатора острова Александра де Богарне, а затем, овдовев, составила пару молодому и чрезвычайно перспективному Наполеону Бонапарту. Согласно одной из легенд, когда-то двум пришедшим к гадалке девочкам ведунья предсказала, что обе станут королевами: одна — на Западе, другая — на Востоке. Так и произошло. Жозефина де Богарне была императрицей Франции, Нахши-диль — женой турецкого султана...

Когда Эме исполнилось девять лет, ее послали в Нант, в монастырь сестер-визитанток на воспитание. В 1784-м, возвращаясь домой на Мартинику, девушка угодила в плен к алжирским пиратам, которые продали белокурую красавицу некоему бею. Тот, стремясь добиться милостей от турецкого султана, решил передать блондинку (крайне дефицитный товар на Востоке) в дар стамбульскому владыке Абдул-Хамиду I.

Ставшая одной из наложниц в его гареме Эме была невероятно умна, образованна. Султан назвал ее Нахши-диль и быстро к себе приблизил, а со временем возвысил до положения четвертой жены. Так она оказалась в центре гаремных интриг: первая и вторая жены всеми возможными способами добивались престола для своих сыновей. Бывшая француженка не просто наблюдала за ними, но и многому у них училась. В 1789 году, когда Абдул-Хамид умер, султаном стал двадцатисемилетний Селим III, который предложил красавице остаться в серале. Пришедший к власти одновременно с революцией в Париже, он живо интересовался Францией, поэтому (а может, и не только поэтому) вдова Абдул-Хамида стала другом и советчицей молодого правителя османов. Обучала его французскому языку, убедила отправить в Париж постоянного турецкого посла. Селим даже начал издавать газету на французском и позволил Нахши-диль украсить гарем в стиле рококо...

Вслед за поражением Турции от России началась война османов с Францией: в 1798 году Наполеон напал на Египет, и тут советы прекрасной креолки оказались поистине бесценными.

Потом султан заключил мир с французами и решил реформировать свою армию, сделать ее профессиональной по примеру многих европейских государств. Для этого использовал прибывшего в качестве посланника Наполеона генерала Ораса Себастьяни. Такие меры, помноженные на попытки экономических пертурбаций, вызвали резкое недовольство янычарского сообщества и возмущенных сближением Турции с Францией британцев. В 1807 году янычары подняли бунт и возвели на трон сына Абдул-Хамида I Мустафу IV. Селим был убит.

Заговорщики хотели умертвить и сына Нахши-диль Махмуда, но она перехитрила всех, спрятав того в печке...

Спасенный родительницей мальчик стал следующим султаном, взойдя на престол 28 июля 1808 года. Десять дней спустя состоялся ритуал, в ходе которого Нахши-диль вернулась во дворец Топкапы (султанскую резиденцию) и приняла титул «валиде-султан» (матери-императрицы). Махмуд II торжественно встретил ее за воротами Баб-ус Селям (Врата приветствий), поцеловал ей, сидевшей в карете, руку и проводил мать до входа в гарем.

В османской истории Нахши-диль стала последней из тех, кто носил высокий титул «валиде-султан», для кого устраивали столь торжественную церемонию.

Из тридцати лет правления сына она прожила только девять. Под ее контролем страна обновлялась, преображалась, однако плодов своих стараний креолка не увидела: давняя гаремная соперница Айша, в венах которой текла кровь воинственного курдского рода Салах-ад-Дина, подсыпала ей в еду медленно убивающий яд. Эме мучительно умирала в течение года, а медики определили у слабеющей на глазах султанши острую форму туберкулеза. Излюбленным средством избавления в гареме от соперниц яды были во все времена.

Нахши-диль, хоть и приняла ислам, все равно в душе оставалась христианкой. Ее последней волей было желание причаститься у священника римской церкви, и сын не мог ей в этом отказать. Тогда впервые через Врата радости вошел католический пастор, ставший таким образом вторым европейцем, когда-либо проникшим в гарем, — после Михаила Кутузова, который и здесь всех победил.

Материал опубликован в июньском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».