Сергей ВИНОГРАДОВ

25.05.2020

Его имя стало синонимом боевой доблести и несгибаемой воли полководца. В истории войн, пожалуй, ни одному командующему армией не довелось выдержать испытания, равные тем, которые с честью вынес в Сталинграде командарм Василий Чуйков.

Задор мальчишества

Его родное село называется красиво — Серебряные Пруды. Холмы и равнины, леса и водоемы — там всего вдоволь. Старинное поселение расположилось на реке Осётр, неподалеку от города Венёва. Чуйковы — потомственные крестьяне. Мужчины рода отличались недюжинной силой — настоящие богатыри, лучшие кулачные бойцы на Масленицу. Таким, к примеру, был Иван Ионович, отец маршала, проживший 93 года и трудившийся до глубокой старости.

У него было 8 сыновей, 4 дочери, да еще и престарелые родители на иждивении. А тут обрушились две войны, разруха, продразверстка... Выжить было непросто. Василий Чуйков трудился в поле с самого нежного возраста, жаловаться не привык, тягот не боялся. Крестьянская закалка помогала ему всю жизнь.

Сыновьям приходилось рано — кому в 12, кому в 14 лет от роду — уходить на заработки в город. Родитель отпускал их с таким наставлением: «Не зазнавайся, от беды народной не убегай. Живи честно, чтобы на старости не болели глаза, как у некоторых, от потерянной совести. Верь простым людям, а они поймут тебя, доверятся тебе, не подведут, не оставят в беде. В них вся сила! За дело народное не жалей себя».

Вот и Василий покинул отчий дом, дошел до самого Петрограда, там устроился в мастерскую учеником опытного кузнеца. Выковывал для кавалеристов шпоры «с малиновым звоном». В 1918 году поступил в Красную Армию. Его первое сражение прошло на московских улицах: в июле 1918-го мятеж левых эсеров едва не перерос в широкомасштабную бойню. Дальше судьба пошла, как поется в известной песне, «по военной дороге»: верный конь, буденовка, шашка да винтовка...

В Гражданскую сражался лихо. Доказательство тому — многочисленные ранения, в том числе след казачьей шашки на лбу (заметный на всех неотретушированных фото советского военачальника).

Проявив в боях смелость и изобретательность, стал командиром полка. На награды командование не скупилось: два ордена Красного Знамени, именные золотые часы и золотое оружие — редчайший набор для двадцатилетнего кавалериста.

Сотни молодых краскомов оказались после Гражданской в академических аудиториях, но за учебники всерьез взялись немногие, Чуйков — как раз из таких. Его считали невыдержанным, необузданным; горячая кровь и впрямь часто брала свое, рубака-командир не был меланхоликом. Только близкие друзья знали, что он не только человек действия, но и пытливый, увлеченный книгочей. Недаром по окончании основного курса академии поступил на мудреный Восточный факультет.

Недурно изучив китайский язык, надолго превратился в военного разведчика и дипломата, отстаивая интересы страны в Поднебесной. Оказалось, что Чуйков был способен не только махать шашкой и стремительные конные прорывы в тыл противника продумывать. В Китае и на советском Дальнем Востоке он провел несколько лет, став в результате военным советником и атташе при Чан Кайши.

Когда началась Великая Отечественная, первым делом телеграфировал в Москву: готов сражаться на передовой. Но в Кремле посчитали, что Василий Иванович особенно необходим в Китае. Рвался на западные рубежи, туда, где топтали нашу землю немецкие сапоги, однако на фронт его направили только летом 1942 года, в решающие дни войны.

Герой Сталинграда

12 сентября Василий Иванович возглавил 62-ю армию, которая стояла насмерть в Сталинграде. Через несколько дней немцы заняли поселок Купоросный, вышли к Волге. Так начиналась великая битва. Отрезанная от остальных советских войск армия обороняла заводские районы и центральную часть города. Многие заранее хоронили чуйковцев. Как они выстояли в сентябре и октябре 1942-го, понять, а тем более объяснить трудно. Сражаться приходилось за каждый метр.

Были дни, когда 62-я контролировала всего лишь несколько заводских корпусов да короткую береговую полосу на Волге. Командарм разработал тактику уличных боев. Были подготовлены штурмовые группы, напоминавшие то ли спецназ, то ли партизанские отряды. Они, как говаривал Чуйков, умели выковыривать врага лопатой, штыком и гранатой, пробиваясь среди руин. Незаменимой помощницей в подобных случаях являлась знаменитая ручная граната Ф-1, «Феня». Солдаты Фридриха Паулюса таких боев не выдерживали, их наступательный пыл постепенно выдыхался. Доблесть защитников Сталинграда оказалась сильнее тевтонской гордыни, а в рядах чуйковцев крепла вера в Победу. Страна славила героев-сталинградцев и повторяла, как молитву, слова Василия Чуйкова: «За Волгой для нас земли нет».

Как он остался жив? Это великая тайна и настоящее чудо. Сто раз гитлеровцы могли сравнять с землей его командный пункт, в двух шагах от него шли рукопашные бои, павших не успевали хоронить. Провидение хранило будущего маршала даже тогда, когда судьба сталинградцев висела на тонком волоске. Немцы педантично истребляли «обреченный отряд». Каждый день в миске супа генерал находил осколки вражеских снарядов.

14 октября гитлеровцы навалились на позиции 62-й армии всей своей мощью. Никогда Чуйков не видел прежде столь интенсивной бомбардировки. Противник целенаправленно бил по командному пункту. Лопнули бензобаки, горючее растеклось по блиндажам, начался жуткий пожар, бойцы задыхались. Придавленные обломками своего укрытия штабные офицеры погибали на глазах командующего. «Девять человек всмятку. Один выскакивает — ему ноги прижимает. Мы его два дня откапывали. Он жив. Его откапываем, а земля осыпается. Что, тут сердце не содрогнется? Оно содрогается, но ты виду не подай», — вспоминал Василий Иванович. В любой ситуации он держал спину прямо, уныния себе не позволял. Многие очевидцы заметили, что в Сталинграде Чуйков почти никогда не снимал перчаток, подозревали генерала во франтоватости, суеверии, еще в чем-то, а он просто скрывал экзему. Руки приходилось обматывать бинтами, а последние — скрывать в перчатках. Иногда и белую марлю люди принимали за «гусарский» аксессуар. А причина болезни — нечеловеческое нервное перенапряжение, которого не должны были замечать бойцы.

На развалинах Сталинграда многое решал выстраданный им принцип: «Командир должен быть с солдатом». Если бы он командовал с безопасного расстояния, берег себя, то вряд ли бойцы доверяли бы ему так безоглядно.

«На первом плане в моих размышлениях был солдат... главный участник войны. Порой он лучше знает психологию солдат противника, чем генералы, наблюдающие за боевыми порядками врага с наблюдательного пункта», — полагал командарм и такого же отношения к подчиненным требовал от своих комдивов. Из них Чуйков выделял троих, наиболее самоотверженных: Александра Родимцева, Ивана Людникова и Виктора Жолудева. В каждого из этой тройки солдаты верили без колебаний. В те осенние, самые напряженные дни Сталинградской битвы это было главным.

В разгар великого сражения земляки прислали генералу письмо и фотографию с уборки урожая: в поле — женщины и подростки, на телеге с зерном — колхозный возница, 76-летний Иван Ионович. На снимке подпись: «Помогаем, Василь, фронту, чем можем». Трудно представить, что чувствовал военачальник, читая это послание. Для каждого из нас Родина — это прежде всего образы детства. Он знал, за что сражается, ЧТО защищает на горячем снегу Сталинграда.

Все бившиеся там воины были уверены: этот генерал погибнет на руинах, но не отдаст врагам занятый русскими клочок земли. Чуйковцами восхищались все, а Константин Симонов написал:

Да, можно выжить в зной,

в грозу, в морозы,

Да, можно голодать и холодать,

Идти на смерть...

Но эти три березы

При жизни никому нельзя отдать.

И это были не просто высокие слова. Столь долгих и ожесточенных уличных боев история войн не знала. Траншеи гитлеровцев и красноармейцев располагались на расстоянии одного броска гранаты, что нивелировало вражеское превосходство в авиации: той осенью немцы опасались бомбить город, чтобы не попасть по своим. Через месяц изматывающего противостояния 62-я армия, несмотря на потери, держалась образцово. Солдаты видели, что у неприятеля тоже силы на исходе, верили, что помощь придет. Нужно было продержаться. Командарм не обманул: 19 ноября началось контрнаступление Красной Армии, с севера и с юга по позициям Паулюса ударили войска Николая Ватутина и Андрея Ерёменко. Чуйковцам стало легче.

Попавший в плен фельдмаршал спросил у Чуйкова: «Господин генерал, а где находился ваш командный пункт?» «На Мамаевом кургане», — был ответ. Паулюс помолчал и грустно произнес: «Вы знаете, разведка мне докладывала, но я не поверил».

Сталинградская победа перевернула ход войны. Но в 1943-м Ставка награждала полководцев довольно скупо. За массовый героизм 62-я армия получила почетное наименование 8-й гвардейской. В народе же к тому времени ее воинов уже давно называли чуйковцами, и это, конечно же, радовало командарма.

Никто из генералов по итогам сталинградской эпопеи не стал Героем Советского Союза. Чуйков получил орден Суворова 1-й степени.

На Берлин

Две Золотые Звезды Василий Иванович заслужил в тяжелых боях на Украине и в Польше. А потом сыграл ключевую роль во время штурма Берлина. Гвардейцы Чуйкова прорвали оборону на Зееловских высотах, на берлинских улицах пролагали себе путь среди развалин так же, как в Сталинграде. Там, где дрались чуйковцы, враг отступал. Вновь и вновь приходилось пробивать себе путь среди каменных глыб с помощью испытанной «Фени». Как и прежде, в уличных боях им не было равных. Кто выстоял в Сталинграде, тому Берлин не страшен.

Именно «генерал штурма» Чуйков вел затяжные переговоры с последним начальником гитлеровского генштаба Гансом Кребсом. Беседовали по-русски, вспоминали Москву и Сталинград, пили чай. Когда проголодавшийся немец схватился за бутерброд, наш военачальник заметил, что у него дрожат руки. Ответ русского генерала был твердым: «Только безоговорочная капитуляция Германии!» В тот же вечер Кребс застрелился, а Чуйков и его бойцы продолжали свой путь, покуда над всеми берлинскими высотами не взметнулись красные знамена Победы. Ранним утром 2 мая к нему заявился комендант Берлина генерал Гельмут Вейдлинг, чтобы подписать капитуляцию и сдаться в плен с остатками штаба.

«Прах похороните на Мамаевом кургане»

Рассказывать о войне он любил и умел. Никто из Маршалов Советского Союза не оставил столь же богатого письменного наследия: Василий Иванович посвятил мемуарам полтора десятилетия. Конечно, ему помогали — редактировали, стилистически шлифовали его воспоминания, но основа там — чуйковская, на каждой странице — его боль, его память, его судьба, такое подделать невозможно. За внешней суровостью он скрывал чистую душу воина. Когда на встречах с ветеранами обращался к боевым товарищам: «Братцы мои, сталинградцы», — глаза бывшего полководца светлели.

Летом 1981 года он написал завещание, которое касалось не имущества, но чего-то более важного. Речь шла о последнем пристанище: «Чувствуя приближение конца жизни, я в полном сознании обращаюсь с просьбой: после моей смерти прах похороните на Мамаевом кургане в Сталинграде... С того места слышится рев волжских вод, залпы орудий и боль сталинградских руин, там захоронены тысячи бойцов, которыми я командовал».

Так и остался он с ними, солдатами. На памятнике высечено: «Есть в огромной России город, которому отдано мое сердце... Он вошел в историю как Сталинград».

Там есть памятник «Ни шагу назад» — обобщенный образ вставшего на пути врага, заслонившего собой Родину-мать русского солдата. Так вот у этого воина — лицо Василия Чуйкова! Скульптор Евгений Вучетич не случайно придал изваянию эти черты, он прекрасно знал, кого сталинградцы считали своим отцом-командиром.

Материал опубликован в журнале «CВОЙ» Никиты Михалкова. Февраль, 2020