Столетие начала Первой мировой войны и Октябрьской революции, 75-летие Победы в Великой Отечественной войне, наступающее тридцатилетие распада СССР снова обнажили кризис идентичности россиян. Где те точки, оперевшись на которые мы сможем заглянуть в будущее?

Человечество всегда нуждалось в чем-то, что могло бы закрепить его единство на уровне большой социальной группы. Единство было бы невозможно, не будь у людей такого свойства психики, как идентичность, которая дает возможность «привязать» человека к большому коллективу. Важнейшим ресурсом для создания и поддержания групповой, в том числе и общенациональной идентичности, является коллективная память, которая поддерживает солидарность в обществе, связывает историю страны нынешней и прошлой, создавая концепцию «единства в веках». Посредством коллективной памяти определенные пласты прошлого как бы легитимизируют настоящее.

Огромным объединяющим потенциалом обладают «места памяти», своеобразные «верстовые столбы» коллективной памяти. История этого термина связана с именем известного французского исследователя Пьера Нора. Под его началом около 130 французских ученых восемь лет, с 1984 по 1992 год, трудились над созданием семитомного произведения «Места памяти» (Les lieux de mémoire). Сам Нора говорил, что объединил под этим названием все самое ценное, что пока остается у французов о французах и Франции.

Сакральная география

«Места памяти» Пьера Нора не являются местами в узком, географическом смысле этого слова. В томах его издания можно найти статьи про французский национальный флаг, про «Марсельезу», про Жанну д’Арк, французское вино, французскую национальную библиотеку, французский образ жизни. Важно также отметить, что речь идет не столько о материальном ядре «памятного места», сколько об отражении его в общественном сознании. В частности, в статье про Верден в книге Нора описана не знаменитая битва Первой мировой войны, а воспоминания о ней.

«Места памяти», шире «сакральная география» — символ коллективной идентичности, «своеобразные точки пересечения, на которых складывается и концентрируется память сообщества». Самая главная их функция — сохранение групповой памяти. При этом далеко не первостепенное значение имеет то, произошло ли событие на самом деле. Здесь вспоминается пример «атаки мертвецов» во время обороны русской крепости Осовец от немцев в 1915 году. К столетию начала Первой мировой войны стали появляться «документальные» фильмы, проводились реконструкторские фестивали, посвященные героической контратаке отравленных газами русских солдат и офицеров. Однако любой специалист по истории мировой войны скажет вам, что никаких документальных подтверждений этому событию нет.

В 1983 году британский историк Эрик Хобсбаум писал, что только государственная власть изобретает традиции, способные поддерживать национальную идентичность, и только государство способно закрепить традиции путем постоянных символических действий. Отсюда еще одна характерная черта «мест памяти»: большое значение для их сохранения имеют праздничные церемонии и ритуалы, минуты молчания, шествия, возложение венков. Без государственной поддержки и постоянных церемониальных практик «места памяти» могут быть преданы забвению или снова возвращены в реальность.

Так случилось, например, с образом Жанны д’Арк — «Орлеанская дева» была фактически забыта уже к середине XVI века и оставалась известной исключительно на региональном уровне, однако впоследствии стала одним из самых узнаваемых национальных символов Франции. То же можно сказать и о Куликовом поле в России. По документам известно, что и власти, и местные жители знали о существовании этого урочища на протяжении всего Средневековья, однако только в XIX веке после проведения ряда праздничных мероприятий место сражения московского князя Дмитрия Донского и татарского военачальника Мамая, очевидно, стало одним из таких «мест памяти».

Опознавательные знаки

Как и многое другое, ныне существующее в европейской цивилизации традиция памятных мест пришла из древнегреческой культуры. Сочинения Геродота, Фукидида, Ксенофонта и прочих античных историков изобилуют упоминаниями о различных местах, имеющих определенные «опознавательные знаки» (например, колодец или сосуд), целью которых было напоминание о событиях (имевших место в истории или мифических).

Так, на месте знаменитого Фермопильского сражения, где небольшой отряд греков, ядром которых были 300 спартанцев, сумел надолго сдержать многократно превосходящие силы персидского шаханшаха Ксеркса I, находился памятный камень с эпитафией, приписываемой греческому лирику Симониду. Кстати, именно этот поэт был основоположником так называемого «искусства памяти», мнемоники, согласно которой запоминать событие легче, если оно ассоциируется с конкретным местом.

С наступлением Нового времени, в связи с нарастающей эффективностью государственных институтов, готовых объединять и мобилизовывать все более широкие слои населения, распространяются, опять-таки с подачи госвласти, идеи национализма. И вот тогда-то и наступает настоящий «звездный час» мест памяти, служащих основой для сохранения исторического сознания, без которого национальная идентичность просто невозможна. Множество географических точек Европы приобретают сакральное и символическое значение. Сегодня сложно представить себе англичанина, который не знал бы о Гастингсе, небольшом местечке южнее Лондона, недалеко от которого в 1066 году состоялось сражение, в результате которого норманны покорили остров. Вестминстер или Хартия вольностей, документ, впервые ограничивший власть короля, наконец, Шекспир, колонна Нельсона — это самый поверхностный, но очевидный ассоциативный ряд, возникающий у англичан в связи с Англией.

Проблемы российской памяти

Наша коллективная память до сих пор страдает от некоторой дискретности. После Октябрьской революции многое из прошлого оказалось выброшенным или маргинализированным. В противоположность этому после распада СССР многие достижения и памятные события советской эпохи также стали неактуальными. Россия — страна, которая наиболее остро ощутила противостояние между различными официальными версиями истории, ее наиболее распространенными трактовками и оценками, санкционированными государством и «контрпамятью», то есть ранее скрываемыми событиями истории.

Тут нужно сказать, что саму коллективную память по содержанию можно условно разделить на два вида. Первая — это память «новых наций», получивших свой суверенитет в XX веке и даже позже. Их историческое сознание было ранее памятью меньшинства, а стало основой идентичности нового независимого общества. По сути, речь идет о контрпамяти по отношению к историческим нарративам стран, в состав которых они входили до обретения независимости. При этом страны — правопреемницы бывших империй или наднациональных образований, как правило, сохраняют абрис официальной истории. И здесь историческое сознание становится полем для многочисленных конфликтов, демаршей и взаимных обид. Примеров можно привести много: отношение современных прибалтийских историков и поддерживающих их властей к официальному российскому взгляду на различные события ХХ века; постоянная ревизия исторического сознания, происходящая сейчас на Украине; взаимные «пикировки» в исторической политике между Польшей и Россией.

Другой вид исторической памяти, более близкий нам, основан на позитивном образе более чем тысячелетней независимой истории. В отличие от первого варианта, жертвенность страны в целом и жителей в отдельности здесь сведена к минимуму. Это память «старых наций».

Русский — один из крупнейших «разделенных» народов. Множество русских «мест памяти» находится за пределами сегодняшней России. Важной особенностью нашей исторической памяти является и то, что до начала XX века ни с позиции официальных властей, ни в широких слоях населения этнические различия между собственно русскими, белорусами и украинцами практически не выявлялись. Отсюда и некоторая двойственность в привязке «места памяти» к конкретному народу. Как можно, например, определить, является ли Киево-Печерская лавра российским или украинским «местом памяти», или, возможно, это то, что является «общим местом» в историческом сознании обоих народов.

Сегодня любому образованному соотечественника хорошо известны все ключевые российские «места памяти», представляющие самые разные эпохи — Могила неизвестного солдата в Москве, Бородинское поле, памятник Затонувшим кораблям в Севастополе и т.д. Тем не менее, совершенно необходима их формальная «каталогизация» и «легализация» на государственном уровне как это произошло, например, во Франции.