Людмила БУТУЗОВА, Московская область

13.03.2013

У каждого времени свое детство и свои игрушки. Однако, даже повзрослев, не стоит расставаться со старой куклой. Когда-нибудь она вернет вас к самым важным моментам жизни и поможет понять, что они были неотделимы от истории страны.

ПОЛЕНО В ПЛАТОЧКЕ

Музей игрушки в Сергиевом Посаде — один из старейших в мире. Под одной крышей здесь собраны столь милые сердцу голыши всех видов и размеров, деревянные лошадки, заводные роботы, плюшевые мишки, фарфоровые куклы... Всего здесь, выражаясь казенным языком, полмиллиона единиц хранения. Некоторым лет по двести-триста, а один из самых заслуженных экспонатов — полено в платочке — и того старше. Таких куколок еще в XVII веке изготавливали в местном монастыре.

Главный хранитель музея Тамара Атюшева рассказывает:

— Забавно наблюдать, как нынешние поклонницы Барби рассматривают эту «деревяшку». Сначала недоумение: неужели с ней можно играть? Но стоит дать куколку в руки, и девочки сразу начинают ее нянчить, укачивать.

Она с нежностью погладила отполированную временем и сотнями детских рук «деревяшку».

— Барби к таким нежностям не располагает, — продолжает хранительница игрушечных ценностей. — Она из другого мира, где на первом месте потребление. А наша игрушка традиционно ориентирована на семейные ценности, на воспитание в ребенке доброты и сострадания.

Глядя на куклу Машу, что отлеживается сейчас в запасниках, трудно поверить, что ей сострадали. Половина волос выдрана, рот растянут, вместо глаз черные прогалины, все тело в мелких дырочках. Просто жертва садизма... А вот и нет! Кукла была самой любимой в семье, с ней играли четыре поколения — меняли прическу и макияж, делали уколы (вот откуда дырочки) и горячие компрессы. Последние владельцы принесли измочаленную Машу в дар музею. Здесь ее подправят, подреставрируют, и будет она лучше, чем новая. История столетней любви к семейному сокровищу того стоит.

ВТОРОЙ ПОСЛЕ ТРЕТЬЯКОВКИ

Музей игрушки с любви и начинался. Основателем совершенно нового для России направления еще в конце ХIХ века стал художник Николай Бартрам. Фанатик, помешанный на народных промыслах, он был завсегдатаем блошиных рынков, прекрасно знал московские подвалы и чердаки, пешком обходил подмосковные деревни, чтобы отыскать старинную или необычную игрушку. В Сергиевом Посаде знал всех наиболее смекалистых мастеров и, что называется, прямо из-под топора и стамески выхватывал новинки. Ездил по заграницам, привозил оттуда чемоданы забавных свистулек, механических клоунов, «говорящих» игрушек, которых тогда не было в России. Многие забавные поделки создавал сам, свято веря, что в их основе должна лежать «окружающая жизнь, наблюдение, бытовое начало».

Так появилась целая коллекция этнографических игрушек — зырянин с лайкой, киргиз с верблюдом, украинец в вышитой сорочке — почти все народы, населяющие нашу страну. А чтобы эти игрушки были интересны и понятны детям, к каждому комплекту прилагались географическая карта местности и краткий очерк с описанием быта, занятий, одежды.

В начале прошлого века у Бартрама была уникальная коллекция игрушек, не вмещавшаяся ни в квартиру в Калошином переулке, ни в мастерскую при ней. Интерес москвичей к диковинам был огромным, на экскурсии приходили семьями и целыми компаниями, засиживались до ночи. Помимо экспозиции, в музее Бартрама был и кукольный театр, и кружок, в котором учили делать игрушки. Частную инициативу восторженно приветствовал художник Александр Бенуа: «Теперь в Москве затеяли спасти производство народных игрушек, ибо, действительно, оно падает, вымирает, теснимое фабричной дешевкой...» Накануне революции столичные газеты писали, что по посещаемости музей игрушки находится на втором месте после Третьяковки.

ИГРУШКИ ДЛЯ ГЕРОЕВ

Перед популярностью необычного музея не устояла даже новая власть. Виданное ли дело — в 1918 году, когда московскую интеллигенцию жестко уплотняли, Николаю Бартраму под игрушки отдали особняк на Смоленском бульваре (ныне уже не существующий). Через семь лет в особняке ему станет тесно, и он переедет в новое просторное здание — дом Хрущевых-Селезневых на Пречистенке (ныне Литературный музей имени Пушкина).

— Советскую власть принято ругать, — говорит Тамара Атюшева, — но, справедливости ради, надо сказать: большевики понимали, что необходимо как можно больше изучать русскую игрушку, ее историю, традиции, воспитательное значение. С игрушкой постоянно работали, встраивали ее в новую жизнь.

Отсюда появление в неимоверных количествах самых разных солдатиков — красноармейцев и революционных матросов, крестьян, зажимающих штыками ненавистного барина, партизан в папахах. Даже щекастые пупсики выпускались в распашонках-гимнастерках производства московской фабрики имени 8 марта. Относились к детским забавам вполне серьезно: например, над наборами игр героической тематики «Смело мы в бой пойдем» трудились лучшие конструкторы и художники страны. Чересчур? Как посмотреть. Советские мальчики, игравшие в этих солдатиков, повзрослев, решили исход Второй мировой…

К слову, игрушки переживали все ужасы войны вместе с детьми — их брали в бомбоубежища, увозили в эвакуацию. На эти экспонаты музея больно смотреть — столько здесь раненых кукол, перевязанных мишек.

Производство игрушек не прекращалось и во время войны. На заводе «Москабель» параллельно с оборонной продукцией крутили из остатков проволоки крошечные скворечники и узорчатые корзиночки и шарики. Впоследствии, в мирное время, предприятие прославится детской электрической железной дорогой огромных размеров.

КАРАЦУПУ СНЯЛИ С ЕЛКИ

Главнокомандующим на российском игрушечном фронте был Загорский НИИ игрушки, созданный большевиками еще в 20-х годах прошлого века и остававшийся единственным в мире до своей кончины в перестройку. Специальная экспертная комиссия решала, что можно запускать в производство, а что для детей не годится. Иногда эти соображения были довольно странными. Например, в 1937 году утвердили елочный шар с портретами основоположников марксизма-ленинизма. Он выпускался всего один год и сразу же стал раритетом.

Похоже, по патриотическим соображениям, Загорский НИИ пролоббировал в свое время и пограничника Карацупу, известного всей стране тем, что задержал 338 и уничтожил 129 шпионов и диверсантов. Легендарного героя увековечили в картоне и продавали в наборе с другими елочными украшениями — Девочкой-Редиской и Синьором-Помидором. Наверху заподозрили, что такой подбор компании — это диверсия, и выпуск был прекращен. Сейчас за картонного Карацупу коллекционеры дают 1000 долларов. На рынке его днем с огнем не сыскать, а вот в музее есть.

Впрочем, проколов у НИИ было не так уж много. Достижений гораздо больше. В его недрах родился знаменитый Чебурашка из искусственного меха и неваляшка, которой в шестидесятые годы была посвящена песня Зары Левиной «Мы милашки, куклы неваляшки!». Здесь создавались игрушечные суда — точные копии ледокола «Ленин» и теплохода «Загорск». Флот появился благодаря тому, что и в институте, и на фабрике игрушек после войны работало много офицеров-отставников, у которых «руки лежали» к технике. Многое было сделано в единственном экземпляре и давно бы уже пропало, если бы не героические усилия музея игрушки. Что-то сотрудники выпрашивали, что-то покупали, а что-то вытаскивали с помоек, когда в перестройку в стране загнулась игрушечная промышленность, а вместе с ней пошли ко дну и научно-исследовательский институт, и знаменитая загорская фабрика игрушки.

КАК СПАСТИ МУЗЕЙ

В середине 1920-х, по решению «разгрузочной» комиссии, очищавшей столицу от лишних организаций, музей переместили в Сергиев Посад, уже переименованный в Загорск. Идея вроде бы благая — собрать в «потешной столице» детский музей, НИИ игрушки, специализированный вуз, фабрику и кустарные мастерские. Но почему-то именно музею тогда не нашлось помещения.

— Пятьдесят лет скитались по подвалам, по жэковским подсобкам, — сокрушается Тамара Атюшева. — Фонды бесценные, а по ним крысы бегали, заливало постоянно. Исчезли инвентарные книги времени Бартрама, поредели архив и библиотека...

Музей игрушки обрел собственную крышу — особнячок под боком у Сергиево-Посадской лавры — только в 1980-е годы. Казалось бы, вот сейчас-то развернутся. Они и развернулись. В перестроечные времена стали по заграницам ездить. Европа лопнула от зависти, когда увидела игрушки времен революции, а ведь это лишь малая часть экспозиции. Америка валом валила на выставку «Николай и Александра», где экспонировались игрушки царских детей. Кстати, в Сергиевом Посаде выставка открыта постоянно, но ажиотажа что-то нет.

— Самое ужасное: пока музей вел полувековую борьбу за выживание, его успели забыть, — говорит Атюшева. — Новое поколение о нем вообще не знает. Нужна реклама, но на это нет денег. Нет рекламы — нет посетителей. Пытались договориться с московскими экскурсоводами, которые привозят туристов в Лавру, чтобы заворачивали и к нам. Но за просто так, без оплаты себе в карман, они не хотят даже говорить людям о существовании нашего музея. Предлагали однажды «бартер»: пустите, дескать, иностранцев в туалет, а мы заплатим за это по сто рублей с человека. Я чуть в обморок не упала.

Входной билет для иностранцев — 300 рублей, для россиян — 100, для льготников, а таких большинство, — 50. Не разживешься. Пару лет назад с потолка рухнул кусок штукатурки. Радуются: пострадала только служащая, бесценные экспонаты не задеты. На ремонт крыши надо 450 тысяч, взять негде. Президиум Российской академии образования, в чьем подчинении еще с 30-х годов прошлого века находится музей игрушки, до такой прозы жизни не опускается. Спасибо, хоть зарплату платит — по 5 тысяч рублей на каждого энтузиаста.

Как спасать музей? Просто. Взять за руку детей и прийти сюда всей семьей. Детям, как ни странно, интересно рассматривать игрушки своих бабушек, пап и мам. Это верный путь к укреплению связей между поколениями. И к пониманию того, что у кукол жизнь тоже не сахар.