В поисках Олега Табакова

14.03.2018

Предлагаем вниманию читателей отрывки из книги Елены Ямпольской, вышедшей в 2005 году в издательском доме «Нева».


Галина Волчек: «Я ощущала себя его мамой»

— Так случилось, что в спектакле «В поисках радости» я, будучи старше Олега всего на два года, играла его маму…

Честность актерская в то время у нас доходила до фанатизма. То есть честность актерская должна сопровождать любого артиста до последнего вздоха, но тогда — ​первая роль, я мама, и я в это поверила. Этому еще помогло то, что у Лелика была фантастическая мама, Мария Андреевна, человек светлый, обаятельный. Я очень часто ее вспоминаю. Она мне как бы передала его с рук на руки.

Для меня воспоминания, связанные с Леликом, — ​это его семья, его мама, свадьба с Люсей, когда мы ему ее преподнесли в коробке из-под телевизора, бантом перевязанной… И, конечно, розыгрыши. С розыгрышами Табакова никакие юмористы-пародисты рядом не лежали. Мы собирались у меня — ​сначала на съемных квартирах, потом на улице Вахтангова, где у меня уже была стабильная хорошая по тем временам двухкомнатная квартира, — ​выпьем, съедим чего-нибудь, и все глаза на Лелика: давай, показывай. Это было лучше всякого капустника, лучше анекдотов. У него грандиозный талант к этому. Он разыгрывал на уровне переселения души. Звонил кому-нибудь из общих знакомых; помню, Леонид Генрихович Зорин был его излюбленной жертвой, и ни разу Зорину не пришло в голову, что это звонит Табаков.

А когда мы впервые поехали в Италию… Кстати, есть фотография, где мы все у фонтана Треви, хохочем, умираем, все молодые. Первая наша туристическая поездка за границу. Нам сделали льготные цены, и мы во главе с Ефремовым рванули в Италию… Лелик по молодости очень любил опаздывать. Не знаю, как сейчас, а тогда это была его и Лили Толмачевой прерогатива. Ефремов одно время ввел штрафы за опоздания, так входил Лелик сразу с трешкой в руке… Но в Риме он не опоздал, пришел к автобусу раньше всех, а вокруг стояли одни итальянцы и очень громко разговаривали. К ним буквально втерся Лелик, собрал все приличные и неприличные слова, которые поддавались обытальяниванию, от «макароно» до «презервативо», и остановил эту толпу. Размахивая руками, жестикулируя, он темпераментно произнес монолог, из которого, естественно, никто ничего не понял. Это был итальянец, говоривший на каком-то неведомом диалекте. Настоящие итальянцы обалдели. Он их перекричал.


Евгений Миронов: «Во МХАТе Олег Павлович сделал невозможное»

— Табаков нас, семнадцати-восемнадцатилетних, учил не только профессии. Он учил нас быть порядочными людьми. Не так, разумеется: садитесь, дети, сейчас я научу вас порядочности... Нет, личным примером. По его жизни, по его поступкам, даже по тому, как он «подвал» сооружал... Он что, был уверен, что там театр получится? Нет, конечно. Надеялся — да, знал — нет. Табаков сам приезжал, трубы из подвала выводил и никогда не расстраивался, даже если что-то не получалось. Я ему завидую.

На мой взгляд, он во МХАТе сделал невозможное. Я помню, как я сюда приходил — при всей моей любви к Олегу Николаевичу, я перед ним преклоняюсь, честный очень человек, порядочный до конца, но сам театр был в таком состоянии... А Табаков пришел с мыслью: а если бы я жил в этом доме? И сделал, как для себя. Он приглашал режиссеров, которые, может быть, не всегда имеют право здесь работать. Он выпускал спектакли, которые, может быть, не всегда имеют право быть на этой сцене. «№ 13» — в том числе. И все равно пришел к художественным событиям. А кто говорит: «Как же, это первый театр страны, здесь все должно быть безупречно...», пусть попробуют сами.


Никита Михалков: «Он великий русский артист»

— Когда я начал с ним работать — ​в «Механическом пианино», в «Обломове», да даже в «Фитиле»… я не задавался вопросом о сущности его таланта, но просто этот талант эксплуатировал. Мне было не важно, в чем тайна, меня интересовал результат, а результат всегда был замечательный. У Олега был период в жизни, довольно долгий период, когда каждая его роль в кино или на сцене становилась событием. Просто некое его показное молодчество, некий инфантилизм внешний не давали окружающим слишком уж серьезно к нему относиться. Многих людей это успокаивало: да, что там, подумаешь… Так легче. Потому что, если на полном серьезе оценивать, абсолютному большинству такое дарование и не снилось.

Со временем к любому из нас приходит ощущение, что мы обладаем некими возможностями и, в том числе, некими удобными штампами. Качество актера определяется количеством его штампов. У кого-то их три, а у кого-то три тысячи. Другое дело, что сегодня он уже не очень задумывается, с какой полки взять. Времени не хватает, других забот много. Это может людей огорчать, раздражать, может казаться попыткой самообмана, но величия Табакова это не умаляет. Реального величия, на мой взгляд.


Из интервью Олега Табакова

— Ваш коллега, человек именитый и в театральном мире не последний, заявляет в своем интервью: мол, Табаков всего лишь талантливый менеджер. Был Ефремов — ​молился театру, а этот молится золотому тельцу… Вам не надоело слушать подобные вещи? Злость не берет?
— Как всякая демагогия, это вопрос полузнания. Олег Николаевич, будучи тяжело больным человеком, молился на театр, и театр разваливался, разваливался и разваливался. Чего тут у коллеги больше — ​мелочной склочности или желания навести тень на плетень, не знаю…

— В любом случае, полагаю, цель этих людей — ​не помянуть добрым словом Ефремова, от которого они уходили, с которым враждовали и о котором за спиной отзывались не лучше, чем о Вас сегодня. Просто хочется Табакова уколоть.
— Я как бегемот — ​толстокожий и тяжелый. 99 с половиной килограммов не так-то легко сковырнуть. У меня другая весовая категория. Мы все из последних сил пытаемся выдать себя за людей интеллигентных. Кто-то с большим успехом, кто-то с меньшим. Я не устаю повторять: читайте отцов-основателей. Читайте, учитесь, конспектируйте. Не надо попадать все время в глупое положение и наступать на одни и те же грабли. Что бы они на самом деле друг к другу ни испытывали, какие бы там страсти ни кипели, — ​наружу выплескивать не позволялось. Владимир Иванович Немирович-Данченко был абсолютно обделенным человеком, но я сейчас заканчиваю третий том из только что изданного четырехтомника его писем — ​вот высокий уровень межличностных отношений. Впрочем, и менее высокий можно пережить. Если кто-то из моих коллег считает, что я недостаточно молюсь Мельпомене, а чересчур усердно молюсь Маммоне, ну и что? Что от этого изменилось?

— Вы действительно на редкость успешны в учениках. У Вас есть какой-то педагогический секрет?
— Я их учил для себя, только и всего. Это меня по-настоящему интересовало и заставило дрейфовать по жизни не в сторону актера-киногероя, а в сторону человека, который может о других хотя бы на треть так же хорошо заботиться, как он заботится о себе. К сожалению, процент брака в нашем деле очень велик. Мы привыкаем к ним, начинаем радоваться, когда человек средних способностей делает что-то чуть выше среднего, соглашаемся с этим, а потом уже любим настолько, что и другим говорим: ах, ах… А все должно быть очень жестко.

— Существует точка зрения, будто высокое искусство и деньги суть вещи несовместные.
— Когда я выслушиваю скифскую точку зрения, или половецкую, или точку зрения гунна, мне становится дурно, как всякому безнадежно здоровому и цивилизованному человеку. Неуспешный театр не должен существовать. Только не надо предлагать власти закрывать театры. Власти это делать нехорошо, некрасиво. Возможно, про меня скажут: а он избалован… Да что же это меня так балуют сорок с лишним лет? И кто конкретно балует? Две общественные формации за это время сменилось.


Олег Табаков отвечает на «Анкету Марселя Пруста»


— Что такое для Вас счастье?
— Я так полагаю, что счастье — ​это чрезвычайно редко встречающиеся секунды гармонии с собой и с миром. У меня это случалось, когда рождались дети и когда рождалось дело — ​«Современник», «подвал»… Повторяю, это моменты очень скоротечные, их не может быть много, и это даже хорошо.

— Какие ошибки Вы готовы простить?
— Ошибки, сделанные сообразно убеждениям.

— Какое качество Вы особенно цените в мужчине?
— Основательность. Мужчина должен уметь отвечать за свою любовь, за любимую женщину и за все, что в любви рождается. Если он на это не способен, надо у него отнимать пункт в паспорте, где про пол говорится. Вместо «пол — ​мужской» писать «род — ​средний».

— Какое качество Вы особенно цените в женщине?
— Внешнюю красоту и нежность душевную. Я всегда видел в женщине катализатор своего развития. В этом смысле у меня к женщинам утилитарное отношение.

— Главная черта Вашего характера?
— А какая главная черта характера у бульдозера?

— Упорство. Точнее, упертость.
— Вот и у меня то же самое. Дойти до цели.

— Что Вы больше всего цените в друзьях?
— Нашу общую память.

— Ваш главный недостаток?
— Лень, как и присуще национальному характеру. И доверчивость, иногда чрезмерная.

— Разве бывают ленивые бульдозеры?
— Знаешь, бывают.

— Ваше любимое занятие?
— Играть на сцене.

— Что было бы для Вас самым большим несчастьем?
— Пережить детей моих.


Фото на анонсе: Евгений Биятов/РИА Новости