Антон КРЫЛОВ

27.10.2014

Выступление Владимира Путина на дискуссионном форуме «Валдай» уже назвали «новой Мюнхенской речью». Но на самом деле, несмотря на некоторые общие моменты, это два абсолютно разных послания. В первую очередь из-за того, что кардинально изменилась ситуация в мире.

Для начала вспомним самые яркие цитаты из Мюнхена. Про США и однополярный мир:

«Это мир одного хозяина, одного суверена. И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри. И это ничего общего не имеет, конечно, с демократией. Потому что демократия — это, как известно, власть большинства при учете интересов и мнений меньшинства. Кстати говоря, Россию, нас, постоянно учат демократии. Но те, кто нас учит, сами почему-то учиться не очень хотят».

Про применение силы в международной политике:

«Убежден: единственным механизмом принятия решений по использованию военной силы как последнего довода может быть только Устав ООН. И в этой связи я или не понял то, что было сказано совсем недавно нашим коллегой, министром обороны Италии, либо он выразился неточно. Я, во всяком случае, услышал, что легитимным применение силы может считаться только в том случае, если решение принято в НАТО или в Евросоюзе, или в ООН. Если он действительно так считает, то у нас с ним разные точки зрения. Или я ослышался. Легитимным можно считать применение силы, только если решение принято на основе и в рамках ООН».

В качестве альтернативы применению силы Путин предлагал многостороннюю дипломатию, а также говорил, что «открытость, транспарентность и предсказуемость в политике безальтернативны».

За прошедшие после Мюнхенской речи семь с половиной лет Россия вышла из Договора об обычных вооруженных силах в Европе, применила армию, чтобы остановить агрессию Грузии против осетинского народа, признала Абхазию и Южную Осетию. В то же время на совести Вашингтона — «Арабская весна», поддержка террористов в Сирии, обернувшаяся созданием ИГИЛ, многочисленные жертвы среди мирного населения в Афганистане и, наконец, полное одобрение (а по мнению многих — организация) вооруженного переворота на Украине. Воссоединение Крыма с Россией стало, таким образом, не «крушением системы международной безопасности», как это пытаются представить на Западе, а логичным итогом того, как развивалась ситуация в мире за последние семь лет.

Фактически, после Мюнхенской речи Путина Россия продемонстрировала Западу, как бывает, если международное право начинает толковать в свою пользу не одна сторона, а две. Ни США, ни их союзники себя в зеркале не увидели. Более того, американская политологическая мысль не смогла пойти дальше сравнения нашего государства с террористами и эболой. Именно поэтому у российского лидера возникла необходимость объяснить свои действия и предложить, что делать дальше.

Итак, что сказал Путин через семь лет после Мюнхена? Во-первых, он привел гораздо больше негативных примеров вмешательства США во внутренние дела других стран, повлекших за собой серьезные последствия для всего мира. Это и тот же ИГИЛ, который был бы невозможен без поддержки американцами «Талибана» и сирийских исламистов, а также полного разрушения государственной машины Ирака. Это увеличение производства наркотиков в Афганистане. Это фактическое уничтожение государства Ливия.

Но, констатируя проблемы однополярности, Путин, в отличие от Мюнхена, уже не обращается к США. Он в первую очередь обращается к Европе:

«Мы также приветствовали бы начало предметного диалога по линии Евразийского и Европейского союзов. Кстати говоря, в этом нам тоже до сих пор практически постоянно отказывали, тоже непонятно почему, что здесь такого страшного? И, разумеется, при вот такой совместной работе мы считали бы, что нужно вести диалог, а я об этом много раз говорил и слышал согласие многих наших западных партнеров, европейских во всяком случае, о необходимости формирования единого пространства экономического, гуманитарного сотрудничества, простирающегося от Атлантики до Тихого океана».

Путин уже не говорит, что легитимным может быть только использование силы по мандату ООН, хотя все равно призывает не отказываться ни от ООН, ни от ОБСЕ, ни от других сложившихся форм международного сотрудничества.

Но — и это, пожалуй, главное — Путин призывает переучредить архитектуру международной безопасности. «Мы смогли выработать правила взаимодействия после Второй мировой войны, смогли договориться в 1970‑е годы в Хельсинки. Наша общая обязанность — решить эту фундаментальную задачу и на новом этапе развития», — так завершается речь российского президента.

То есть Россия готова протянуть руку и Европе, и Америке, и Украине — всем странам, заинтересованным в стабильном мировом развитии без войн и потрясений. И главный вопрос в том, услышит ли мир это воззвание России или будет пережевывать нанесенные обиды.

Судя по первой реакции, полностью речь Путина до мировых лидеров пока не дошла. Так, министр обороны и спорта Финляндии 35-летний Карл Хаглунд услышал в речи признаки «нервозности». Хотя, в отличие от 2007 года, Россия выступала не с позиции младшего партнера, вдруг вспомнившего о своих ущемленных правах, а с позиции государства, которое не боится отстаивать собственные интересы.

Одиозная Джен Псаки заявила на брифинге, что США «не ищут конфронтации с Россией, но не могут пойти на компромисс в тех принципах, на которых базируется безопасность в Европе и Северной Америке». Одним из них Псаки считает территориальную целостность Украины. Не очень понятно, почему не была таким принципом территориальная целостность Югославии, например. Также не очень понятно, как слова Псаки о нежелании конфронтации сочетаются с заявлениями министра обороны США Чака Хейгла о необходимости готовиться иметь дело с «современной и боеспособной» армией России.

Полностью одобрил выступление Путина Михаил Горбачев. Но, пожалуй, лучшее из того, что может сделать первый и последний президент СССР, — воспользоваться своим влиянием на Западе для того, чтобы донести до бывших коллег истинный смысл слов российского лидера.

И еще один момент. «Мы никогда не забудем того, как помогали Соединенным Штатам в обретении независимости, мы никогда не забудем нашего сотрудничества и союзничества в Первую и во Вторую мировые войны». Эти слова Путина почему-то вызвали смешки среди российской либеральной оппозиции.

На самом деле, это говорит о ключевом противоречии во взглядах на политику. Те, кому смешно от слов «мы помогали США обрести независимость», живут сегодняшним днем. В этом мире нет ни тысячелетней истории России, ни 240-летней истории взаимоотношений с САСШ, ни периода, когда единственной столицей, способной повлиять на принятие решений в Вашингтоне, была Москва. Есть только здесь и сейчас «кровавый режим», который нужно свергнуть — а потом хоть потоп. Собственно, на Украине мы сейчас можем наблюдать, что происходит со страной, где к власти пришли люди, не имеющие исторической памяти.

Противоположный подход, которого придерживается, судя по всему, Путин, заключается в том, что нынешний политический момент — это лишь часть мировой истории в развитии:

«Для меня Россия — это вся моя жизнь — это совершенно очевидный факт. Я не могу себя представить вне России ни на одну секунду. Я уже говорил об этом, из архива подняли родословные моих родственников: недалеко от Москвы, 120 километров, деревня, где жили мои родственники с XVII века и ходили все эти столетия в одну и ту же церковь. И я чувствую свою связь с русской землей и с русским народом, и жить вне России не смог бы никогда, а Россия, конечно, обойдется без таких, как я, в России много людей. Но если уж оказался там, где я сегодня нахожусь, я считаю своим долгом сделать все для ее благополучия, для развития, для защиты ее интересов».

Удастся ли Путину на этот раз достучаться до коллег и договориться о новом мировом порядке, или для того, чтобы Запад вновь начал прислушиваться к мнению России, потребуются годы новой «холодной войны» и неизбежных локальных конфликтов — станет понятно уже в ближайшие месяцы.