Татьяна УЛАНОВА, Армения

02.07.2015

4 июля исполняется 85 лет со дня рождения замечательного актера Фрунзе Мкртчяна. Сложно представить, сколько людей прислали бы телеграммы, позвонили и приехали в Ереван, чтобы поздравить Фрунзика, как называли его в СССР. 

Нет уже той страны, ушел из жизни Мкртчян. Но любовь к артисту не погасла — настоящее чувство не боится времени, не измеряется расстояниями, не делится по национальному признаку и не признает границ. Ну а для армян Фрунзик-джан — разумеется, национальный герой.

Скульптурная группа «Мужчины» в центре Еревана напоминает об одноименной кинокартине Эдмонда Кеосаяна. В Тбилиси и Дилижане увековечены в бронзе персонажи фильма «Мимино». Рестораны «Кавказская пленница» есть в России, Армении, Молдавии. В армянских городах установлены памятники актеру, его именем названы улицы. На родине Фрунзика Мкртчяна — в Гюмри — работает дом-музей. 

Открыть его девять лет назад помог младший брат актера Альберт Мушегович. Спустя год экспозиция обогатилась благодаря внучке Фрунзика Ирэн, живущей в Аргентине. 

От автостанции до музея — четверть часа пешком. Девять человек опросила — никто не знает улицу Руставели. Потом уже в Ереване кто-то скажет: «У нас города маленькие, люди не запоминают названия, а ориентируются по каким-то только им ведомым признакам...» 

В Александрополе-Ленинакане родились Ольга Чехова, Георгий Гурджиев, Эдмонд Кеосаян, Светлана Светличная. Но дома-музея удостоен только Фрунзик Мкртчян. Полдороги к «храму искусств» — в буквальном смысле базар: тут и абрикосы-черешня, и пластиковые тазы, и топоры с молотками, и тапочки с халатами. А попадаешь на улицу Руставели и просто застываешь в изумлении — будто только вчера, а не в 1988-м произошло землетрясение. Полуразрушенные здания, разбитая проезжая часть... 

В Армении сейчас тяжелое положение, сетуют жители: маленькие пенсии и зарплаты, высокий уровень безработицы. Слава Богу, музей Фрунзика функционирует уже девять лет. Билетов нет — кто хочет, опускает драмы в ящик для пожертвований. Альберт Мкртчян поддерживает, мэрия Гюмри помогает, платит сотрудникам. А итальянец-бизнесмен, живущий по соседству, чинит вечно протекающую крышу.

— У него здесь собственный бизнес, — объясняет директор Шогик Мелконян. — Он выкупает старинные здания. Наш дом тоже ХIХ века, и творчество Фрунзика сосед очень любит.

На первом этаже — кинозал, на втором — мемориальная часть, даром, что в этом доме семья Мкртчянов никогда не жила. Здесь была хашхана, куда люди приходили есть армянский хаш. Фрунзик обожал это местечко, бывая в Ленинакане, непременно заходил сюда.

— А дом актера не сохранился? 

— Почему же? Он в центре города, на улице Мгера Мкртчяна. Там семья жила до 50-х годов. Но государственную квартиру надо было сдать, чтобы в Ереване получить другую. К сожалению, сделать музей в том доме невозможно — у нынешней хозяйки трое сыновей погибли на карабахской войне, власти города не решились ее выселить.

Старая кукла-марионетка, с которой играл взрослый актер Мгер Мкртчян. Считается, кукле он открывал душу — отдавал отрицательные эмоции, получал положительные. Два оставшихся «в живых» накомодных слоника... Фрунзик признавался, что сам часто сравнивал себя со слоном. А в доме их обязательно должно быть семь — они защищают семейное счастье.

Только вот Фрунзику помочь не смогли. Донара была актрисой, с мужем снялась в «Кавказской пленнице». Но потом долго лечилась, последние 25 лет провела в клинике для душевнобольных в Севане и умерла в 2011-м. На стене — стильное черно-белое фото.

— Фрунзик очень любил ее, — вздыхает Шогик Мелконян. — Но на этом философском портрете видно: жили вместе, а смотрели в разные стороны...  

Комод из фильма «Танго нашего детства», старенькая кровать, телефон, пишущая машинка, на которой актер сам печатал свои стихотворения и поэму, написанную сразу после землетрясения. На рогатой вешалке — легендарная дубленка из «Мимино» с торчащим из кармана носовым платком...

— Когда он умер, в Армении было ужасное положение, 1993 год, — поясняет директор музея. — Провожая Фрунзика в последний путь, друзья накрыли его дубленкой. Так и осталась она для нас символом страшных дней. Еще и хоронили в Новый год... 

Мрачный портрет убитого горем Фрунзика, написанный сыном. Мальчику передалась болезнь матери и талант отца-художника. Работа сделана в полусумасшедшем состоянии. Когда Ваага спросили, кого он написал, ответа не последовало...

— А недавно нам принесли портрет Вано — друга Фрунзика, сделанный актером в 1952 году за двадцать минут, — восхищается Шогик Мелконян. 

Маленький храм, вылепленный Фрунзиком из глины... Землица с его могилы — каждую неделю здесь зажигают свечи... Подарки индусов во время съемок «Приключений Али-Бабы и 40 разбойников» — шакти, четки, затейливые абажуры... С магическими узорами на светильниках Фрунзик любил разговаривать. С кинжалом из той же советско-индийской картины играл. Как и со связкой ничем не примечательных ключей. Собиралась коллекция несколько лет — куда бы ни поехал актер, нигде и никогда не сдавал ключи. 

Он любил вещи. И любовь эта, конечно, была замещением — механизмом психологической защиты. Подсознательно спасал себя, чтобы не сойти с ума от той жизни, в которой пребывал.

К слову, многие в Армении, когда речь заходит о Фрунзике, почему-то в первую очередь вспоминают именно о душевном недуге Донары. Как будто это общая беда всех армян. Всенациональное сострадание — когда у такого актера такое горе. Он возил близких людей к советским и западным светилам. Но медицина была бессильна. А Фрунзик не был святым. 

В одной из музейных витрин — свидетельство о расторжении брака Фрунзика и Донары Мкртчян. 1978 год. Маленькая серая бумажка, вместившая в себя любовь и боль, терпение и страдания... 

— Он пытался найти счастье еще раз, опять не получилось, — будто извиняется экскурсовод, невольно вторгшаяся в чужую личную жизнь. — Такая у человека судьба. Черная...

Посетителей в музее немного: от Еревана до Гюмри — 120 км, город не курортный... Но те, кто вольно или невольно попадает сюда, остаются довольны. 

— Фрунзик был всемирно любимым актером. А русские его просто обожают! Однажды приехал молоденький паренек: «Это правда вещи Фрунзика?» Встал на колени и заплакал... У меня и сейчас мурашки по коже, не могу вспоминать без слез. Говорил, что пересмотрел все фильмы на армянском, что образ Фрунзика его лечит... А в ночь музеев были московские студенты, выучившие наш язык, и один мальчик два часа переводил «Танго нашего детства». Армяне относятся к Фрунзику так же тепло. Сама всякий раз удивляюсь: какой же у него талант! Говорят, мать Санам обладала актерским даром. Нигде не училась, но смогла передать его сыну. 4 июля устроим со студентами камерный вечер. Поговорим о Фрунзике, попьем чаю. Сладкое уже заказали...

Альберт Мкртчян: «Мы привыкли быть голодными»

Альберт Мкртчян руководит ереванским театром, носящим имя брата. Создал театр Фрунзе Мушегович, но послужить ему там довелось недолго... 

Мкртчян: Когда-то мы с Фрунзиком были у Анри Вернёя во Франции, и он посоветовал нам пьесу «Жена пекаря». Брат поставил ее, сыграл главную роль, и сейчас, в честь его 85-летия, я хочу с артистами сделать этот спектакль-посвящение. В нем так много от самого Фрунзика — боль, отчаяние, надрыв... 

культура: Критики утверждали, что театральные работы Фрунзика были сильнее кинематографических, отмечали его Сирано. Да и сам он признавался, что театр — значительнее...  
Мкртчян: Его сложно было понять. Никто не знал, когда и что он вдруг сотворит.

культура: Вы так и не поняли его до конца?
Мкртчян: Нет-нет, я Фрунзика знаю досконально. Каждый день вспоминаю. Приношу цветы в городской Пантеон, на могилу... Мы выросли в бедном доме. Нас было четверо, сейчас остались только я и младшая сестра. Папа работал на текстильном комбинате, а там было нормой — уходя домой, работники обматывали ноги бязью. Так делали все: выносили ткань и продавали. Иначе было не выжить — платили копейки. Но однажды отца арестовали, отправили в тюрьму в маленьком Артике, потом сослали в Нижний Тагил. Очень тяжело было. Слава Богу, выжили. Мама работала посудомойкой в столовой, а мы все время бегали к ней. Тянулись к раздаточному окошку, чтобы получить пару вареных картофелин или кусочек хлеба. Чем она могла еще помочь своим детям? Мы привыкли быть голодными. Зачастую ели раз в день — что Бог пошлет. Помню, с Фрунзиком руками выкапывали в поле оставшуюся картошку. Это было рядом с полигоном — там служили русские ребята. Вдруг громко заговорило радио, пограничник бросил сигарету и выругался: началась война...

культура: Фрунзик был на семь лет старше Вас, в детстве это большая разница в возрасте.
Мкртчян: На улице у каждого была своя жизнь, свои друзья. Я был рискованным, хулиганом, и ему не хватало ни сил, ни терпения меня воспитывать. Хотя, если он говорил что-то полезное, я воспринимал. А  по вечерам местная детвора собиралась на нашей лестничной площадке — Фрунзик вытаскивал из квартиры какие-то занавески, устраивал сцену и играл спектакль. Один. К слову, в театральной студии в клубе текстильного комбината мы занимались вместе — в то время там ставили прекрасные армянские пьесы. Это сближало. Но все равно мы были разные. Представьте, мне 13 лет, отец в Нижнем Тагиле, а я вдруг решаю его увидеть. Забираюсь в собачий ящик под вагоном и еду так до Москвы. И сейчас не могу сказать, кто больше был напуган — я или собака, которая там ехала (смеется). Потом в пути притерлись. Но из Москвы на Урал я уже добирался другим поездом. Увидев меня, отец чуть не сошел с ума... Фрунзик на такое сумасбродство не был способен. Он обожал искусство, хорошо рисовал и с детства любил сцену. Но отец был против того, чтобы брат стал актером. Папа любил живопись и видел Фрунзика художником; к сожалению, осталось совсем немного сделанных им работ — небольшие портреты коллег и друзей, карикатуры.      

культура: Отец рано умер, так и не узнав, каким популярным артистом стал старший сын? 
Мкртчян: Да... Но он видел Фрунзика-актера. Представьте: брат на сцене. Вдруг вошел отец — и зал окаменел. Клуб текстильного комбината, все друг друга знают. Ждут, что будет. Несколько минут отец молча ходил между рядами, смотрел на сына. И так же молча вышел. Фрунзик был ни жив ни мертв. Но самое интересное случилось потом. После спектакля мы с сестрами побежали домой. Прыгнули в постель, укрылись простынями... И тут вернулся отец. Молча подошел к Фрунзику и упал к его ногам. Так он согласился на эту жертву — актерскую профессию Фрунзика. 

культура: Почему у брата было два имени — Фрунзе и Мгер?
Мкртчян: Кто его знает! Мгер — значит «солнце». А Фрунзе его назвали в честь военачальника, в 1930 году это было актуально.

культура: В Армении часто показывают фильмы с участием Фрунзика? 
Мкртчян: Будет юбилей — станут везде говорить и показывать... Раньше в Ереване было много кинотеатров, теперь в большинстве из них — торговые центры. Но «Москва» работает, и иногда там крутят старые добрые картины. Российские телеканалы тоже показывают. 

культура: В этом году Тамара Ованесян, последняя жена Фрунзика, выпустила книгу...
Мкртчян: Не хочу о ней говорить. Лживая женщина! Настоящая жена Фрунзика — Донара, от которой у него были покойные уже сын и дочь, есть внучка.

культура: Простите, говорят, у Фрунзика были запои, даже во время работы над «Мимино» Данелии приходилось как-то выкручиваться, чтобы съемки не срывались. Причиной была болезнь жены?
Мкртчян: Конечно. Он очень переживал. Тем более, что болезнь передалась сыну. К Донаре она тоже перешла от матери и бабушки — наследственность. А с Тамарой они поженились и через год развелись. Не хочу углубляться, хотя можно было бы поговорить на тему, кто стал причиной смерти Фрунзика...      

культура: Многие пишут книги о Фрунзике, только не Вы... 
Мкртчян: Нет ни времени, ни сил — работаю в театре, в кино. Сейчас снимаю художественный фильм. 

культура: Студия «Арменфильм» жива?
Мкртчян: Скорее, нет. В очень плохом состоянии. Нас обманули: привезли из Штатов макет реконструкции а-ля Голливуд, обещали золотые горы. И до сих пор ни черта не сделали! Нет даже монтажных столов, не могу закончить картину... Так что сейчас задача киношников — вернуть студию.