«Толстяки» в свободном плавании

Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист

04.10.2018

Закрытие «Журнального зала», портала, который десятилетиями служил площадкой для почти всех толстых журналов, многие восприняли как своего рода погребальный звон по великой эпохе. Разумеется, большая часть из представленных в «ЖЗ» изданий продолжит какое-то время существовать, кто-то попытается создать собственные сайты (самые дальновидные, как «Новый мир», давно уже это сделали). Но перспективы? Сложно сказать. Сегодня расстояние между читательским вниманием и забвением невелико — один лишний клик мышкой, который вечно куда-то спешащему в своем «интернет-серфинге» пользователю лениво сделать.

Но погубила «Журнальный зал» не только новая сетевая культура (разумеется, трудно остаться нормальным в диком хаосе «кричащих заголовков» вроде «Срочно, найдено средство от всех болезней»), но и идеологическая избирательность. Да, за пару часов можно было пролистать подшивку «Октября» или «Знамени», добраться до «Урала» и «Волги», но обнаружить консервативные «Москву» или «Наш современник» — нет, куда там.

В России толстый журнал стал тем, чем не был нигде в мире, — ведущей формой организации литературного процесса, унаследованной нами от Крылова и Новикова, Пушкина и Булгарина, Каткова и Некрасова. Издания поднимали стяг, вокруг которого собирались не только писатели, но и идеологи — «Русский вестник» против «Современника» и «Отечественных записок», «Новый мир» против «Октября», «Знамя» против «Нашего современника».

Литература под прессом царской и советской цензуры, с одной стороны, и «прогрессивной общественности» — с другой, вынуждена была взять на себя функцию публицистики, социальной философии, моральной проповеди и даже политологии. Каждый номер был снарядом картечи эзоповых намеков и подспудных укоризн, выпущенным в сторону врага.

Именно полемика, а не словесность как таковая всегда приковывала внимание публики. Но дискуссии-то в мире «Журнального зала» не было, поскольку эта функция отмерла за ненадобностью. Блоги, сетевые колонки, анонимные телеграм-каналы ее полностью узурпировали.

Оставшись наедине с повестями, стихами и рецензиями на произвольно выхваченные из необозримого потока книжные новинки, русский толстый журнал потерял себя. Он превратился в кратковременное и догматически сомнительное чистилище, куда попадает текст между адом блогосферы и раем отдельного издания.

Свобода слова убила формат литературного спора, так как уничтожила рамку обязательного единомыслия, в границах которого полемика и была возможна. Ключевые участники первым делом отвернулись друг от друга с презрением. Если консерваторы еще иногда по старческой привычке гневаются на западников и посвящают им свои язвительные разборы в надежде, что власть услышит, то их противники просто не признают за оппонентами права на существование.

В этом смысле фактическое закрытие «Журнального зала» может, как ни странно, сослужить хорошую службу. Исчезнет индикатор общего неблагополучия, омертвения, впадения в бесспорный анабиоз. «Толстяки» наконец вынуждены будут смотреть на себя как на СМИ в ряду других медиа — сетевых и печатных. Понадобится предпринять хоть какие-то усилия, чтобы заинтересовать читателя и привлечь авторов.

«Журнальный зал» своей общностью делал конкретное место публикации совершенно неважным: какая разница, где выйдет твой текст, если все на одной платформе? Теперь есть шанс хотя бы на некоторую конкуренцию, если не денежную (финансовые возможности журналов гомерически ничтожны), то хотя бы на соревнование престижей, дружеских связей, контекстов. И однажды, быть может, проржавевшие шестерни полемики завертятся.

Возможно, все это пустые мечтания, и экономика нашей убитой интернет-пиратством литературы такова, что единственным способом быть писателем, если ты не Донцова, остается краудфандинг: прозаики, поэты, общественные деятели, художники, музыканты понемногу учатся продавать себя сами. Публика не понимает, скупится, но процесс уже запущен. Он рано или поздно приведет к неожиданным для всех последствиям, но сейчас говорить об этом преждевременно.

Обеспечить экономическую рентабельность ремесла современные толстые журналы, скорее всего, уже никогда не смогут. Они останутся собранием текстов графоманов (это слово стоило бы произносить без пренебрежения и злости) — людей, которые не могут не писать и согласны делать это по любому поводу и при любой погоде. В роли альманахов подобных сообществ (на самом деле необходимых) журналы еще вполне жизнеспособны и по сей день радуют время от времени удивительными образцами живого русского слова. Прибавить бы изданиям немного актуальности — и слухи о смерти «толстяков» можно будет считать и впрямь преувеличенными.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции