Алексей КОЛЕНСКИЙ, Вологда

06.08.2021

Не одними кружевницами и окающими певуньями славится Вологодчина. Здесь издревле процветает особое ремесло — деревянная скульптура из березовых наростов, капов. «Культура» пообщалась с художником-самородком Альбертом Землянкиным.

В семидесяти километрах к северу от Вологды расположилось село Мартыновское — некогда богатое, ныне облюбованное дачниками, красующееся просторными двухэтажными избами. В одном из двухсотлетних срубов-крепышей уже сорок лет проживает художник Альберт Землянкин, превративший унаследованное ремесло в подлинное искусство.

Хозяин — художник-самородок, окончил архитектурный и инженерно-строительный институт, работал по профессии, увлекался боксом, был трехкратным чемпионом области, в 1960 году удостоился серебряной медали на юношеской Спартакиаде РСФСР и увлекся резьбой. Стругал по дереву, а выйдя на пенсию, обратился к призванию. За тридцать лет сделал более двухсот деревянных скульптур...

Мастерская заставлена чудо-юдами невероятных форм и размеров. Центр композиции занимает кап-гигант — 300-килограммовая волна, на которой резвятся три русалки — черная, смуглая и белоснежная — сплетающиеся пышными телами с пенной пучиной. «Русалки, — поясняет автор, — божество нижнего пантеона, по-нашему — берегини, живут в преданиях всех народов Земли, даже в удаленных от воды местностях, что говорит об универсальных, некогда присущих нам религиозно-культурных корнях...» В этом свете логично появление синкретического сюжета: страшилище Пан уносит в когтях колыбель с пухлым бутузом. Землянкин утверждает, что, прознав о рождении первого славянского бога Велеса, греческий хулиган его похитил, но тот рос не по дням, а по часам и сорвался в море, выбрался на остров Буян, вернулся в родные чащи и обернулся проказливым скульптурным «Медвежонком». Причудливые древесные формы огорашивают фантазию и перерастают ее, словно умудряясь говорить с нами неслыханным праязыком. Носатый «Леший-Овинник» укрылся тут за гукающим «Эхом», словно аукающимся с «Криком» Эдварда Мунка. Рядом, свернувшись калачиком, прикорнула «Бережуня домашнего скота», насуропился «Болотник» и расплясалась «Болотница», а еще здесь шалят «Игоша», «Двуглавая Рожаница», «Большой Гамаюн», «Волосина баба», наблюдаются «Любовь у дивов» и «Любовь у упырей»…

Из-за угла за этим баловством приглядывает хитро прищурившийся «Лесовичок» — первая авторская работа Землянкина. «Наши славянские духи — добрые и озорные, как все русские люди, — комментирует художник. — Ухнуть, аукнуть могут, но чтобы лесовик кому навредил, нигде не упоминается. А вот мой «Домовой», — за сорок лет, что живу здесь, мне даже стекло никто не разбил!»

Каждую скульптуру можно водрузить на крутящийся станок, оценить игру переливчатых форм в скользящих лучах солнца, и они оживут в подлинном объеме… В скользящем и тающем свете эта мастерская оборачивается пещерой сказочных чудес, достойной упоминания в сокровищнице памятников Всемирного наследия ЮНЕСКО. Но, увы, до поры эта красота скрыта от глаз публики...

— В чем уникальность вашего искусства?

— В России забыт период цветной скульптуры, все ваяют белоснежно-античные или монохромные формы, но историки знают: так было не всегда. Я еще застал прадеда Митрофана, охотника и резчика по дереву, который делал для всей округи нынешнего Бабаевского района комоды и горки, а также разноцветные скульптуры из капа. Они сохранялись благодаря краскам, натертым из минералов, — не разъедают кап, а берегут как новая кора, из этих же соображений скульптуры покрываются не лаком, а специально подготовленным воском… Однако я редко пользуюсь пигментами, мне дороже сохранение естественных тонов — у каждого капа они уникальны.

— Сколько веков скульптурному промыслу?

— Точно неизвестно. Вы слышали слово «капище»? Наши самые древние предки задирали головы кверху и находили березовые капы. Сначала они их не трогали, просто молились в кругу этих капищ, а позже, овладев ремеслами, стали их обтесывать, что-то пририсовывать, приделывать, давать имена, совершать обряды… Я немного резал по дереву в юности, но понял, что это баловство, и вот уже тридцать лет, с тех пор как вышел на пенсию, делаю скульптуры только в капе.

— Как формируется кап?

— Когда на дереве образуется почка, из нее обычно вырастает веточка, а иногда, словно испугавшись чего-то, она принимается расти внутрь ствола… Так образовывается причудливый нарост — по нему топором ударяешь, аж искры летят! И чем он более завитой, тем выше ценится…

— Почему?

— Там, внутри, на спиле, рождается чудо, какое не снилось импрессионистам. Больше всех ценится березовый кап — он самый плотный, фактурный. Интересный кап рождается у корневой системы, так и называется — кап-корень, он самый тяжелый, упорный и причудливый. Добыть его — целая история: приходится и подкапывать, и вырубать, и клиньями извлекать. У каждого свой нрав, они самые редкие, хотя и не самые лучшие. Считаю, самый великий художник — это мать-природа. И, чтобы не исказить ее замысел, я стараюсь не более пяти процентов от себя вносить, а не как другие ваять. Кап учит меня — покажет то глазик, то носик, отсюда приходит понимание образа. Иногда я год, два и три хожу вокруг, все смотрю, не решаюсь подступиться. Был у меня «Пан» — сидит, на флейте играет, готовая скульптура, гляжу — я с пеньком его срезал, значит, таким ему и быть.

— А чего пугается почка-веточка, отчего она прячется внутрь?

— Точно никто не знает. Есть мнение, что этот процесс аналогичен внематочной беременности, только дерево не может от нее избавиться, вот кап и сосет из него кровь. Почему так происходит? О том не ведают ни лесные академики, ни опытные лесники. Иные думают, что кап хранит уснувшую почку на случай гибели ствола, но я не разделяю данное мнение — разве может живой организм сам себе нанести вред? По моим наблюдениям, капы частенько вырастают там, где были раны: то ли человек топором махнул, то ли зверь дерево цапнул, или молния опалила…

— Трудно отыскать кап?

— Иногда недели две нужно бродить по лесам, чтоб отыскать хоть какой-нибудь капик. А порой попросишь: «Старичок-лесовичок, покажи-ка капичок!» Оглянешься — и увидишь то, что не примечал в хоженом-перехоженном лесу…

Я знаю преподавателей Лесной академии, которые, взяв отпуск, улетали в Сибирь, собирали капы и окупали все расходы. Кап — интересный и дорогой материал, килограмм капа стоит столько же, сколько килограмм малахита, а у меня скульптура «Русалки» из глыбы весом в тонну, ее лошадь не могла сдвинуть, пришлось трактор пригонять.

— Как обрабатывают кап?

— В первые два-три дня важно очистить его от коры, иначе она присохнет — так, что смотреть порой противно и обидно. Затем делается срез, натирается водой и обнаруживается рисунок, иногда навороченный, — в нашем деле это идеал. Трудно распознать его душу, иногда годами хожу вокруг... Затем использую стамески, кувалды, молоток — кап рубишь словно камень, но, если действуешь аккуратно, он подсказывает, как с ним обращаться. Тут важно не оскорбить мать-природу отсебятиной, ничем ей не навредить... У меня есть несколько любимых скульптур, до которых я резцом не дотронулся.

— Где можно прикоснуться к вашим произведениям?

— Сейчас Вологодские музеи меня не берут — видно, для них это «поганое» искусство.

— А столичные галереи?

— У меня кредо: где родился — там пригодился, это убеждение твердое. У меня был друг, к нему иностранцы в очередь стояли, и он все свои картины разбазарил, после смерти осталось две маленькие работы, поэтому даже с самыми знаменитыми частными компаниями я никогда работать не стану. К счастью, у меня есть сын, племянники — они позаботятся о скульптурах. Важно, чтобы все осталось в Вологде, но я не склонен обольщаться. Обо мне уже писали в питерских газетах, и в столичной, и сюжеты на телевидении были, персональные выставки в Вологде и Москве, но это ни к чему не привело. Понимаете, у меня нет желания прославиться, одного хочу: дождаться — может быть, на том свете, — когда мой мир оживет. Шесть лет в Вологде пытаются открыть областную галерею, здание выделено, а работы не начаты, все эти годы выставляться нам негде.

Придет время, когда люди откроют для себя русскую, условно говоря, доведическую культуру. Многие отлично знают греческую мифологию, гораздо меньше — египетскую и никто не ведает, чем жили наши дохристианские предки. Может быть, мои скульптуры позволят приблизиться к этому осознанию. Прежде чем сделать скульптурку, я минимум пять книжек изучил, собирал их по миру. Кое-что у Светланы Жарниковой почерпнул, что-то — у академика Бориса Рыбакова, других исследователей… Надо было понять, какой именно бог мне открывался, за что отвечал, — так собрался пантеон почти всех исконно-русских образов. Сколько лет они у нас существовали! Что по сравнению с той эпохой две тысячи лет? Песчинка! А после все заполонила византийская культура, и куда от нее денешься? От всей Страны городов (Южно-Уральский комплекс древних городищ 3-2-го тысячелетия до нашей эры. — «Культура») нам остался лишь Аркаим (укрепленное поселение 2-го тысячелетия до нашей эры в Челябинской области. — «Культура»), наш последний бастион, а что сохранилось от прежней русской дохристианской веры? Сейчас крупняков-исследователей Древней Руси уже нет и архивы, хранящиеся в запасниках Исторического музея, недоступны. Были запрещены и древние иконы и скульптуры. Отчасти они сохранились лишь на севере в виде церковных деревянных изображений... Поэтому до сих пор из капа в основном резали так называемую репчатую посуду и бытовые поделки — в Вятке была знаменитая мастерская, где из них делали шкатулки, кресла, табакерки дорогущие… В XIX веке некоторые авторские работы ценились на вес золота. Почему? Человек безоружен перед красотой, но, чтобы ее ощутить, надо изучать язык природы, и, я думаю, время скульптурных капов еще вернется.  

Фото: Андрей Петровский.