Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

19.03.2014

Крым — это много солнца, обветренные скалы, тихие бухты, выбеленные временем античные руины… С момента включения в 1783 году в состав Российской империи романтическая Таврида стала для художников мощным источником вдохновения. 

Кто знает, услышали бы мы когда-нибудь об Иване Айвазовском, если бы он не родился в Феодосии? Для выдающегося мариниста она оказалась своеобразным магнитом. Художник не раз возвращался в Крым из Петербурга, а в 1845 году перебрался насовсем, открыл школу искусств, галерею... Он как никто умел писать море, казавшееся то ласковым и дружелюбным, а иногда — враждебным и страшным. На его картинах можно увидеть свинцовые волны, готовые разнести корабли в щепки («Буря у мыса Айя», 1875), убегающую вдаль лунную рябь («Георгиевский монастырь. Мыс Фиолент», 1846). Есть и батальные сцены, посвященные событиям Крымской войны («Осада Севастополя», 1859). 

Испытавший влияние Айвазовского Архип Куинджи писал полуостров в ином, более декоративном ключе. Его пейзажи — яркие и кричащие, с густыми тенями («Кипарисы на берегу моря. Крым», 1887), или наоборот — почти монохромные, когда линия горизонта исчезает, и небо сливается с землей («Крым. Южный берег», 1887). Ученик Куинджи Константин Богаевский сделал акцент лишь на экспрессивности. Любимый мотив — безжалостно-яркое солнце с расходящимися лучами, придающее южным реалиям немного инопланетный вид.

Элегичным и задумчивым выглядит Крым на работах Исаака Левитана. Возможно, это связано с тем, что художник ездил на полуостров лечиться — обострились проблемы с сердцем. Морской воздух пошел ему на пользу — но, к сожалению, не смог помочь Федору Васильеву. Умерший совсем юным, талантливый пейзажист два года жизни провел на юге, борясь с туберкулезом. Одна из последних картин — зеленовато-желтое дымчатое полотно «В Крымских горах» (1873). 

В произведениях Константина Коровина южные детали кажутся яркими и витальными. Великий живописец и русский импрессионист, чьи картины заражают полнотой бытия, был влюблен в Крым. В 1910 году он построил в Гурзуфе дачу-мастерскую. Писал Коровин сочно, изображая ослепительное южное солнце, выжигающее все вокруг и приглушающее остальные цвета. Его Крым — это много белого (пустынные улицы, открытые террасы), а также сиреневого и розового. Обращался он и к образам ночного юга, играя, например, на контрасте сгущающихся сумерек и закатных лучей, освещающих Графскую пристань («Севастополь вечером», 1915).

В советские годы интерес к Крыму только окреп. В работах Александра Дейнеки солнце соотносится с аполлоническим началом, просветленным и гармоничным. Его картины полны пафоса и героики. Футуристические «Будущие летчики» (1938) — мальчишки, глядящие вслед своей мечте и сидящие спиной к зрителю, так как индивидуальности не важны. На их месте может быть каждый. А вот на «Обороне Севастополя» (1942) вместо солнца — кровавое зарево. Что объяснимо: запечатлен момент хаоса, когда мировую гармонию еще только предстоит установить. Но сначала нужно было сделать неимоверное усилие — и победить.

Мой КРЫМ

Гор ЧАХАЛ, художник:

— Крым связан для меня с яркими, буйными цветами позднесоветских студенческих лет. Летом там собиралась неформальная тусовка со всей страны. Как тогда говорили, «система». Там были все. Художники, музыканты, поэты. Нас частенько забирала милиция, порой поколачивала местная шпана, но свободнее и прекраснее атмосферы в нашей стране я не встречал нигде. Там познакомился со многими подпольными тогда деятелями искусства. Тем, что стал впоследствии художником, во многом обязан Крыму. Исходил его вдоль и поперек. От реликтовых можжевеловых лесов Кацивели до Пантикапея и Ени-Кале в Керчи. Он мне как родной. Даже мою армянскую тетю зовут Сасык, как озеро под Евпаторией. Очень рад, что Крым вернулся в Россию.

Владимир ЛЮБАРОВ, художник: 

— Крым для меня — это, во-первых, предки. По материнской линии я на четверть караим. Это такая малочисленная народность — тюрки, принявшие иудаизм.

Крым обожаю. Бывал там не раз. Народ такой приветливый, доброжелательный. Много национальностей, а отдыхать приезжало еще больше... Еще я год служил под Симферополем. Будете смеяться, но в жизни так нигде не мерз. В средней полосе выдавали тулупы, а тут только шинель положена. А зима выдалась безумно холодная... Наконец, из дома прислали свитер, и жизнь чуть-чуть наладилась. Когда рассказываю, что служил в Крыму, обычно говорят: «Как тебе повезло! А я в Воркуте...» Спрашиваю: «Ты там мерз?» «Да нет, — отвечают, — у меня тулуп был». А я до сих пор, как вспомню — мурашки по коже...