Андрей САМОХИН

11.04.2018

День космонавтики в России по-прежнему — всенародный праздник. В конце прошлого века многим казалось, что он навсегда связан с былыми достижениями. Сегодня все иначе, но стратегический звездный маршрут остается пока неясным. Своим взглядом на ситуацию поделился с «Культурой» Герой России, заслуженный летчик-испытатель, доктор исторических наук Магомед Толбоев.

культура: С каким настроением Вы встречаете День космонавтики? 
Толбоев: В советское время 12 апреля был не только государственным, но и общенародным праздником — днем патриотизма, как 9 Мая. Фотографии Юрия Гагарина и Валентины Терешковой висели на стенке, наверное, в каждом втором доме. После 1991 года все изменилось: государству, таким, каким оно было при Ельцине, звезды стали больше не нужны. Но мы, слава Богу, прошли нижнюю точку падения — космическая программа и комплекс в целом восстановились, причем на новой цифровой основе. Правда, у нашей космонавтики до сих пор нет генеральной стратегической цели на десятилетия вперед. Думаю, что ее должна предложить Академия наук, а утвердить президент страны.

культура: По новому законопроекту, РАН как раз сможет предлагать правительству проекты на основе экспертного анализа. Владимир Путин на днях заявил об увеличении финансирования фундаментальных исследований в полтора раза...
Толбоев: России нужны великие цели. В сфере ВПК в этом смысле проще: задача не меняется — полная гарантированная защита нашей страны от внешнего нападения. Развитие стратегических систем вооружения до конца невозможно скрыть, несмотря ни на какую секретность. Для специалистов и у нас, и на Западе не стало необъяснимым чудом то новое вооружение, о котором сообщил президент в мартовском Послании Федеральному собранию. Они знают, что наши инженеры этим давно уже занимаются. Например, ядерными энергоустановками для ракет — еще с середины 1960-х. И маневрирующими боеголовками, и гиперзвуком... В СССР ведь был создан огромный научно-технический задел оборонного значения. И не все у нас американцы в 90-х вывезли, многое хранилось в секрете и просто ждало внимания государства, возобновления финансирования. И президент запустил этот процесс, потому что не собирался сдавать страну. Хотя много времени мы упустили, дав ненужную фору, но, как видим, все же не проиграли вчистую всю партию. Сумели и спрятать кое-что, и быстро развить. Но это, повторю, советский задел.

Космонавтике, где у нас тоже еще сохранились остатки былого отраслевого богатства, требуется ответить на простой вопрос: чего мы хотим в будущем? Быть в авангарде человечества, просто оставаться развитой космической державой, равной среди многих, или свернуть это направление для минимально необходимого с точки зрения обороны и экономики? Нельзя идти по дороге, не выбрав направления. Если хочешь развиваться — включай народ, его энтузиазм, иначе будет в лучшем случае топтание на месте.

культура: В СМИ иногда появляются сообщения о возобновлении программы «Энергия — Буран», в которой Вы непосредственно участвовали в составе группы космонавтов-испытателей «Бурана». Верите ли Вы, что этот проект осуществим?
Толбоев: Технически это, наверное, возможно, но на другой основе. Нужно понять, с какой целью. Ведь это был исключительно дорогой проект. У «Бурана» в основном были военные задачи. Там, например, устанавливались манипуляторы, которые могли спутники противника хватать и сбрасывать с орбиты. Отрабатывалась даже задача снять и увезти на Землю американскую станцию «Скайлэб». Готовились для этого специальные ланжеты в трюме корабля длиной 16 и радиусом 4,5 метра. Грузовой отсек вмещал до 30 тонн при взлете. На Земле отрабатывались лазерные и электромагнитные пушки для космических дуэлей, велись опыты по распознанию ложных и настоящих боевых головок с челнока, маневрирующего на орбите. Для нынешних задач — ни гражданских, ни военных — эта махина сегодня не актуальна, время ушло вперед... А вот технологии, полученные в том суперпроекте, например, тепловой защиты, активно используются и сегодня, в том числе в новейших авиаракетных системах.

культура: Могут ли военные разработки сегодня послужить для развития «гражданского» космоса?
Толбоев: А как же! Вся техника, не только авиационно-космическая, во всех странах заказывалась военными. Кто брал первые промышленные партии мотоциклов? Немецкий вермахт, итальянская горная пехота. Мобильная связь, интернет — все родом из ВПК, а потом приходит на «гражданку». Американцы это хорошо освоили. Нам не хватает диверсификации, основанной на научном, экономическом расчете. Это совсем не то что закупать иностранную технику и повышать бесконечно налоги.

культура: Почему наши ракеты часто падают?
Толбоев: Из-за слабой дисциплины и контроля, разболтанности, недостаточной мотивации, плохой подготовки молодых специалистов. Короче, из-за глупости и неразберихи, которые и в советской космонавтике были, но с ними умели справляться. Я выступаю экспертом по многим авиакатастрофам. И часто бывает так, что ошибки той или иной инстанции просто замазываются, только бы не пострадали большие и малые начальники. Так не должно быть.

культура: Владимир Путин объявил недавно о возобновлении российской «марсианской миссии». Как Вы к этому относитесь?
Толбоев: Все это необходимо делать. И марсианскую программу возобновлять, и лунную, задуманную еще Королевым. Двигатели строить, рассчитывать новые мощные ракеты-носители. Без дальней мечты, сверхцели космическое развитие не существует. Да и другого пути, кроме как осваивать иные планеты, у цивилизации просто нет. А к продолжению «коммерческого космоса», связанного с запуском спутников и так далее, на мой взгляд, надо шире привлекать частный бизнес, вплоть до строительства негосударственных космодромов. Уверен, что люди, способные и желающие это реализовать, найдутся. Более того, знаю таких людей. Но у нас чиновники этого боятся как огня. Даже в создании малой авиации у нас инициативным людям практически не пробиться. В России сегодня 16 частных авиаконструкторских фирм, организованных при больших авиационных бюро. Вот смотрите: сверхлегкий самолет «Сигма-6» со складывающимися крыльями — классная техника, которая создана и испытана без всякой поддержки государства. Сборочный цех находится у нас в Жуковском. Мы построили за три года первый частный аэродром в подмосковном Воскресенске. Но чиновникам нашим, кроме личной маржи, ничего не нужно — любое подобное начинание пробивается нечеловеческими усилиями. А почему? Я задаю им вопрос: что вы будете делать без малой авиации, в случае военного положения, когда половина связи исчезнет? Американцы что, дураки? Я сделал наглядную сравнительную таблицу: у американцев малых аэродромов — 15 000, а у нас — 350. Малых воздушных судов у них 223 000, а у нас 300, пилотов для этой техники соответственно полмиллиона и 4000. Почувствуйте разницу...

Да, у нас нет пока на виду таких людей, как Говард Хьюз, который отдал всю свою жизнь и состояние американской малой авиации и развил ее в итоге. Но и запроса государства на таких людей ведь нет! Вы киньте клич, объявите о поддержке, обозначьте цель — глядишь, такие деятели и появятся! А чиновники наши, на откатах сидящие, и «госкапиталисты» на любое такое предложение пожимают плечами: «А зачем это?» Им действительно незачем... Простой вопрос: космонавты откуда берутся — не из летчиков ли? А в летчики, в авиаконструкторы идут те, кто с детства небом увлекался. Это дело государства, если оно не хочет лишиться своих крыльев. У нас же только последние годы кое-как возобновляются авиамодельные кружки, которых в Союзе было множество. С летчиками-испытателями настоящая беда: средний возраст классных профессионалов уже к 60 приближается.

культура: Как Вы попали в отряд испытателей Игоря Волка, прозванный «Волчьей стаей»?
Толбоев: Вообще, удивительно, как я стал летчиком. Я вырос в горах, не знал русского языка, овец пас, следил за полетом орлов. В Махачкале в детстве ни разу не бывал! Однако же что-то подняло меня, привело в летное училище в Ейске.

И еще одно чудо: гораздо более образованные русские ребята не были отобраны, а я оказался в числе 225 (из 1196 поступавших), зачисленных в училище. Выпускниками стали лишь 123 человека. В 1977-м я поступал в отряд космонавтов, прошел там почти всю комиссию, «срезали» на медицине: из-за нескольких катапультирований у меня было четыре грыжи Шморля. После этого я вернулся в воинскую часть. Летал в Восточной Германии три года в составе Западной группы войск, побывал в Анголе по «командировке», окончил МАИ. И в итоге все же оказался в отряде летчиков-испытателей. То, как мы тестировали «Буран», как участвовали непосредственно во всей этой великой эпопее, — отдельная история...

культура: Нет ли у Вас чувства обиды на судьбу: что так и не довелось полететь в космос, что копия «Бурана» была превращена в развлекательный экспонат, а оригинал угробили?
Толбоев: Конечно, горечь была в начале 1990-х, как у любого причастного, да и просто нормального человека. Но что теперь, вечно сидеть и плакать об ушедшем? Надо думать о будущем... И не просто думать — делать уже давно пора, засучив рукава. Два десятка лет потеряли уже, несколько поколений, превратившихся в циников-пофигистов. Может, хватит уже? Без этой общей государственной перемены День космонавтики у нас будет лишь памятной ностальгической датой для галочки.

Фото на анонсе: Владимир Трефилов/РИА Новости