Денис СУТЫКА

19.09.2019

Российский институт театрального искусства, в котором мечтают учиться тысячи юношей и девушек не только из нашей страны, но и со всего постсоветского пространства и даже из Евросоюза, начинает новый учебный год. «Культура» побеседовала с ректором ГИТИСа Григорием Заславским о судьбах выпускников, перспективах распределения, переизбытке актеров, его отношении к цензуре и летним протестным акциям в Москве.

культура: На днях Вы вернулись из Минска, где проходила встреча педагогов и студентов ведущих театральных вузов России, Белоруссии и Украины.
Заславский: Да, вот уже второй год в рамках Международного гуманитарного проекта «Минская инициатива» проходит встреча театральных школ трех славянских государств. Для меня это очень важная история, ведь какие бы сложные отношения сейчас ни складывались между Россией и Украиной, мы не должны терять возможность профессионального диалога. С одной стороны, школа у всех нас одна — Станиславского, но каждый вуз идет своим путем. Киевский университет театра, кино и телевидения имени Карпенко-Карого окончили многие великие актеры и режиссеры, составляющие цвет российских и украинских театров. Да и Белорусская академия искусств тоже прекрасна, причем не только актерами. У них очень сильный факультет монументального искусства. Выпускники активно участвуют в росписи новых храмов Минской епархии, получают премии на престижных международных выставках. Надеюсь, что один из выпускников-монументалистов вскоре сделает свою дипломную работу в общежитии ГИТИСа. Договоренность об этом была достигнута с ректором БГАИ Михаилом Борозной еще в прошлом году и, надеюсь, в этом получит практическое воплощение.

культура: А как между собой сейчас общаются российские и украинские студенты?
Заславский: Слава Богу, никакая пропаганда на них не действует. Мы боимся сказать что-то лишнее, быть неверно понятыми. Но на таких встречах опасения куда-то отступают и начинаются нормальные отношения. В День Украины ребята показывали свою работу по сценической речи и вокалу, связанную с поэзией Тараса Шевченко. Наши студенты с курса Владимира Андреева вышли с показа абсолютно зареванные, успокоить их было просто невозможно. Мы подарили украинским студентами футболки ГИТИСа. И нашим, кстати, я тоже привез. Так вот надели их только украинцы, понимаете, какой поворот? Я даже хотел у наших забрать, думаю, зачем без толку тратить (смеется). Так что нет у них никаких стереотипов.

культура: Вы ведете статистику по трудоустройству выпускников ГИТИСа?
Заславский: По разным специальностям показатели различны, но в среднем цифра стремится к 90 процентам. Например, продюсеры трудоустроены полностью. Мне недавно был нужен такой специалист, так вот я не смог найти ни одного человека. Более того, никому не было интересно оставить свою работу и перейти в ГИТИС, хотя я предлагал довольно хорошие условия. Актеры тоже очень неплохо устраиваются, при том что сегодня ни один театр не стремится взять себе кого-то в штат. Везде проходят довольно жесткие кастинги. Например, я слышал, что в этом году худрук Губернского театра Сергей Безруков отсмотрел чуть ли не триста выпускниц и взял только нашу девочку с факультета эстрады Диану Егорову. Она будет репетировать у него Нину в «Маскараде». Когда выпускников берут в театры на конкретные роли, а не про запас — это огромная удача.

Другое дело, что у актеров не может быть трудоустройства на 100 процентов. Когда мы получаем данные от наших выпускников, то видим, что они, например, снимаются в кино, но для нас очень важно, чтобы ребята имели постоянную работу по профессии. В то же время я понимаю, что мы движемся в сторону контрактной системы. Социальной защищенности в области театра будет все меньше. И это еще одна моя забота: я думаю о том, что необходимо создание настоящего актерского профсоюза, которого сегодня, увы, нет.

культура: А как же Союз театральных деятелей России?
Заславский: СТД, к сожалению, всячески открещивается от того, чтобы принять на себя эти функции, хотя родился он именно как общество по взаимному вспомоществованию. То есть именно как профессиональный союз, который должен защищать наименее обеспеченных актеров.

культура: Сегодня худруки ратуют за то, чтобы переводить актеров на контрактную систему. Вы придерживаетесь иного взгляда?
Заславский: Понимаете, хочу я или нет — все равно это произойдет. В 1991 году сменился экономический строй. На смену, как нам казалось, развитому социализму пришел дикий капитализм. Не знаю, какой контракт у вас, но у меня в свое время на радио был контракт на три месяца. И мы прекрасно понимаем, что при такой системе сегодня легко можно уволить с работы любого шахтера, рабочего автопроизводства, журналиста и так далее. Мы все работаем в условиях капитализма. Он подчас жестокий, дикий. Театр — один из немногих островков социализма. Мы понимаем, что повезло, но это тоже не навсегда. Капитализм придет и в театр. У нас, у тех, кто воспитывает актеров, режиссеров, хореографов, у тех, кто принимает их на работу, есть счастливая возможность вот здесь, на территории театра, придумать механизмы, которые сделают так, чтобы этот капитализм стал не таким диким. Мы можем и должны это сделать. Но... ничего не делаем.

Много лет назад, будучи журналистом, я мечтал взять интервью у худрука шведского Королевского драматического театра, прекрасного актера — Эрланда Юзефсона. Мне помогли организовать встречу, я приехал в Стокгольм, и в процессе беседы вдруг с ужасом узнаю, что он — пенсионер. Я подумал: «Боже мой! Он — великий Юзефсон, который вдохновлял Тарковского и Бергмана, — пенсионер? И он так спокойно и иронично об этом говорит?!» А потом задумался — почему. Наверное, потому что носит дорогую куртку, модные джинсы, новые кроссовки? Потому, что и на пенсии он продолжал играть и в общем-то жил неплохо. Мы тогда коснулись многих актуальных и сегодня тем. Например, этой безумной толерантности, достигшей уже нетеатральных глубин. Он сказал: «Не обязательно быть старым евреем, чтобы играть старого еврея». А когда я его спросил про «Вишневый сад» Чехова (в молодости он играл Петю Трофимова, затем Гаева в спектакле Питера Брука и Фирса в «Драматене»), он ответил, что ему, наверное, только пенек осталось сыграть. Уход на пенсию для него не проблема, в отличие от наших актеров. Сегодня наш актер получает в театре более или менее нормальные деньги, а завтра выходит на пенсию и живет на прожиточный минимум. Вот в чем беда: мы не готовы обеспечить нашим народным и заслуженным артистам, за исключением, наверное, Москвы, достойную старость, а следовательно, не можем сподвигнуть их перейти на срочный контракт, поскольку они понимают, чем это может для них обернуться. Для этого и нужна социальная защита.

культура: Возвращаясь к вопросу трудоустройства. Если не брать во внимание ведущие столичные вузы, то большинство провинциальных, даже довольно известных, часто просто не знают, куда пристроить своих выпускников. Складывается ощущение, что рынок перенасыщен молодыми актерами, а предложение закрыть большинство вузов, обучать артистов в столицах на целевых курсах с тем, чтобы они затем возвращались на малую родину, выглядит не так нелепо.
Заславский: Я, естественно, обо всем этом думаю. Первое — ни в коем случае нельзя закрывать актерские отделения в тех вузах, где это уже стало традицией, и в то же время нельзя их создавать на пустом месте. В июне мы встречались в Китае с руководителями вузов, входящих в Международную ассоциацию, созданную на базе пекинской Центральной академии драмы. Говорили о том, какие понятия важны для того, чтобы сказать: это хорошая театральная школа, а эта — похуже. Сошлись на том, что одна из важных составляющих — традиции. Если у вуза нет истории, он не способен воспитать хорошего актера, великого скрипача и так далее. Творческую профессию можно передавать только из рук в руки. Так что нельзя закрывать актерские отделения и бюджетные места, например, в Казани, потому что никакой ГИТИС не воспитает актеров для восемнадцати, если не ошибаюсь, театров Татарстана. Они должны воспитываться на месте. То же самое касается екатеринбургской, саратовской, ярославской и других театральных школ.

В то же время, считаю, надо брать пример с наших соседей-белорусов, у которых есть такое понятие, как распределение. Главное, чтобы оно не становилось наказанием. Есть всем нам известный роман «Преступление и наказание». Так вот, мы не должны делать так, чтобы появилась притча во языцех: «Обучение в ГИТИСе и наказание». Важно, чтобы человек имел выбор: остаться в Москве и искать счастья или поехать в провинцию. Сегодня работают программы «Земский учитель» и «Земский врач», а следом, я считаю, должна появиться программа «Земский театральный деятель».

А теперь представим ситуацию: в небольшой городок приезжает молодой режиссер. Он видит, как все запущено, но знает, что все его задумки поддержат. И он начинает «строить»: оборудует театр новой техникой, затем выстроит интересный репертуар, откроет театральную студию. Театр станет местом притяжения. Вокруг него выстроится целая индустрия, начнет закручиваться новая жизнь. Ребенок, отзанимавшийся в такой студии, вырастет и подумает: а что, собственно, уезжать, если и здесь не скучно?

Единственное, этот режиссер должен получить подъемные, жилье, а приехав в город, увидеть, что в нем еще и красивые девушки есть. Опять же, красивым девушкам тоже нужно куда-то вечером пойти, а тут интересный молодой режиссер, театр... Понимаете, это целая история. Один человек может поменять картину города. И это не мои фантазии. Например, в Воронеже Михаил Бычков создал Камерный театр, который стал модным. Пришел новый губернатор, посмотрел и понял, что под этого режиссера есть смысл сделать международный фестиваль. В театр начали вкладывать деньги, строить театральные площадки. Одно тянет другое. А в итоге непонятно уже, благодаря чему в городе изменилась атмосфера.

культура: Что Вы думаете насчет качества теперешней театральной критики? Иногда кажется, что в Москве она стала клановой: этого режиссера мы поддерживаем, а этого априори нет, что бы он ни создал... Кому верить зрителю?
Заславский: Так и есть. Можно было бы вслед за отрицательным героем из «Семнадцати мгновений весны» Мюллером сказать: «Верить нельзя никому. Даже себе. Мне — можно», но я буду вынужден и от этой цитаты отказаться, поскольку сегодня не пишу. Огромная проблема заключается в том, что сейчас у нас отсутствует то, что называется профессиональной прессой. Я недавно с печалью обнаружил, как наша выпускница писала об арт-рынке в одной известной газете, собственно, ничего в этом рынке не понимая. Там, где пересказывает то, чем с ней поделились, она еще более или менее точна. Там же, где пытается сделать заключения, — просто смешна. И это тоже свидетельствует о том, насколько люди самонадеянны. Ты четыре года училась театроведению, почему же считаешь, что можешь судить об актуальном искусстве?! Для меня это является проблемой, как и малообразованность сегодняшних критиков, для которых театр начался буквально позавчера. Был печальный случай, когда я у пятерых выпускников театроведческого факультета спросил, откуда цитата: «Еще одно, последнее сказанье — и летопись окончена моя». Никто не узнал Пушкина. И что мне после этого их оценки творчества Богомолова или даже Крымова? Эта необразованность видна и по тем суждениям, которые современные молодые критики выносят по каким-либо актуальным политическим вопросам, и по тому, как политика, к сожалению, становится частью их эстетических выводов. Это начисто противоречит всеми любимой цитате: «Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить».

культура: Летом во ВГИКе разгорелся скандал из-за того, что студенту, снимавшему дипломную работу про Серебренникова, поставили тройку. Все закончилось полицией и Росгвардией, а многие СМИ обвинили вуз в цензуре.
Заславский: Я читал об этом и очень сочувствовал ректору ВГИКа Владимиру Сергеевичу Малышеву, понимая, что точно такую же белиберду можно написать и про ГИТИС. Почему я это так жестко оцениваю? Там в том числе говорилось, будто мастера ВГИКа могут в режиме онлайн следить за тем, что делает студент. Ну это же прекрасно! Педагог сможет поправить работу студента прямо в реальном времени. Если ты не хочешь учиться у этого мастера, то не надо. Но если ты идешь к нему, будь добр делать все, что он говорит. Как в иудаизме: есть заповедь — следуй. Так учатся в искусстве и никак иначе. А здесь студент устроил скандал из-за оценки — и все сразу решили, что это цензура. Бред!

Я преподаю в Высшей школе телевидения. У меня одна девочка решила писать работу на тему освещения дела Серебренникова в федеральных СМИ и на телеканале «Дождь». Тему, чтобы вы понимали, придумал я. Она мне принесла работу, где написано, мол, такого-то числа жестокие следователи... Я говорю: откуда вы это знаете? У вас тема: освещение в СМИ. Возьмите репортажи Первого канала, «России», НТВ, «Дождя» и сопоставьте их. Порядок слов, выбранный лексикон, акценты, что вызывает доверие, а что нет, и почему. Тогда это будет работа, а то, что вы пишете, и есть пропаганда. Ну, конечно же, она могла написать в соцсетях, что это цензура, что Заславский закрывает ей рот двумя руками. Но это ведь она не выполнила учебную работу и не могла с десятого раза подготовить то, что соответствовало названию. В общем, я не понимаю, о чем мы с вами говорим.

культура: О цензуре.
Заславский: Насколько я знаю, в Гарварде невозможно утвердить никакую гуманитарную программу, чтобы в ней не было фамилии Путина. Если в теме нет подзаголовка «Отцы и дети под пятой Путинского режима», то эту тему не утвердят. Я, конечно, преувеличиваю, но, думаю, суть вы уловили. В этом году у нас была летняя школа в Грузии. В ней участвовали в том числе студенты факультета славистики Гарварда. Их степень подозрительности и зашоренности просто несопоставима с нашими ребятами. Когда директор Русского театра имени Грибоедова из Тбилиси выставил вечером вино, какие-то закуски, то они испугались. Стали спрашивать, мол, он сотрудник ФСБ, он хочет, чтобы мы что-то сделали? Ребята, вы едете в Грузию, ну хотя бы изучите традиции гостеприимства этого народа. Здесь так. Вот откуда это в них?..

В Баку с докладом выступал глава Международной ассоциации театральных критиков Мишель Вайс. Он рассказывал о том, как в 2018-м всемирно известный режиссер Робер Лепаж отменил две премьеры подряд, потому что часть канадской общественности выступила против. И он, поняв, что может лишиться бюджетного финансирования, пошел на личные сумасшедшие убытки. Первый раз у него в спектакле, где было шесть героев-черных, играли только четыре чернокожих актера. Во второй постановке, про канадских индейцев, общественность возмутило, что в спектакле нет ни одного актера-индейца. Люди митинги устраивали против этих спектаклей. Вот где цензура. Это вам к вопросу о толерантности и ответу Юзефсона о том, что совсем не обязательно быть старым евреем, чтобы играть старого еврея. Мы это понимаем. Они — нет.

культура: Летом по Москве прокатилась волна несанкционированных митингов. Некоторые СМИ упоминали, что руководители столичных вузов грозили отчислением студентам, которые присоединятся к протестам. А как Вы действуете в подобных ситуациях?
Заславский: Во-первых, мы сотрудничаем с центром повышения квалификации московской полиции. Каждый полицейский обязан пройти курсы, где мы преподаем актерское мастерство и речь. Поэтому я очень надеюсь, что даже если наших студентов и задержат, то, вспомнив об этих занятиях, отнесутся к ним по-человечески. Второе: как и некоторые мои знакомые, после июльских акций я написал в фейсбуке пост о том, что не верю в гражданский пафос тех людей, которые являются организаторами митингов. Понимаете, в чем штука: вот напали на председателя Центризбиркома Эллу Памфилову, и ни один либерал не выступил в ее защиту. А должен был. Должен был выступить и сказать: я потрясен, я очень расстроен, я против! Вот это и стало бы сигналом того, что эти люди по-настоящему остро реагируют на любую несправедливость.

культура: Год театра запомнится многим в том числе по скандалам между худруками и директорами театров. Вы с Дмитрием Бертманом стояли у истоков «Геликон-оперы», были директором этого театра. Можете объяснить, почему два взрослых, мудрых, уважаемых человека не могут сесть в кабинете и по-мужски решить возникшее недопонимание? Почему каждый спешит в СМИ, подтягивает общественность, старается перетянуть на свою сторону труппу?
Заславский: Я считаю подобное поведение очень вредным для конкретного театра... История же «Геликон-оперы» по-своему уникальна и, как, наверное, создание всех великих театров, авантюрна. Она началась с того, что мне позвонил одноклассник, сказал, что его папа чуть-чуть поднялся на кооперативном движении, хочет финансировать театр и ищет руководителя-еврея. Я сообщил Диме, спросил, хочет ли он свой театр. Он ответил — да. На следующий день папа одноклассника приехал на репетицию «Мавры», послушал и был потрясен. Вечером мы с Димой уже сочиняли штатное расписание. Дима придумал для меня очень красивую должность — дженерал-менеджер. Ему мы положили оклад 300 рублей, мне — 250, солистам — 200. В Большом театре тогда зарплату вообще не платили, и солисты пели в «Геликоне» с огромным удовольствием. В какой-то момент я понял, что у меня другой взгляд на некоторые процессы, признался Диме и увидел, что он не способен слышать критику. Тогда я ушел. И считаю, сделал правильно, потому что театр жив. Мы потом с Димой помирились, нас помирил его папа. Я шел мимо Центрального дома медиков, на улице стоял Александр Семенович Бертман, курил. Говорит: «Гриш, ну что вам делить? Возьмите бутылку водки, сядьте в моем кабинете, выпейте, поговорите». А мы сохранили все приличия: здоровались, Дима приглашал меня на дни рождения театра, но человеческого контакта не было. И вот Александр Семенович нас таким образом помирил. Мне хватило ума понять, что я случайно оказался при рождении этого театра. Как в стихотворении Евгения Евтушенко: «При каждом деле есть случайный мальчик». Так вот там я был случайный мальчик, главный герой — Дима Бертман.

Фото на анонсе: PHOTOXPRESS