15.05.2015
культура: Родители не противились тому, что Вы стали художником?
Коркин: Вовсе нет. Папа сам рисовал, хотя работал шахтером. А еще — был немного спортсменом и чуть-чуть музыкантом. Вот и я в школе посещал все кружки: и театральный, и на баскетбол ходил. Впоследствии это пригодилось: например, спорт помогает понять, как движется тело — его механику. А занятие театральным искусством — осознать, что и в иллюстрации, и на сцене не может быть вялого жеста: каждое движение должно отрабатываться до конца.
культура: Подмостки не манили?
Коркин: Было дело. Но знакомые режиссеры отговорили. Сказали, мол, смотри, сколько голодных актеров в стране — и ведь среди них немало талантливых. Тем не менее, пошел после института на эстраду. Ездил с ансамблем «Зодчие». Приходилось работать и администратором, и осветителем, и художником, и конферансье. Как-то были на гастролях вместе с Ириной Понаровской и Роддом Вейландом. Я объявлял номера, а между ними делал наброски. Понаровская посмотрела и говорит: «Ты не знаешь цены тому, что у тебя в руках. Займись иллюстрацией».
культура: Послушались?
Коркин: Да. Пришел в издательство: хочу книжки делать. Точнее — сказки. А мне отвечают: братец, сказки еще заслужить надо. И действительно — пришлось ждать шесть лет. А самая первая книжка была, на всю жизнь запомнил, — «Куда ведут пьянство и беспечность». Корпел над ней год. Соорудил 25 вариантов. А потом выяснилось: редактор не хотел ее принимать, потому что имел на меня какой-то зуб. Вторая книжка, кстати, тоже была любопытная: «Петь годы не мешают». Cделал за неделю. И понеслось...
культура: А первую сказку помните?
Коркин: «Куда девался снег». Автор — Октав Панку-Яшь. Как услышал, скривился. Говорю: «Ребята, что это вообще?» А мне: «Ну ты и борзый парень! У нас годами в очереди стоят, ждут хоть какой-нибудь заказ».
культура: А почему сказки?
Коркин: У детей более чистое восприятие мира. И с ними нельзя юлить: не получится сказать — мол, я так вижу. Как устроено современное искусство? Носится голый мужчина и утверждает, что он собака. Но ребенку в подобном ключе собаку не изобразишь: не поверит. Будь уж добр — рисуй, как надо. Понятно, формальные поиски в искусстве продолжаются, я к этому отношусь нормально. Однако зачем нам перепевы того, что уже было в Европе, Америке?
Вообще, иллюстратор прежде всего — слуга писателя. Главным в книге является текст.
культура: Слышала, что Вы, пытаясь придумать, как нарисовать улыбку коровы, целый месяц наблюдали за стадом...
Коркин: Было такое. Смотришь, как коровы улыбаются и как — человек. А потом пытаешься соединить это вместе. Частенько приходится придавать животным черты известных тебе людей. Например, одну знакомую изобразил в виде козы. Потом подарил ей книжку. А себя с женой — в роли букашек. Кстати, диснеевские мультипликаторы всегда держат под рукой зеркало. Чтобы, рисуя персонажей, переносить на них свою мимику. Так получается передать множество психологических нюансов. Не люблю, когда герои застывшие — словно дрын проглотили. На картинах Микеланджело, да Винчи, Джотто, Курбе люди, даже изображенные в статичном положении, все равно будто в движении. Идеальный покой — это смерть.
культура: Что самое сложное в работе?
Коркин: Найти образ. В это время ко мне лучше не подходить: кричу, рычу... Бывает, правда, образ начинает вдруг диктовать художнику. Ты придумал его в одном ключе, а он все время норовит уйти в сторону: выделывает непредсказуемые вещи.
культура: Почти как Татьяна у Пушкина. Кстати, Вы ведь иллюстрировали Александра Сергеевича.
Коркин: Он для меня счастливый автор. Сделал первую книгу — стал лауреатом Государственной премии Удмуртской республики. Вторую — лауреатом Международного конкурса, посвященного 200-летию со дня рождения Пушкина. Третью — дипломантом Всероссийского конкурса.
культура: А не страшно браться за его произведения — все-таки к ним обращалось немало художников?
Коркин: Нужно искать свой подход. Скажем, когда работал над иллюстрациями к «Сказке о рыбаке и рыбке», старуху рисовал со своей первой жены (смеется).
культура: Она знает об этом?
Коркин: Не думаю. Вообще, эту книгу я бы дарил молодоженам на свадьбу. Чтобы понимали, что будет дальше. Ведь герои не старые: они вместе тридцать лет и три года. Значит, им около пятидесяти. Может быть, старуха взбеленилась от того, что старик чересчур к ней привык?
культура: Вы еще и Волкова иллюстрировали?
Коркин: Да, «Урфина Джюса и его деревянных солдат» и «Волшебника Изумрудного города». Сам Леонид Владимирский благословил. Встретил меня на международной выставке, где я как раз показывал «Урфина Джюса», взял за шкирку и привел в Российский фонд культуры. Говорит: посмотрите работы мальчика. Они взглянули на рисунки к Пушкину и отправили их на Международный конкурс. Так с легкой руки Владимирского я стал лауреатом.
культура: Отказывались когда-нибудь от работы?
Коркин: «Мастера и Маргариту» не взял. Проклятая книга. После того, как ее сделают, или с ума сходят, или творчески выгорают. Актеры, кстати, тоже ее боятся. Неудивительно: Булгаков написал своеобразный гимн сатане — Воланд получился у него довольно обаятельным. Однако с этими ребятами, как известно, шутки плохи.
культура: Что еще, кроме иллюстрации, приносит радость?
Коркин: Много времени уделяю студентам — стараюсь передать то, что знаю. Вот недавно звонил один из них, Илюха. Когда я развелся с первой женой, то оставил ей квартиру, а сам перебрался на дачу — тогда еще жил в Удмуртии. Как-то раз пришел местный паренек и говорит: «Владимир Петрович, научите рисовать. Иначе окончу школу, сяду на трактор, и вынесут меня с него вперед ногами». В общем, стал приходить ко мне вместе с сестрами. Позже Илья окончил училище в Суздале по специальности кузнец-реставратор. Теперь учится в Петербурге, делает очень хорошие вещи по металлу. Так что передавать опыт всегда приятно. Многие мои однокашники — а им уже по 60 лет — медленно ждут смерти. А я общаюсь со студентами и чувствую: чем больше отдаю, тем больше получаю взамен.