Михаил БУДАРАГИН

28.03.2018

2018 год обозначил важную тенденцию, ее стоит проговорить именно на фоне того ужаса, в который все мы погрузились, читая новости из Кемерово. Сотни тысяч свечей в десятках городов, мягкие игрушки на снегу, слезы, бесконечные обсуждения в социальных сетях — ​неподдельная скорбь. Когда такой кошмар, как удержаться.

Однако трагедии были и раньше. Не менее чудовищные. Но со времен Беслана подобной реакции вспомнить трудно. Однако захват заложников в провинциальной школе был связан с войной. Бандиты мстили России за поражения на Кавказе, и потому события тех страшных дней чувствовались как линия фронта. Кемерово — ​иной случай: какая война в шахтерском городе? Кто с кем сводил счеты? Время мирное, спокойное.

На ровном месте погибли дети, запертые в горящем ящике, — ​и народ вышел на улицы, взялся за телефоны, открыл ноутбуки.

Ненадолго вернемся на несколько месяцев назад, в 2017-й. О чем спорили? О том, стоит ли показывать на большом экране кино о давно умерших царе и балерине. О том, хорошо ли жилось в 1970-е. А в 1910-е? А что делать с 1985-м? Прошлое было главным содержанием, смыслом и целью. Так ли мы жили? Не пора ли вернуться? Полемизировали всерьез, чуть ли не до драки.

Сегодня возвращаться некуда. Прошлое спрессовалось и осталось тем, кому положено им заниматься — ​историкам. Общественное мнение солидаризовалось в главном: есть фигуры национальной славы (из года в год имена не меняются — ​Пушкин, Сталин, Гагарин, Высоцкий etc), а остальное — ​детали.

Теперь, когда мы наконец взглянули в настоящее, чтобы понять, каким нужно сделать будущее, выяснилось, что дети — ​те, ради кого все и затевается, — ​не защищены. Они бродят по торговым центрам брошенные, остаются в кинозалах одни, и оказывается, что бытовое, обывательское «все ради детей» — ​пустой звук.

Это — ​точка перелома, очень страшная, знаковая.

Соцопросы долгое время фиксировали, что сограждане самым важным считают обобщенные «дом и семью»: не нужно нам амбициозных планов и свершений, дайте детские площадки и отстаньте, будем растить наследников. Страна выглядела как поезд, где все бьются за места для пассажиров с детьми, не слишком заботясь о том, куда эта махина едет, есть ли у нее тормоза и готовы ли огнетушители. Можно усесться и спорить о том, хороша ли была при генсеке колбаса. И изредка придираться к тому, что обшивка кресел — ​не того цвета, глаз режет.

Кемерово выдернуло всех из сонного покачивания. Опытным путем выяснилось, что пассажирами быть — ​себе дороже, и люди в Кемерово с площади отправились в морг, чтобы развеять слухи о количестве погибших, а в социальных сетях начали собирать импровизированные дружины — ​пора ходить по торговым центрам и смотреть, а все ли двери открыты.

Конечно, не все.

Но и это только начало. Дело не в том, обеспечивается ли эвакуация в местах массового скопления, правильно ли построено здание и на своем ли месте городские чиновники, отвечающие за выдачу разрешений на строительство. Дело в том, что впервые подобные вопросы стали жизненно важными.

Успокаиваться рано. И думать о том, что жизнь упрется навсегда в детскую площадку, нельзя. За это знание заплачено дорого, но жизнь в стране сдвинулась от прошлого к будущему только сейчас.

Разумеется, все не изменится завтра же. Торговые центры не станут возводить так, чтобы из них можно было выбраться. Не пропадут и охранники, ничего не делающие и не умеющие. Останутся те, кто будет закрывать двери. Но появятся и те, кто станет их открывать. Найдутся и те, кто пойдет проверять, действительно ли работает пожарная сигнализация.

Дети сами не вырастут, и впервые общество ударило током от того, что если оставить потомкам в наследство лишь сгоревший торговый центр в чистом поле, то это будет тотальным поражением. Мы все еще пассажиры, но мы уже напуганы, и это первый шаг тяжелого пути в будущее.

Евгений Гришковец, писатель:

— Мне тяжело говорить. Я родился в Кемерово, здесь — ​моя Родина, несмотря на то, что я довольно долго живу в Калининграде. Обзвонил сразу всех знакомых, близких людей из Кемерово. Искал какие-то важные и нужные слова, но несмотря на то, что я литератор, просто не находил их. И может быть, они никогда не будут найдены. Сибиряки — ​люди мужественные, но пережить такое невозможно. Думаю, дальше город будет жить как раненое существо. Эта рана навсегда. Трагедия не забудется, ее последствия останутся в сердцах людей и в памяти города навсегда. Это большое горе. Я всецело, всем сердцем сейчас там, в Кемерово. Я хорошо знаю это место. Видел его ежедневно. Помню, как там появился торговый центр. Среди тех людей, которые пострадали и погибли, скорее всего, были те, кого я знал лично. Наверняка, многие знали меня. Это личная моя утрата и большое горе для всех. Что тут сказать? Кемерово ранено не смертельно, но очень и очень тяжело. Словами тут особо не поможешь. Единственное, мне очень не хочется, чтобы смаковали подробности этой трагедии. Они еще больше разбередят рану. Пусть их будет меньше. Лучше тихие слова поддержки родным и близким, всему городу.