Ольга ЖУКОВА

12.09.2020

Среди многочисленных, вызывающих гордость за русский народ феноменов Великой Отечественной особый интерес представляет сегодня реформа советской школы. В нее тогда были возвращены ключевые элементы дореволюционной гимназии — от раздельного обучения мальчиков и девочек до униформы с белыми воротничками. Издавались учебники по гуманитарным предметам, прививавшие любовь к Родине — России, интерес к ее истории и культуре, вводились курсы краеведения, логики, психологии, а где-то — и латыни.

Почему в те суровые годы, когда только на военные расходы уходило в среднем 388 млн. рублей каждые сутки, было решено выделить огромные средства на эти преобразования? Ответ следует искать в архивных документах и в биографии зачинателя школьной реформы, наркома просвещения РСФСР Владимира Потемкина.

Родившийся в 1876 году в семье врача, он в зрелые годы придерживался взглядов народников, коих Ленин иронически называл «друзьями народа» (именно в кавычках), а многие соратники вождя мирового пролетариата — «кающимися дворянами» — старались, дескать, искупить вину своих предков-помещиков, державших людей в невежестве, и потому, мол, шли в народ учителями, агрономами, медиками, ветеринарами.

Окончив историко-филологический факультет Московского университета, Потемкин преподавал в женских гимназиях, в мужском реальном училище, в Екатерининском институте благородных девиц. Параллельно вел занятия на бесплатных воскресных и вечерних курсах для рабочих.

После манифеста Николая II, учредившего Государственную думу, в печати нередко публиковались направляемые депутатам «приговоры и наказы». Так, крестьяне Владимирской губернии писали своим избранникам: «Имеющаяся у нас школа грамоты не дает нашим детям тех знаний, на которые они имеют право, будучи детьми великой страны. Вся бедность наша, все неустройство земли русской происходит от нашего невежества. Кто истинный виновник нашего невежества — пусть того судит Бог... Просим ходатайствовать перед Правительством об открытии у нас в деревне такого учебного заведения, воспитанники которого могли бы смело вступить в мирное соревнование в торговле и ремеслах со всеми прочими образованными народами».

Боровшегося за равные для всех права педагога Потемкина власть преследовала как участника революционных протестов. Спустя годы, в 1919-м, он, уже сам наделенный властными полномочиями (член коллегии Народного комиссариата просвещения), участвовал в создании программы единой трудовой советской школы.

С 1922 года — на дипломатической работе. С 1937-го по 1940-й — заместитель наркома иностранных дел СССР. Как главный редактор и один из авторов издавал многотомную «Историю дипломатии».

В 1940-м в свои 64 года вместо того, чтобы уйти на заслуженный отдых, занял место наркома просвещения, в сферу деятельности которого входило руководство как образовательными учреждениями, так и (за неимением наркомата культуры) культурно-просветительскими организациями: музеями, театрами, кинотеатрами, клубами, библиотеками.

Деятельность его на этом посту в годы войны многогранна, а главное — чрезвычайно значима и полезна для страны. Чего только стоит изданная им 15 ноября 1941-го директива для музеев и школ — «О сборе материалов Великой Отечественной войны». Немцы в ту пору рвались к Москве, продолжалась масштабная эвакуация из центральных областей России самих музеев, а также картинных галерей, театров, библиотек. Однако уже через полмесяца началось мощное контрнаступление с освобождением оккупированных территорий.

Директива наркома побуждала Академию наук СССР и союзное правительство создать комиссии по сбору материалов для будущих экспозиций по истории войны. В конце июня 1942-го Потемкин придал процессу дополнительный импульс, разослав наркомпросам автономных республик, краевым и областным отделам народного образования, а также музейным организациям подробное письмо «О сборе, учете и обработке материалов о па

мятниках и памятных местах Великой Отечественной войны».

Началось широкое движение по созданию не только тематических экспозиций, но и новых музеев, которое подхватили даже воинские части. Сооружали мемориалы павшим, восстанавливали разрушенные врагом исторические памятники (к примеру, в Суздале силами курсантов военного училища была приведена в надлежащий вид могила князя Пожарского). В советском тылу по инициативам граждан появлялись краеведческие и мемориальные музеи, даже картинные галереи (в Бурятии и Нижнем Тагиле).

Создавая эти хранилища народной памяти, опытный дипломат словно знал, что спустя десятилетия повсюду в мире, даже в стране-победительнице, найдется немало желающих извратить правду о войне, а значит, следовало сделать все возможное, чтобы ее, эту правду, знали и помнили подрастающие поколения.

В моем архиве хранится уникальное коллективное фото, сделанное во время Всероссийского совещания по народному образованию (2–5 августа 1943-го). Целое научное исследование можно было бы подготовить, глядя на этот фотоснимок. Рядом с наркомом-реформатором — убеленные сединами, с окладистыми, выдающими «старорежимное» гимназическое прошлое бородами педагоги. Чуть поодаль, плотным окружением — преподаватели новой формации, отставники в гимнастерках с отложными воротничками и государственными наградами, учительницы советской закалки в строгих темных костюмах и светлых блузах, молодые нацкадры...

Резолюция по зачитанному на совещании докладу Потемкина («О работе школ за истекший период Великой Отечественной войны и задачах школ на 1943/44 учебный год») отразила план дальнейших преобразований в советской школе. Специально отмечено: высокое собрание проходит «в момент полного провала летнего наступления немецко-фашистских полчищ, воодушевлено новыми победами русского оружия и проникнуто твердой уверенностью в приближении часа окончательного разгрома врага». Ставились задачи, на годы вперед определившие вектор развития начального и среднего образования.

В новых, обсужденных на совещании школьных уставах говорилось о «креплении единоначалия директора и поднятии авторитета учителя; оживлении деятельности педагогических советов и родительских комитетов; упорядочении работы ученических организаций; укреплении дисциплины учащихся; повышении и уточнении их ответственности за свое поведение».

Участники педагогического форума сошлись на необходимости «расширения контингента детей, получающих через школу и детские столовые дополнительное питание, и в первую очередь детей военнослужащих»; «своевременного сбора и хранения продуктов, полученных с пришкольных участков».

Уделили внимание и вопросу подготовки учителей для начальной школы. Предполагалось даже создание учительских семинарий — как дань памяти великому русскому педагогу Константину Ушинскому (он когда-то разработал «Проект учительской семинарии», финансируемой земством). Архаичное для советского времени слово в наименовании учебного заведения не прижилось, остались, как раньше, техникумы и училища. При этом срок обучения в институтах для будущих учителей начальных классов увеличился с двух до трех лет, а выпускники обязывались быть готовыми «преподавать несколько смежных дисциплин».

Особая статья — улучшение материально-бытового положения преподавателей, «снабжение их хлебом, продуктами питания, одеждой и обувью, керосином, предметами ширпотреба, а также своевременной выдачи им заработной платы». Участники совещания предложили разработать «систему поощрений... в соответствии с проявленным усердием, продолжительностью работы на одном месте, стажем и общественным авторитетом», требовали повести «решительную борьбу с проявлениями бездушного отношения к учителю, привлекая виновных в этом к строгой ответственности».

Второе полугодие 1943-го выдалось очень щедрым на основополагающие, связанные с реформой правительственные документы.

На четвертый день советского контрнаступления на Курской дуге, 16 июля 1943 года, СНК СССР издал постановление «О раздельном обучении мальчиков и девочек в 1943/44 учебном году в неполных средних и средних школах областных, краевых городов и столичных центров союзных и автономных республик и крупных промышленных городов». Оно было обосновано прежде всего тем, что комиссии наркоматов просвещения выявили вопиющие случаи безнадзорности детей и подростков, что грозило пополнить ими преступный мир.

В письме в ЦК ВКП (б) и в Совнарком СССР Владимир Потемкин сообщал: «Кинотеатры и театры являются местом постоянного массового сборища детей и подростков даже в часы школьных занятий... Из толпы детей слышится нецензурная брань. Нередко появление подростков в кино в нетрезвом состоянии. Распространенным явлением стала спекуляция детей и подростков билетами».

Владимир Петрович предложил как запретительные (например, не продавать билеты несовершеннолетним на вечерние сеансы), так и конструктивные меры: устраивать коллективные посещения сеансов учениками совместно с учителем или вожатым, направить в школы кинопередвижки с новыми фильмами, открыть в городах детские театры и кинотеатры, а в репертуар взрослых включить спектакли для юного зрителя.

Казалось бы, при чем здесь раздельное обучение? Давно известно, что лучшим средством против вовлечения юных граждан в преступные сообщества является их тесное взаимодействие в здоровом «мужском коллективе», спаянном общей дисциплиной, схожими интересами и необходимостью заниматься полезной деятельностью (в нашем случае грызть гранит наук). Там бедовые ребята оказываются рядом с тимуровцами, малолетние хулиганы — со вчерашними юными красноармейцами («сынами полков») и ударниками производства. Опять же, известная дистанция между мальчиками и девочками способствует возникновению между ними, скорее, романтических, целомудренных отношений. А в целом все это призвано содействовать воспитанию нового, высококультурного поколения детей народа-победителя.

В тяжелейшие для Родины времена школьная реформа возрождала очень многое из дореволюционного педагогического опыта: экзамены (испытания) с письменными работами, пятибалльную систему оценок, ученические билеты, аттестаты зрелости, золотые и серебряные медали отличникам и хорошистам и, само собой, красивую форму. Фабрики, производившие обмундирование для армии, теперь шили сверхурочно для девочек коричневые платья, черные и белые фартучки с карманами для носовых платков, а для мальчиков — серые костюмы и фуражки (их украшали кокардами). Для всех вводились обязательные белые воротнички, подразумевавшие чистоту шеи и навык их регулярного пришивания. Тысячи километров белой ткани — она изначально была необходима каждому бойцу и командиру на подворотничок — пришлось выпустить ткацким фабрикам дополнительно.

Раздельное обучение требовало выделения зданий под женские и мужские школы, качественно иного подбора преподавательского состава. Следовало обеспечить педагогов одеждой и обувью, а кроме того, расширить сеть ремонтных и пошивочных мастерских для школьников.

Ознаменованная первым салютом в Москве победа в Орловско-Курской битве сократила число сателлитов Германии и тем самым высвободила немалые денежные средства по оборонным статьям бюджета.

11 августа 1943-го вышло долгожданное Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «О повышении заработной платы учителям и другим работникам начальных и средних школ». В области и края шли строгие указания местным властям: в первую очередь обеспечивать товарами первой необходимости, а также одеждой и обувью именно школьных преподавателей.

6 октября СНК утвердил проект организации Академии педагогических наук СССР с перспективной задачей сделать советское образование лучшим в мире.

А через полгода Совнарком учредил знак отличия для лучших педагогов «Отличник народного просвещения».

Окончание в следующем номере
Первое время реформа Владимира Потемкина «буксовала». О тревожных фактах в письме, адресованном ЦК Компартии, а также Сталину и Маленкову лично, в июле 1944-го сообщил секретарь Хабаровского крайкома Геннадий Борков: «Заканчивая 1943–44 учебный год, ученики седьмых классов средних школ г. Хабаровска на выпускных испытаниях по русскому языку очень плохо справились с письменной контрольной работой (более 50 процентов учащихся получили оценки 2 и 3)». (В 1944 году экзамены согласно начатой реформе сдавали впервые. — «Свой»)

Семиклассникам тогда дали задание подготовить во время урока изложение на тему «Куликовская битва» — по отрывку из повести Сергея Бородина «Дмитрий Донской». Главный вывод хабаровского партийного деятеля таков: «Они не знали события, о котором писали... Фразу Дмитрия Донского: «Братья, двинемся вкупе» — многие ученики поняли и написали так: «Дмитрий собрал войско в купЕ». Описание знамени, «на котором вышит золотой образ Спаса», один ученик понял так: «Поехал под знамя, на котором был вышит золотом образ святого Спаски».

Крайком созвал совещание преподавателей, которое пришло к смелому, чтобы не сказать «крамольному» для той эпохи, выводу: «Революционным штормом был вышвырнут из школы старославянский язык вместе с библейскими притчами и рассказами о древней русской истории, широко представленными в программе церковно-приходских школ, и вот уже новое поколение не может осознать и изложить исторические события».

В суровые дни войны письмо секретаря Боркова нашло понимание в аппарате ЦК. Завотделом школ ЦК ВКП(б) Николай Яковлев в записке Андрею Жданову отметил: «Времени на изучение истории в учебном плане средней школы отводится меньше, чем отводилось на него в гимназии, а между тем в нашей школе объем знаний предлагается больший, так как изучается история почти половины ХХ века».

Письмо из Хабаровска — не единственный отклик на затеянную Наркоматом просвещения РСФСР школьную реформу.

Как революционные (или все-таки контрреволюционные?) изменения воспринимались теми, ради кого старались учителя со своим наркомом? В моем личном архиве хранятся несколько удивительных писем, написанных курсантом Ленинградского мореходного училища родным в Хакасию. В датированном июнем 1944-го послании к отцу молодой человек рассуждал: «Зря, по-моему, «некоторые гражданские» говорят так: «учись, учись — инженером станешь, а не доучишься — офицером будешь». У нас сейчас проявляют большой интерес к повышению культурного уровня морского офицера. На каждом шагу можно услышать слова адмирала Нельсона (жизнь которого показана в картине «Леди Гамильтон»): «Нельзя стать хорошим морским офицером, не соединив в себе практического знания матроса с благородными привычками джентльмена». И я приветствую это. Давно пора взяться за наше воспитание. Ведь ты же знаешь, чему нас учили в школе. Школа давала нам только некоторое образование... Вот потому-то наша молодежь, выходя из школы, в большинстве своем видела только то, что пред ней «раскинулось море широко», а что «волны бушуют вдали», этого никто почти не видел. А сейчас, мне кажется, и в школах стало по-другому. Ведь разделение школы на мужские и женские гимназии тоже кое-что значит... Думаю, что и преподавание там тоже ново... Да, папа, я тебе хотел написать одну забавную вещицу... Ты знаешь, что сейчас морскому офицеру запрещено жениться на девушке, не имеющей хотя бы среднего образования? Это кажется маленько смешным, но вместе с этим это послужит неплохим средством для поднятия культурного уровня, хотя бы будущего нашего поколения. Ты должен согласиться, что в воспитании детей мать играет довольно большую роль».

Младшей сестре-школьнице брат строго наказал: «Лариса, знать нужно куда больше, чем то, что дает школа. А поэтому нужно самой серьезно заниматься... Ты же ведь знаешь, как смотрят на образованность человека. Пусть он будет силен в какой-либо отдельной области (хотя бы технике), но если он не ответит на такой мелкий вопросик: кто такой Эразм Роттердамский, — значит, он неуч, мало читал и т. д.».

Пробудить в школьниках интерес к чтению, литературе, истории были призваны новые учебники. За что же критиковали в прессе и на собраниях педагогов прежние издания?

Некогда трудившиеся над «Литературой ХХ века» Лидия Поляк и Евгений Тагер «неправильно и крайне упрощенно» понимали историю России, внушали школьникам, что «скудная действительность прошлого не давала материала для создания образов полноценного человека».

«Авторы учебника не подчеркивают национальных особенностей в творчестве русских писателей, — писали литературоведы, — они дают лишь общие характеристики в плане отвлеченного космополитизма. Так, Горький выступает в учебники не как великий русский писатель, борец за счастье и свободу России, а как абстрактный гуманист, борец за совершенного человека вообще».

Критики приводили дословные цитаты из произведений главного пролетарского писателя, которых явно не хватало вышеупомянутому учебному пособию, к примеру, монолог отставного солдата Пушкарева из повести «Жизнь Матвея Кожемякина»: «Что такое Россея — знаешь? Ей конца нет, Россеи: овраги, болота, степи, пески — надо все это устроить или нет, бесов кум? Ей — все нужно, я знаю, я ее скрозь прошел, в ней работы на двести лет накоплено. Вот и работай, и приводи ее в порядок». Или — слова старика Тяпы из горьковских «Бывших людей»: «Народ русский не может исчезнуть... ты народ-то знаешь — какой он. Он огромный... Сколько деревень на земле. Все народ там живет, — настоящий, большой народ. А ты говоришь — вымрет... Народ не может умереть».

От авторов-составителей требовали более подробного рассказа о литературных течениях дооктябрьского периода, в том числе о критическом реализме Куприна и Вересаева и даже о символизме Брюсова и Белого.

Учебник русской литературы для 8-го класса Николая Поспелова и Павла Шаблиовского, как полагали эксперты, «ставит развитие русской литературы в зависимость от западноевропейской. Авторы... не показывают самобытность и величие русской литературы».

Подготовленная Степаном Бархударовым «Грамматика русского языка», по мнению специалистов, была составлена «без учета воспитательного значения приводимого материала... ни в какой мере не способствуют воспитанию в школьниках патриотических чувств... Не использованы краткие изречения Александра Невского, Суворова, Кутузова, имеющие большое воспитательное значение».

В итоге решили организовать конкурс на лучшие учебные материалы. В качестве экспертов привлекли ученых и опытных педагогов. Затем учебники обсуждались на коллегии Наркомпроса РСФСР и утверждались лично наркомом просвещения. ЦК обязал республиканский Наркомпрос проверять на практике работы школ качество изданий, постоянно их совершенствовать, учитывая отзывы педагогов. И даже — «ввести в практику рецензирование всех учебников для школы на страницах центральных газет и специальных журналов».

В январе 1944 года был подготовлен к печати учебник по истории СССР на английском языке объемом в 22 печатных листа: советские торгпредство в Лондоне и посольство в США сообщили, что союзники вдруг заинтересовались русской историей, а английские издатели ее, по старой традиции, извращали.

И как же ценно было то, что важнейший пост в сфере просвещения страна доверила дипломату с солидным послужным списком! 20 ноября 1944-го, когда Красная Армия гнала врага за пределы родной земли, нарком Потемкин собрал II сессию Академии педагогических наук. На повестке дня стоял вопрос о самобытности русской педагогики и психологии. В преддверии победы республиканский совнарком (по предложению Наркомата просвещения РСФСР) издал постановление, которое предусматривало стимулирование в далеко не избалованной материальными благами учительской среде научных изысканий. Документ вышел под названием «Об установлении в Академии педагогических наук РСФСР денежных премий за лучшие научные работы по педагогическим наукам».

3 января 1946-го в Москве в большом зале Московской консерватории академия проводила заседание, посвященное 75-летию со дня кончины Константина Ушинского. Председательствовал академик Потемкин, который в своем слове о выдающемся педагоге сказал о том, что заветы Константина Дмитриевича, наконец-то, стали претворяться в жизнь: «Народность, как живая основа образования и культуры, школа, отвечающая запросам народных масс и действительно служащая их интересам; родной язык, как самое могущественное средство воспитания и обучения; широкое познание русской природы, русской истории, русской географии, литературы, искусства, — как важнейший элемент общего образования, как источник святой любви к Родине; подготовка учащихся к творческому труду — этому истинному призванию человека, этому делу чести, доблести и геройства; построение педагогики на научных основаниях; необходимость для учителя самой серьезной самообразовательной работы в продолжение всей преподавательской деятельности»... Все эти требования Ушинского звучат ныне как нельзя более современно. Для него самого они оставались только чаяниями. Для нас они являются руководящими принципами практической деятельности в области народного просвещения... Умирая, Ушинский произнес, обращаясь к близким: «Света! Побольше бы света!» В этих предсмертных словах — волнующий символ основного жизненного стремления великого русского педагога. Всю жизнь жаждал он света. Все силы положил он на то, чтобы пламенным горением своего духа, светочем свободы, знания и культуры рассеять мрак ненастного времени, когда суждено было ему жить», — говорил русский нарком просвещения притихшему залу.

Никто еще, конечно, не знал, что «путь к свету» самого докладчика совсем скоро, к несчастью для страны, оборвется. 23 февраля 1946 года сердце Владимира Потемкина остановилось.

Материал опубликован в апрельском и майском номерах журнала Никиты Михалкова «Свой»