Елена ФЕДОРЕНКО

19.03.2019

Ирина Антонова — ​одна из самых знаменитых персон в мире искусства, человек планетарного масштаба, уникальная личность — ​20 марта встречает свой 97-й день рождения. Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», лауреат Государственных премий, академик РАХ, заслуженный деятель искусств. Она активно продолжает дело всей жизни — ​занимается заботами Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина, где работает 74-й год, более полувека — ​на посту директора, сейчас — ​как президент.

Сегодня Ирина Александровна возглавляет жюри, читает лекции, готовит ежегодный фестиваль «Декабрьские вечера», которому присвоено имя ее близкого друга Святослава Рихтера, беспокоится о сокровищах России, считает, что музеев в нашем Отечестве до обидного мало. Ее знаменитые выставки вошли в историю и память нескольких поколений. Благодаря ее инициативе Москва увидела «Джоконду» Леонардо да Винчи и познакомилась с творениями неугодного властям Александра Тышлера — ​и не только. Страна выстаивала огромные многочасовые очереди, чтобы увидеть «полное собрание сочинений» Пабло Пикассо, удивиться неизвестному Шагалу, Модильяни, Тёрнеру. Накануне дня рождения Ирина Антонова ответила на вопросы «Культуры».

культура: Пушкинский музей все чаще представляет работы современных художников, хотя бо́льшей популярностью пользуются выставки классического искусства. Возможен ли диалог классики и contemporary art?
Антонова: Не просто возможен, а неизбежен. Современное искусство нельзя скрывать, и диалог классики с contemporary art необходим, иначе не будет развития — ​тут однозначно. Другой вопрос, как позиционируется актуальное творчество, что за явления в нем акцентирует такой музей, как ГМИИ, располагающий весьма большой и полной коллекцией великой классики разных эпох, начиная с древнейших времен.

Проблемы есть, но они возникают да и возникали постоянно, когда речь заходит о современном искусстве. Скажу прямо, меня далеко не всегда удовлетворяет качество — ​слишком много, к сожалению, второстепенного, незначительного, низкопробного, малоценного материала подстерегает зрителей. Есть что-то неправильное в самом планировании соответствующих выставок: они практически не обсуждаются со специалистами и показывают, скорее, спектры личных вкусов и интересов. Задача же музея — ​выбрать то, что действительно стоит демонстрировать публике, и нести ответственность за свой выбор. Многие сегодняшние произведения далеки от искусства, они имитируют художественную идею и ее воплощение — ​не больше. Не все стоит выставлять.

культура: Какие сейчас времена для музейного дела? Наверное, не самые добрые — ​ведь в стране непростая экономическая ситуация.
Антонова: Они никогда не были идеальными. «Удобного» времени я просто не припоминаю. Периоды интересные, плодотворные, богатые событиями — ​да, случались, и часто. А что касается добрых времен, то они наступили как раз сейчас — ​лучшие из всех, какие я пережила. Возможности перед музейными работниками открылись невероятные. Придумывай все, что угодно, реализуй любые замыслы. Все зависит только от инициатив и наличия идей. Жалобы и стенания о препятствиях и помехах — ​не более, чем попытка оправдать отсутствие настоящих задумок. Я-то знаю и помню, как мешали претворению намерений в жизнь. Беда нашего времени в другом — ​в ужасной бедности тех самых идей, о которых я говорю. Сегодня можно делать все, что хочется. А чего, собственно, хочется? Ждешь ответа и только разводишь руками, потому что слишком скудными оказываются смыслы и концепции.

культура: Каковы цели музея в XXI веке? Изменились ли они?
Антонова: Музей остался музеем — ​он рассказывает о том, что было в прошлом и есть в настоящем. Основное направление — ​показывать, как пластические искусства наряду с театром, музыкой, литературой, архитектурой участвуют в жизни, что их авторы создают в области художественной культуры. Музей для этого и создан — ​как одна из территорий разговора о классическом совершенстве, современных поисков и раздумий о будущем.

культура: В ГМИИ теперь демонстрируют русское искусство, в Третьяковке — ​зарубежное. Это тоже примета времени?
Антонова: Думаю, да. И не вижу в этом ничего криминального. Каждому музею стоит показывать свои богатства и готовить свои выставки. Да и полезно «пропускать» искусство через себя, с учетом сложившихся традиций. Есть другой водораздел, и он меня волнует. На международной арене наше отечественное искусство долгие годы отделялось от мирового. Коллекций русских картин не было почти нигде. Да и сейчас нет, во всяком случае — ​крайне мало. Помню, как спросила директора Лувра, что из российского наследия входит в их собрание. Он ответил — ​две-три картины, а назвал только одну — ​Боровиковского. Сейчас западные коллеги стали кое-что приобретать, но все равно работы наших мастеров очень скудно представлены в мире. Если не считать нескольких музеев современного искусства, где есть произведения только прошлого и нынешнего веков. Да и то показывают их выборочно, Париж, например, ограничивается Шагалом и Кандинским. Можно сказать, что и с XX веком они плохо знакомы. Постепенно все-таки процесс интеграции русской культуры в мировой контекст набирает силу, интерес к ней растет.

культура: Как, на Ваш взгляд, должно развиваться музейное дело в современной России?
Антонова: Существует глубочайший разрыв между центрами с богатыми музеями и городами необъятной страны, обделенными собраниями. Таковы современные реалии. Надо вернуться к той практике, что существовала сразу после революции. Финансово-экономическое и социально-политическое состояние оставалось очень тяжелым, но в течение первых четырех-пяти лет была создана музейная сеть по всей России, возникло около 400 новых музеев, и не только в столицах, но в Сибири и Европейской части — ​везде. Сейчас к этому приблизились — ​на Дальнем Востоке возводятся целые комплексы в пользу новых институций, но этого недостаточно. Мне кажется, как и тогда, век назад, должно сформировать группу высокого научного потенциала, чтобы она продумала всю систему в целом, представила ее к обсуждению. Чтобы мы поняли, как сделать так, чтобы искусство стало действительно доступно людям.

культура: Здания можно построить, но чем их заполнять?
Антонова: Вам известно, чем занимаются сейчас крупные музеи? Они строят запасники. Не выставочные помещения, а именно запасники. Я как человек, всю жизнь проработавший в музее, их понимаю — ​я тоже против разбазаривания. Но и хорошо знаю, что залы наполняют незначительные части коллекций, и какая-то совсем небольшая доля остального богатства может составить замечательный материал для региональных российских собраний. Иначе экспонаты, скрытые от общества на протяжении 70 и больше лет, еще сто лет никто не увидит. Кому от этого хорошо? Противники перераспределения ценностей говорят, что эти произведения нужны специалистам. Согласна. Но наши сотрудники ездят и работают в музеях Франции, Италии, Америки, и, если им что-то понадобится из того, что попало в какой-то российский город, они смогут туда добраться.

Разговоры о том, что ряд картин необходим для выставочной деятельности, меня не убеждают. Я очень много занимаюсь выставками и знаю, в чем их смысл, — ​несомненно, очень важный. Но постоянные экспозиции — ​иное, их можно сравнить с фундаментальным образованием. Мы же видим и знаем своих зрителей практически с пятилетнего возраста, потом — ​весь школьный период и взрослая жизнь — ​на всех этапах люди посещают свой музей. Благодаря этому складываются индивидуальности, обретается подлинная, а не сымитированная любовь к пластическим искусствам. Абсолютно необходимо много смотреть, чтобы понять, иметь возможность по-новому взглянуть на то, что, казалось бы, хорошо знаешь. В великом произведении всегда открывается новое. Мое мнение таково: музеи России должны развиваться за счет накопленного материала, а его объемы колоссальны. А вот о том, что и как передавать, надо серьезно думать, понимаете?

культура: В музеях, и в Пушкинском в том числе, по инициативе Министерства культуры проводилась проверка безопасности. Каковы ее итоги?
Антонова: Об этом мне ничего не известно, я не видела ни одного документа и не присутствовала ни на одном заседании по этому поводу — ​даже не знаю, проводились ли они. Проверка недавно завершилась, на днях у нас состоится отчетное собрание за год — ​может быть, там получим информацию о том, что обнаружено и на что следует обратить внимание. Это, конечно, важно. Правда, отдельные кражи в музеях происходили в разные эпохи, были и громкие дела, но, как правило, похищенное возвращалось.

культура: Как обстоят дела со строительством Музейного городка, какой-то долгострой получился…
Антонова: Дела обстоят плохо. Все задерживается, сроки затягиваются и переносятся. Сейчас называют итоговым то 2023-й, то 2025-й. К тому, что было достигнуто в начале проекта, когда преодолели самое трудное и получили дома в центре города, ни одной новой постройки не прибавлено, собственно, ничего более и не сделано. На первом этапе вошли в обиход несколько зданий, среди них Музей личных коллекцией, Галерея искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков, Дом графики, запасники. А новых помещений пока нет.

культура: Что Вас сегодня беспокоит и волнует?
Антонова: У меня очень длинная жизнь — ​Вы же знаете, сколько мне лет. Сейчас деятелей культуры столь солидного возраста, как мой, осталось немного, всего несколько человек. Меня, да и не только меня, волнует, что будет дальше с искусством. Мы же видим, как упал уровень новой художественной продукции, которой и названия еще не придумано. Современным художникам очень трудно, они ищут новые пути, но найти их непросто. Конечно, лучше, если процесс поиска будет происходить в тех пространствах, где есть образцы из прошлого, — ​они важны не как примеры для подражания, а как ориентиры истории в целом, нужны для осознания, на каком этапе находимся мы сегодня. Надеюсь, что скоро человек творчества сумеет открыть новые горизонты в искусстве. Интересно, каким оно будет…

Фото на анонсе: Илья Питалев/ТАСС