07.12.2017
культура: Несколько лет назад в интервью нашей газете Вы отвергали саму возможность возрождения «Бригады С», ссылаясь на то, что некоторые участники живут за границей, а иные и вовсе уже покинули этот мир. И если не получается собрать коллектив в его аутентичном виде, зачем вообще все затевать. Однако декабрьский концерт подается не иначе, как выступление воссоединившейся группы. Со временем приоритеты меняются и жизнь расставляет новые акценты?
Сукачев: Пожалуй, во многом так оно и есть. Действительно, в течение довольно долгого времени у меня и в мыслях не было вдыхать новую жизнь в этот славный проект. Все произошло, как это часто бывает, случайно. Два года назад отмечалось тридцатилетие московской рок-лаборатории, с которой у нас связано много приятных воспоминаний. Со мной связались организаторы мероприятия с предложением выступить. У меня, как ни странно, на тот момент образовалась некая временная лакуна, и я подумал: почему бы нет? Позвонил Сережке Галанину (поскольку, как ни крути, по большому счету «Бригада С» — это два человека), и как-то сама собой история закрутилась, незаметно растянувшись на два года.
Мы периодически давали совместные концерты, однако, конечно же, было бы преувеличением называть данный опыт реюнионом в полном смысле слова. Из репертуара «Бригады» мы играем от силы десять вещей. По одной простой причине: коллектив распался настолько давно, что люди, которые теоретически могли бы прийти на наше выступление, давным-давно уже никуда не ходят. Просто в силу возраста — с тех пор ведь успело вырасти целое поколение. А многие молодые люди, подозреваю, и названия-то группы не слышали. Поэтому если мы и исполняем несколько «бригадных» хитов, то делаем это преимущественно для поклонников со стажем. Однако, как бы то ни было, думаю, на предстоящем выступлении в «Крокусе» в истории группы будет-таки поставлена точка.
культура: После чего любителям старого, доброго, не побоимся даже этого термина, — классического русского рока останется только ностальгировать. На смену знаменитым музыкантам, которые в 80-х в нашей стране были чуть ли не властителями дум, до сих пор никто не пришел...
Сукачев: Конечно, поскольку той самой «молодой шпане, что сотрет нас с лица земли», как пел Борис Гребенщиков, просто неоткуда появиться. Нельзя говорить о том, что в нашей стране рок-музыка является частью национальной культуры. Хорошо это или плохо — судить не берусь, это просто данность. Конечно, рок-н-ролл — изначально не наша история, тут ничего не поделаешь. Возможно, именно поэтому в России нет преемственности поколений — как в стане музыкантов, так и среди профильных обозревателей.
Ведь когда наш доморощенный рок только зарождался, среди вашего брата журналиста было огромное количество энтузиастов, знатоков и любителей жанра, наравне с артистами, выковывавшими эту музыку. А сегодня в Сети какой-нибудь 15–16-летний юнец считает возможным вальяжно рассуждать «на заданную тему», а то и вовсе поливать грязью тех, кто к моменту его рождения давно успел сказать свое главное слово в отечественном роке. Причем дело даже не в том, что этот молодой человек такой плохой и несмышленый, и не в том, что родители ему в свое время чего-то недообъяснили. Просто у нас налицо грустная традиция: все очень быстро забывается, и рокеры не являются исключением.
культура: Почему же мы не бережем своих героев?
Сукачев: Есть хорошая народная мудрость: что имеем — не храним, потерявши — плачем. Но здесь сетовать не на что и пенять не на кого, так как это общее положение вещей, исключений нет: и я такой, и вы, и все вокруг тоже. Почему именно так происходит — ей-богу, понятия не имею, но мне от этого очень грустно.
Кто из молодых сейчас помнит Александра Башлачева, возможно, нашего самого выдающегося рок-барда? А кто знает Петра Мамонова? В лучшем случае скажут: «А, это тот чувак с плохими зубами, который снимался в каком-то фильме про какого-то попа?»
Все это весьма печально. Причем парадокс ситуации заключается в том, что Россия — очень песенная и в музыкальном смысле этого понятия — патриотичная страна. Как бы ни любили тех же «Битлз» и «Стоунз», за столом все равно будем петь «Ой, мороз, мороз» — хоть ты тресни. Тем обиднее, что колоссальный пласт нашей музыкальной культуры последних десятилетий забывается. Нет ни одной достойной отечественной рок-энциклопедии, ни одного серьезного музыковедческого исследования, посвященного нашим артистам. Все они — либо поверхностные, либо подвижнические. Так что общая картина, повторюсь, довольно неутешительная.
культура: Многократно было отмечено, что главная особенность русского рока — недюжинная литературная составляющая. То есть первым делом — текст, ну а музыка, а музыка — потом. Так ли это?
Сукачев: Вспомним, с чего начиналась рок-музыка. Правильно, с блюза. А что такое блюз? Да обыкновенная блатная песня, если называть вещи своими именами. Так вот, если в американской традиции дворовая лирика нанизана на три мажорных аккорда, то в русской их место занимают минорные. То есть мы поем минор в классическом миноре, а они примерно такую же по содержанию лирику подают в мажоре. В этом и заключается основополагающее отличие русского рока от всего остального. Что, возможно, отчасти объясняется с сугубо географических позиций: обратите внимание — чем ближе к югу, тем больше мажор превалирует над минором, и наоборот. И это, наверное, естественно: вечная мерзлота и тропический зной по определению подразумевают разные состояния души.
культура: Кинематографическая деятельность занимает в Вашей жизни не меньшее место, чем музыкальная. Так кем Вы себя в большей степени ощущаете — режиссером или рок-исполнителем?
Сукачев: Для меня это две части единого и неделимого целого. Не шучу, когда с упорством дятла говорю: я — человек эпохи Возрождения. В том смысле, что искусство на составные куски не дроблю. Все очень просто: когда-то одна женщина родила мальчика, который вырос таким и никаким иным. И ответа на вопрос, почему именно так произошло, этот человек никогда не искал — всегда воспринимал подобное положение вещей как данность.
Все, чем занимаюсь, мне безумно интересно. Я пока не так много успел сделать, но, во-первых, надеюсь, еще кое-что смогу, поскольку уверен: силы меня не скоро покинут. А во-вторых, думаю, то немногое, что создал, получилось неплохо. Чем бы я ни занимался, всегда рассказываю одну и ту же историю — просто при помощи разных художественных методов.
культура: Насколько название снятой Вами и недавно выпущенной в прокат ленты «То, что во мне» автобиографично?
Сукачев: Это не столько даже название — это, в известном смысле, и есть автобиография в миниатюре. Фильм-то — мой, поэтому и передает он авторские ощущения и эмоции. Но существует немаловажный нюанс: то, что во мне, а не все, что во мне. Во мне чего только нет: там такие демоны летают с утра до ночи...
Лента снята по мотивам поездки по Алтаю, но если, допустим, в следующий раз придет в голову мысль сделать нечто подобное на основе путешествия по Байкалу или, скажем, Камчатке — это опять-таки будет отражением очередной частички меня.
Во всем стремлюсь предельно откровенно, доходчиво и четко выразить свое личное отношение. Скажем, альбом «Мой Высоцкий»... Я Владимира Семеновича вижу и чувствую таким, и именно поэтому в данном конкретном случае он мой, и не чей бы то ни было еще.
культура: Лента снята в жанре роуд-муви. Помните битловский фильм «Magical Mystery Tour»? Большая веселая компания загрузилась в автобус и поехала куда глаза глядят, а камера все время была включена. Вы тоже ставили перед собой «акынскую» задачу: что вижу, о том пою?
Сукачев: В известной мере — да. Но, поскольку я уже более двадцати лет являюсь режиссером художественного кино, каких-то пробных попыток снять документальный фильм в данном случае предпринимать не планировал. Даже не думал об этом. Я пишу таким кинематографическим почерком, каким умею, — по-другому у меня попросту ничего не выйдет. Дело даже не в том, примут ли это окружающие, просто я знаю наперед, что мне самому не понравится.
В данном случае говорить о форме картины мне трудно. Конечно, как кинорежиссер, я поехал на отсмотр натуры, встретился с людьми. Но на экране зритель видит то, что происходит здесь и сейчас, фактически в режиме реального времени. Никаких тонких сценарных ходов и заготовленных текстов прописано не было — я просто смонтировал материал и предоставил на суд публики. Но постарался сделать это таким образом, чтобы возникала иллюзия художественной ленты.
культура: Можете сказать, что результат от проделанной работы Вас полностью удовлетворяет?
Сукачев: Да. В противном случае я бы это на суд зрителя не вынес. Мне, конечно, важно, чтобы фильм понравился аудитории, ведь мы же не для какого-то небольшого междусобойчика пыхтим, не хоум-видео на коленке склеиваем, а выполняем серьезную работу. А она подразумевает определенную ответственность — как перед зрителями, так и перед самим собой. И лишь когда у меня исчезают последние сомнения, я предлагаю вам оценить то, что получилось.
культура: А как обстоит дело с картиной под рабочим названием «Лучшая в мире», повествующей о судьбе девочки, которая стала олимпийской чемпионкой по синхронному плаванию?
Сукачев: К сожалению, все застопорилось, вернули деньги государству, и на этом проект приостановился. Что поделать, между мною и продюсерами всегда пропасть. С кем разговаривать на тему продолжения работы над лентой, право, ума не приложу. Что весьма досадно, поскольку я убежден, что сценарий, написанный мною совместно с Наталией Павловской, прекрасен.
культура: Недавно Вы отметили день рождения. Пожелали себе чего-то особенного?
Сукачев: Да все у меня вроде неплохо, слава Богу. А вообще для всякого рода загадывания желаний не обязательно ждать праздника. Каждый прожитый день — это уже немало. Мне в этом смысле очень близок путь самурая: живешь так, будто постоянно стоишь на пороге смерти. Поэтому хочется просто постоянно достигать, достигать и в конце концов честно умереть на сцене. Но не скоро (смеется).
Фото на анонсе: Екатерина Чеснокова/РИА Новости