Лагерь, война, Лукоморье
09.02.2013
Будущий легендарный директор Пушкинского заповедника родился в Петергофе, городе-музее, что, кажется, предопределило всю дальнейшую судьбу. Семен Степанович вспоминал: «Родился в Петергофе, здесь окончил гимназию и тогда же увидел живой музей Марли, он меня покорил».
1921-1925 годы — учеба в Петроградском университете на литературно-художественном отделении факультета общественных наук по специальности историк-искусствовед. Лекции в университете читали виднейшие ученые и архитекторы А.Н. Бенуа, К.К. Романов, И.А. Орбели, С.Ф. Платонов, Н.Я. Марр.
В 1925-1938 годах Гейченко работает в Петергофе, в 1939-м становится научным сотрудником «Пушкинского дома». До начала войны он несколько раз посетил Михайловское, но вряд ли мог представить себе, что спустя несколько лет начнется его долгий и подвижнический труд по восстановлению Пушкинского заповедника.
Но прежде были лагерь и война… В июле 1941 года по ложному доносу Гейченко был приговорен к 10 годам лишения свободы. Среди прочего его детские воспоминания о колокольном звоне, величественной церковной службе, забытых советской властью праздниках были объявлены «антисоветской пропагандой и восхищением царским режимом». Колокольный звон станет своеобразным мерилом твердости его характера в те годы, когда вопреки атеистической пропаганде директор Пушкинского заповедника с удивительной настойчивостью будет восстанавливать православные часовни, увенчанные крестами, и собирать колокола, чтобы однажды водрузить их на колокольню Святогорского монастыря.
В августе 1943 года Гейченко попадает на фронт, в боях под Новгородом теряет руку. В августе 1945 года его назначают директором Пушкинского заповедника. О том, что представлял собой после освобождения «приют спокойствия, трудов и вдохновенья», красноречиво свидетельствуют и «Акт Государственной Чрезвычайной комиссии по расследованию разрушений и злодеяний немецко-фашистских захватчиков, совершенных на территории Пушкинского заповедника», и рассказы самого Гейченко, опубликованные впоследствии в сборнике «У Лукоморья»: «…Саперы работали в заповеднике почти пять лет. И все же даже после 1949 года находили фашистские дары. В ограде Святогорского монастыря, особенно сильно заминированного немцами, нашли мину в 1953 году! Уходя из Михайловского, эсэсовцы бахвалились: «Если мы уйдем — ваша земля будет за нас воевать еще пятьдесят лет!» Уже в июне 1947 года в Михайловском был открыт для посетителей возрожденный «Домик няни». Спустя два года — экспозиции в Успенском соборе Святогорского монастыря и Доме-музее Пушкина в Михайловском. 20 августа 1962-го открылся уничтоженный еще в годы Гражданской войны Дом-музей Осиповых-Вульф в Тригорском. 4 июня 1977-го — Дом-музей Ганнибалов в Петровском. 31 мая 1986-го — музей «Водяная мельница в Бугрово». Последним творением Гейченко стала сдача в эксплуатацию в 1992 году Научно-культурного центра в поселке Пушкинские Горы.
Параллельно в Пушкинском заповеднике велась огромная работа по восстановлению усадебных флигелей, утраченных часовен на Савкиной горке и в Михайловском, установке памятных каменных крестов, работы по реставрации Святогорского Успенского монастыря и могилы поэта.
Особое внимание Семен Степанович уделял пушкинскому наполнению ландшафтов заповедника. Эта была именно та сфера его деятельности, благодаря которой для многих Михайловское превратилось из рядовой усадьбы в сказочное Лукоморье, буквально пронизанное пушкинскими образами и рифмами. Примечательным примером его методики «инструментирования» пространства является ландшафтная экспозиция пушкинской элегии «…Вновь я посетил». «Ветряная мельница», «опальный домик», «холм лесистый», «три сосны» попадают в число особых, избранных самим автором примет и символов поэтического Михайловского. После смерти Пушкина Василий Жуковский обнаружил это стихотворение в рукописях поэта и дал ему свое, весьма точное название «Снова на родине». Для тех паломников, которые в ХIХ веке приезжали в Михайловское, именно эта элегия стала своеобразным авторским путеводителем. Потому, что они стремились к встрече с поэтом — а не с помещиком — Пушкиным.
«Первый паломник» (по определению Гейченко) Александр Тургенев, сопровождавший в 1837 году гроб с телом поэта из Петербурга в Святые горы, сразу по возвращении в столицу написал письмо П.А. Осиповой (Вульф). В нем он просил хозяйку Тригорского написать «пером дружбы» о любимых пушкинских соснах. Он же посоветовал ей сделать два рисунка. Первый — с изображением могилы поэта, второй — с изображением сосен. Осипова исполнила просьбу Тургенева. С этих рисунков фактически началась иконография Пушкинского уголка и музейная жизнь пушкинских сосен. К ним шли, их искали, их растили и облагораживали все поколения паломников. Старые сосны умирали, но на их месте, на их корнях высаживали новые. Музей под названием «Три сосны» не менее, а может быть, более значительный, нежели дом-музей в Михайловском, продолжает жить и в наше время.
Когда осенью идешь из Михайловского в Тригорское, шум листьев под ногами напоминает шелест листков поэтического сборника. Возникает поразительное ощущение: ты выпадаешь из реальности и оказываешься внутри лирического произведения. Ритм шагов совпадает с ритмом пушкинской элегии, устанавливая почти мистическое созвучие между словом и реальностью. Более того, здесь именно слово выступает в качестве главного созидающего хранителя пушкинского уголка. Эту специфику русского литературного заповедника хорошо понимал и активно созидал выдающийся музейщик Гейченко.