20.04.2021
Это не ввод войск в Афганистан, но тем не менее событие важное: в народной памяти «застой» прочно связан с печальными обстоятельствами личной жизни дочери Леонида Брежнева. А Юрий Чурбанов стал олицетворением советской коррупции, его дело было знаковым (хотя есть основания сомневаться в том, что следователи Гдлян и Иванов вели расследование объективно, а не шли за конъюнктурой). СССР так всем надоел, олицетворявший его Брежнев до такой степени раздражал, что это автоматически переносилось на все, связанное с автором «Целины» и «Малой земли». Галина Брежнева стала кем-то вроде советской Мессалины. Жизнь она и в самом деле прожила яркую, но ее, прежде всего, стоит пожалеть.
К культуре Галина Брежнева имела косвенное отношение, и случилось это не по ее воле. Она наотрез отказывалась вступать в комсомол, мечтала о сцене и собиралась поехать в Москву, чтобы поступить в театральный вуз. Помешал делавший быструю партийно-государственную карьеру отец: вместо театра она выучилась на филолога, хотя никакой тяги к академическому литературоведению не испытывала. С этой профессией ее сближала разве что любовь к чтению. Но к сцене ее по-прежнему тянуло, большинство мужчин Галины Брежневой имели к ней отношение. Силовой эквилибрист, иллюзионист, артист балета, певец… И все люди знаменитые.
Акробату-силачу Евгению Милаеву было 42 года, ей 20. У него было двое детей. А ее отец к моменту их знакомства работал первым секретарем ЦК Коммунистической партии Молдавии — это очень высокая партийная должность, но о том, что через 13 лет Леонид Брежнев возглавит партию и страну, тогда никто и не думал. Когда дочь уехала с цирком, с ним, как говорят, случился первый инфаркт.
Худенькая, довольно хорошенькая девушка стала женой циркача. Она ездила с ним на гастроли, работала костюмершей в его номере, воспитывала его детей. Очень хотела стать цирковой актрисой, эквилибристкой или наездницей, но Милаев возражал, а она была женой-подкаблучницей. Цирковые люди вспоминают о Галине Брежневой тепло, им до сих пор кажется, что она была хорошей женщиной. Брак разлетелся через 10 лет, когда она узнала об измене Милаева: Брежнева ушла, оставив ему все, что у них было. После этого ее жизнь пошла вразнос.
Ее судьба очень интересна как исторический феномен, в ней отражается противоречивое положение детей высшей номенклатуры тоталитарной страны. Они принадлежат к элите по праву рождения, но их статус двусмыслен, обязанности не сформулированы. Дети и внуки английской королевы знают, что это их работа, и они должны себя вести определенным образом. Они — воплощение государства, его символ и в то же время действующие лица бесконечного спектакля, радующего их подданных. Их жизнь находится под увеличительным стеклом и обставлена многочисленными запретами, для них, к примеру, невозможно стать владельцами автомобиля чужой, не исконно британской марки. В высшей советской номенклатуре подход изначально был иным. В тридцатые годы, на фоне собственного портрета, его сформулировал отчитывавший беспутного сына Василия Сталин:
— Ты Сталин? Нет, ты не Сталин! И я не Сталин! Вот он — Сталин. А мы с тобой простые люди и должны вести себя как люди!
Но в позднем сталинском СССР все изменилось, Василий Сталин стал самым молодым в мире генерал-лейтенантом. А поздний брежневский Советский Союз изо всех сил позорила дочь генсека: она стала воплощением номенклатурных детей, тех, кто по праву рождения получают все, но при этом ничего не должны обществу. А косвенно – и всей номенклатуры.
Она олицетворяла то, что ненавидели люди, давившиеся в очередях за дрянной колбасой. Советский высокий стиль: бриллианты, шубы, рестораны, «звездные» романы. Отношения с иллюзионистом Игорем Кио, который был моложе ее на 15 лет, с великолепным Марисом Лиепой, цыганским певцом Борисом Буряце, которого, впоследствии, посадил ее муж Юрий Чурбанов... Она была никем — что-то делала в Агентстве печати «Новости», числилась в архивах МИДа в ранге советника-посланника. Но к своему пятидесятилетию Галина Леонидовна получила орден Ленина, а еще она была кавалером ордена Трудового Красного Знамени. Об этом широкие массы трудящихся не знали, но о похождениях Галины Брежневой люди рассказывали сказки в духе «1001 ночи».
При этом ей завидовали, хотя ее, на самом деле, стоило пожалеть. Дочь Галины Брежневой от Милаева, Виктория, училась в ГИТИСе, и один из профессоров, смеясь, пересказывал их разговор.
— Виктория, что же вы так плохо учитесь?
— У меня очень тяжелое семейное положение…
Оно было тяжелым не только у разводившейся с первым мужем Виктории Филипповой, но и у матери Вики. Галина Леонидовна запуталась в своих мужчинах и в себе самой. Простой политрук из МВД, сын председателя райисполкома Юрий Чурбанов, симпатичный русский парень, который на семь лет ее моложе, вполне мог показаться спасением. Но вышло еще хуже: до встречи с ним она предпочитала сухое вино и шампанское, а второй муж приучил ее к водке. С этого начался ее путь вниз, в одиночество, бедность и безумие.
СССР возник как страна равных возможностей, и, как бы ни складывалась его история, люди в это верили и злились, когда что-то противоречило их вере. Историк-клиометрист Борис Миронов писал, что биологический статус советских людей, который он определял на основании роста призывников, после Великой Отечественной стремительно восстановился, и материальными факторами это объяснить нельзя. По его мнению, тут сыграла свою роль вера: в равенство, справедливость советского общества и в его лучезарное будущее. Как это ни удивительно, вера тоже может быть материальна – а позднесоветская номенклатура, воплощением которой стала Галина Леонидовна, оскорбляла ее на каждом шагу.
Быть элитой, сливками общества — большое искусство, которое вырабатывается поколениями. Это особенно непросто в странах, государственной религией которых стал марксизм, а вождь — основатель государства обожествлен. В Китае с этой задачей, кажется, справились, проворовавшихся чиновников-нуворишей (а иногда и серьезно проштрафившуюся «золотую молодежь») там расстреливают в прямом телеэфире. Номенклатура получает острастку, к тому же так удовлетворяется жажда социальной справедливости... Но в тяготевшем к покою, избегавшем потрясений и резких движений брежневском СССР это было невозможно. Такие проблемы там решали тем, что не обращали на них внимания.
Галина Брежнева и Юрий Чурбанов на свой лад стали жертвами этого времени, и их дальнейшие жизни напоминают колесо Фортуны, карту № 10 старших арканов колоды Таро. В центре колеса судьба с завязанными глазами — она его крутит, — над колесом успех, под ним упавший в грязь бедняк. Чурбанов становится заместителем министра внутренних дел, влиятельного, опасного Щелокова, и чувствует себя чуть ли не преемником Брежнева. Его заслуги тут нет, а в том, что затем его сняли с должности, лишили воинского звания, исключили из партии, судили и посадили, скорее всего, не было вины.
Вокруг Галины Брежневой всегда крутился сонм прилипал, волшебной палочкой она оказывалась автоматически, в силу своего происхождения. Милаев стал директором Московского цирка и Героем Социалистического Труда, Чурбанов — генерал-полковником. Она была полезна и блестящему танцору Марису Лиепе, и самым незначительным из своих друзей…
И все они ее бросили. При Горбачеве она жила фактически под домашним арестом. А позже судилась с государством, доказывая, что конфискованные у Чурбанова вещи на самом деле наследство ее отца.
О том, как заканчивалась ее жизнь, не хочется и говорить, уж очень там все тяжело, безнадежно, страшно. Алкоголизм, испорченные отношения с родными, рухнувшие жизни дочери и внучки. Одиночество, последний любовник — молодой человек, техник Илюша. Жалобы жильцов ее элитного дома, которых выводили из себя бесконечные шумные пьянки. Психиатрическая клиника… Эта женщина за все заплатила сполна. Мораль здесь, наверное, в том, что для слабого человека слишком тесная близость к огромной, почти абсолютной власти опасна: это почти всегда развращает, а потом может и погубить.
Жила-была хорошая девушка. Она хотела стать актрисой, а стала женой артиста. Она увлекалась, обманывалась, мечтала о счастье. Если бы она была простой девушкой, у ее истории мог бы быть совсем другой, счастливый финал… Но все сложилось так, как сложилось.