Денис СУТЫКА

05.12.2019

Юбилейный год в главной театральной сокровищнице страны — ​Государственном центральном театральном музее имени А. А. Бахрушина выдался насыщенным. К 125-летию музея в Новом Манеже открылась выставка «Театр.Rus», по всей стране в рамках Года театра были представлены передвижные экспозиции. Генеральный директор музея Дмитрий Родионов, объездивший почти всю Россию с «Театральным марафоном», поделился с «Культурой» впечатлениями от Года театра, рассказал о редких и самых дорогих экспонатах, а также признался, почему не может бродить в музее по ночам.

культура: Год театра подходит к концу. Вы входили в оргкомитет, какие остались впечатления?
Родионов: Год театра объявили осенью 2018-го, и времени на фундаментальную подготовку, мне кажется, у многих структур и организаций просто не было. Планы иногда верстали быстро, что, естественно, не шло на пользу дела.

Тем не менее уникален масштаб и количество мероприятий, которые удалось провести по всей стране. Это касается и общегосударственных мероприятий, осуществленных под руководством оргкомитета Года театра в России во главе с Ольгой Юрьевной Голодец, и программы всероссийских театральных форумов, которые проводил в течение года Союз театральных деятелей, а также колоссальных программ регионов.

Мне довелось принять участие во многих событиях Года театра по линии оргкомитета, СТД, Бахрушинского музея и видел большое количество мероприятий во многих городах России, от Владивостока до Сыктывкара. Немало осталось в памяти. Например, первый раз в жизни увидел Владивосток — ​потрясающий город, находящийся на сопках бухты Золотой Рог, с замечательным мостом на остров Русский. Сам город необыкновенно красивый, с почти южным ландшафтом. С хорошими музеями, уникальными театральными комплексами, в том числе Приморской сценой Мариинского театра. Мы открывали во Владивостоке выставку «Истоки и рождение российского театра». Впервые она была показана в декабре 2018-го на открытии Года театра в Ярославле, где прошла встреча президента России Владимира Путина с театральными деятелями. Договорились с Федеральным центром гастрольной деятельности, что она проедет по всему маршруту «Театрального марафона», что и произошло.

«Театральный марафон» прошел через всю страну, причем не только по столицам федеральных округов: внутри каждого региона тоже была своя сетка. Фактически вся театральная Россия в этом году находилась в постоянном движении. Гастроли — ​неотъемлемая часть жизни театрального коллектива. Это не только демонстрация своей афиши и возможностей труппы, но и творческие контакты. Без новых эмоций и зрителя, без обмена результатами своего труда с коллегами из других регионов театр может закиснуть, заскучать. В советское время гастроли были нормальной практикой, Министерство культуры СССР занималось ежегодными гастрольными планами. Аналогов «Театральному марафону» в новейшее время я не припомню. Если система укрепится, будет поддерживаться Министерством культуры РФ, это станет большим достижением Года театра.

культура: Принято считать, что основная театральная жизнь кипит в столицах. В рамках «Театрального марафона» Вы посмотрели множество спектаклей провинциальных коллективов…
Родионов: Творческая разноуровневость присутствует, но я бы не стал делить театр на провинциальный и столичный. Важен другой критерий: талантливый или не талантливый. В этом отношении провинция ничем не отличается от столиц. В регионах много ярких трупп. Я увидел столько замечательных театров, что, боюсь, все интервью займет их перечисление. Если кратко, то это мои любимые казанские театры — ​Театр имени Камала, Театр имени Качалова. В Грозном на Первом фестивале национальных театров «Федерация» была представлена блестящая коллекция спектаклей национальных театров: от Коми и Дагестана до Марий Эл, Татарстана и Башкирии. Это достойные коллективы, живущие в совершенно разных условиях. Если в Татарстане у театра большая аудитория, то, например, в Дагестане у некоторых национальных театров зрителей мало, и это проблема. Но сам факт, что коллективы плодотворно работают, отраден.

культура: Публика сегодня ходит в театр?
Родионов: Труппы вступают в диалог с аудиторией, и в этом разговоре происходит то, ради чего театры вообще существуют: живой эмоциональный контакт. Вокруг сплошное виртуальное пространство, и люди, в особенности молодежь, отвыкли от нормального человеческого общения. Театр же говорит о тебе, твоих проблемах, пробуждает эмпатию. Это, кстати, касается и музеев. Публика стала чаще ходить к нам, потому что музей тоже предлагает живой контакт — ​с артефактом, предметом искусства, подлинной вещью. Это особая форма энергетического общения, которую невозможно заменить никакими цифровыми технологиями.

культура: Если верить статистике, около 10 процентов россиян посещают театр. Подозреваю, лишь какая-то часть из них заглядывает в Театральный музей имени Бахрушина.
Родионов: Сразу разрушу легенду о том, что театральным музеем интересуются только театралы. Это не так. К нам приходит много людей, которые еще не были в театре, и мы надеемся, что после посещения нашего музея они все-таки там окажутся. В первую очередь это касается школьников. В рамках школьной программы мы проводим лекции, экскурсии, связанные с нашими выдающимися писателями, поэтами и драматургами.

Естественно, часто приходят люди театра и науки, для них посещение нашего музея — ​необходимая культурная и профессиональная потребность. Мы стараемся расширять аудиторию, ведь даже не все театральные деятели слышали о Бахрушинском музее. Начинаем просвещать еще со студенческой скамьи, вовлекаем в нашу орбиту воспитанников театральных вузов, чтобы они уже с первых курсов знали про уникальное национальное сокровище театральной истории.

Внушительная часть нашей постоянной аудитории — ​люди взрослые, состоявшиеся, из них немалая доля — ​пенсионеры, это особая категория посетителей, многие из них многие из них «живые энциклопедии» по истории театра XX века. На открытии выставки «Театр.Rus», после официальной части ко мне подошла дама преклонных лет, сказала, что все понравилось, но спросила, почему, мол, по Камерному театру нет таких-то портретов и фотографий. Другая посетительница спросила то же самое, но про Малый театр. Я пытался деликатно объяснять, что выставка — ​не энциклопедия, а жесткий отбор материалов, ограниченный как самим пространством, так и тематической направленностью проекта. У нас нет задачи выставить одновременно все полтора миллиона предметов из нашей коллекции. Но сам факт, что люди знают и спрашивают, является показателем их интереса к истории российского театра.

Сейчас мы активно работаем над расширением так называемой случайной аудитории. Важно, чтобы подобные зрители стали постоянными гостями. Музеи и театры думают над форматами вовлечения. Создаются клубы друзей, секции для школьников, проводится научно-просветительская работа, включающая в себя лекции, мастер-классы, спектакли, концерты, какие-то необычные акции. Например, в этом году мы придумали проект «Я тебе не бабушка!», рассказывающий о любви наших смотрителей к своей работе. Тема оказалась актуальной, доброй, теплой и нашла самую широкую поддержку. Как итог, о музее услышали те люди, которые о нем никогда не знали.

культура: Каков он, среднестатистический смотритель музея?
Родионов: Зрители привыкли не замечать смотрительниц — ​это практически невидимая работа. А вот что держит людей на скромной должности? В основном какая-то личная, глубокая и давняя любовь к искусству. Кто-то трудился бухгалтером, экономистом, иногда даже в театре, и когда подошло время пенсии, появилась возможность наконец-то исполнить мечту. Я рад, что им нравится работать в нашем музее. Это очень симпатичные, доброжелательные люди, с горящими глазами. В основном женщины после 55, как правило, с одним или двумя высшими образованиями, влюбленные в мир искусства, с положительной человеческой энергетикой.

культура: Могли бы Вы назвать самые интересные и редкие экспонаты из коллекции музея?
Родионов: Вся наша коллекция представляет общемировую ценность. Фондовые коллекции разделены тематически и жанрово. Есть театрально-декорационный фонд, мемориально-вещевой, фонд афиш и программ, архивно-рукописный, книжный, детских и кукольных театров, фотонегативы. Сам спектр фондовых коллекций говорит о том, что у нас комплексное хранение всех артефактов. Этот принцип был заложен еще Алексеем Александровичем Бахрушиным.

Из уникальных материалов, относящихся к театрально-декорационному искусству, можно назвать коллекцию по русскому театральному авангарду, включающую в себя все первые имена — ​Гончарову, Попову, Родченко, Эйзенштейна и так далее. Дягилевские сезоны также представлены всеми знаковыми художниками, в том числе Бакстом и Бенуа. Особенно трепетно отношусь к художникам-декораторам Императорских театров. У нас много эскизов, сделанных Гельцером, Шишковым, Бочаровым, Брауном, Роллером.

Алексей Александрович страстно любил классический танец и собирал балетные туфли. Благодаря ему у нас есть пуанты с автографами Павловой, Карсавиной и других выдающихся русских балерин второй половины XIX — ​начала XX века. В советское время сотрудники музея продолжили собирать эту коллекцию.

культура: Какие самые дорогие экспонаты?
Родионов: Музейные предметы в основном оценивают, когда их нужно застраховать. Например, когда мы отправляем работы на выставку в другой регион или за границу. Тогда наша экспертная комиссия оценивает для страховой компании стоимость предмета. А так у нас нет бухгалтерской ведомости, где записано: «Картина Репина — ​1000 рублей». Сейчас, кстати, мы отправляем портрет Мамонтова кисти Репина на выставку в Париж, и эксперты оценили работу в миллион евро. Безусловно, с моей точки зрения, предметы искусства не имеют стоимости. Они бесценны. И не только для меня, а для всех, потому что это общенациональное культурное достояние.

культура: Можно ли сегодня встретить на мировых аукционах предметы, связанные с историей российского театра?
Родионов: Безусловно. Подобные вещи появляются на аукционах как в России, так и за рубежом. Другое дело, что наш музей пока не располагает достаточными средствами. Это не значит, что ничего не покупаем, но, как правило, речь о единичных случаях. Иногда свою роль играет везение, порой — ​системная работа музея с тем или иным владельцем. Например, несколько лет назад благодаря одной даме, живущей в Париже и хорошо знающей наш музей, удалось купить уникальный портрет Таирова, написанный Гончаровой. Целый год ждали денег от Министерства культуры России на его приобретение. Благо владелица согласилась подождать. Сейчас до конца года надеемся приобрести еще кое-что интересное. Расскажу об этих уникальных артефактах в январе, когда завершится процедура покупки. Но чаще всего мы не приобретаем вещи, а получаем их в дар.

культура: Вы долгое время руководили музыкальными театрами. Почему вдруг решили возглавить театральный музей?
Родионов: Профессиональная биография началась в моем любимом Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. В 91-м, когда театр разделился на два коллектива, меня выбрали директором «Новой оперы». Потом почти девять лет работал в Большом театре. Затем очень недолго — ​в «Геликон-опере». И через какое-то время Михаил Ефимович Швыдкой предложил мне возглавить Музей имени Бахрушина. Я согласился, потому что всегда испытывал слабость к научной и исследовательской работе. Мечтал сидеть в фондах, изучать подлинники, корпеть над статьями. Кстати, когда трудился в Большом, участвовал в организации выставки к 225-летию театра. Идея принадлежала Сергею Бархину, художником был Борис Мессерер, а мы с Виктором Березкиным выступили сокураторами. Уже тогда Виктор Иосифович пытался подтолкнуть меня к исследовательской работе. Предлагал заняться творчеством Карла Вальца, по которому я в итоге защитил диссертацию.

Мне показалось заманчивым воплотить в музее свои давние мечты. С одной стороны, я очень сильно заблуждался, времени на научную работу остается не так много, как хотелось бы, с другой — ​в целом это было правильное решение. Для меня работа в музее — ​большая творческая радость.

культура: Вы уже почти 13 лет возглавляете Бахрушинский музей. Как тихая жизнь среди артефактов отразилась на Вас?
Родионов: Представления о музее как о тихом и спокойном месте немного наивны. Здесь тоже кипят страсти: своеобразный театр, немного отличающийся по внутреннему устройству. Музей за эти годы прирос новыми филиалами. Резко увеличились инфраструктурные возможности. В 2019-м был утвержден проект музейно-театрального квартала «Бахрушинский», который включает в себя реконструкцию всех объектов нашего комплекса. Если все будет хорошо, то к 2022 году музей совершенно преобразится. За всем этим стоит колоссальный труд. Например, в этом году мы подготовили и представили по всей стране более 90 выставок — ​во многом благодаря Году театра. В течение года продолжали акцию «Сохраним историю российского театра для потомков», в рамках которой получили от региональных театров множество материалов в нашу коллекцию. Провели большое количество научных и практических конференций по творческому обмену с людьми, которые в нашей стране занимаются театральными коллекциями. До конца декабря в музее будет работать выставка «125 шедевров Бахрушинского музея», на ней представлены редкие автографы, рукописи, театральные костюмы и личные вещи, принадлежавшие Михаилу Щепкину, Марии Ермоловой, Федору Шаляпину, Матильде Кшесинской, Галине Улановой.

культура: Кстати, у Вас никогда не было желания побродить ночью в пустых музейных пространствах, остаться наедине с артефактами?
Родионов: По ночам не бродил, потому что для этого нужно снимать сигнализацию.

культура: То есть и Вас выгоняют?
Родионов: (Смеется.) Конечно. Порядок есть порядок. У нас несколько рубежей безопасности. А вот, например, в выходной, когда в музее никого нет, я частенько брожу по нашим экспозициям. Изучаю уже хорошо знакомые предметы, и каждый раз нахожу в них что-то новое. Это бесконечный процесс. Словно перечитываешь старую любимую книжку и открываешь в ней иные смыслы. То же самое с любым музейным предметом. Ты приходишь в разном настроении, взгляд по-иному смотрит на ту же картину… Ведь что отличает талантливое художественное произведение? Бесталанное — ​плоская бумажка, а талантливое — ​стопка бумаг. Гений делает эти слои бесконечными. По той же причине люди неоднократно ходят к одной и той же картине, удовлетворяя потребность в продолжении диалога, открытии нового контекста, смысла, интонации, нового чувства. Это удивительный процесс, я бы назвал его процессом радости жизни.

Фото на анонсе: Антон Кардашов/mskagency.ru