Николай ИРИН

18.05.2017

«Первый канал» показал 14-серийный фильм «Власик. Тень Сталина», где более-менее подробно реконструирована биография начальника личной охраны вождя. Сомнение вызывает название, которое подразумевает, что Николай Сидорович Власик в отрыве от генералиссимуса не существовал, не имел самостоятельного смысла. Однако весь строй картины указывает как раз на обратное: это суверенная личность, вполне себе отдельное человеческое существо.

Вещь, придуманная продюсером Алексеем Пимановым, прописанная сценаристом Валерией Байкеевой и срежиссированная Алексеем Мурадовым, предъявляет поле власти, «территорию решительности», поэтому органичнее будет, опустив вступления с околичностями, стремительно перейти к сути.

Что значит поставить в центр повествования двух гетеросексуальных мужчин? Автоматически актуализировать категории «дело» и «работа». Допустим, сильно и справедливо приподнятый в последнее время советский фильм «Офицеры», где главные герои — друзья-соперники (не противники), рассказывает о профессии «Родину защищать». Но тогда «Власик. Тень Сталина» повествует о работе под названием «Родиной управлять».

Не станет преувеличением сказать, что перед нами «производственная драма» с управленческими обертонами. Женщины с детьми даны во множестве, и все-таки они здесь лишь примета быта. Сериал переполнен большим количеством честолюбивых мужчин, знающих себе цену, но в то же время четко исполняющих законы субординации. По мне, это подлинное достижение картины: последовательно тянуть линию служения, не столько пафосного, сколько бюрократического. И не только «служения», но и «службы».

Полагаю, главная проблема современной России — это ее ментально загаженное прошлое, в особенности, конечно, прошлое недавнее, советское. Сейчас-то немножко одумались и начали, чаще неумело, бороться с пресловутым тотальным очернительством. Но результаты пока что неудовлетворительные: ощущение, что позади дымится выжженное поле с десятками миллионов замученных-изувеченных исключительно по злому умыслу верхов, на бессознательном уровне парализует все культурные институты. Как ни парадоксально, великим благом для нас стало украинское восстание бандеровцев, позволившее многим наконец-то опознать так ими не любимый «совок» в качестве начала гуманистического, а не преступного.

«Власик. Тень Сталина» — это концентрация «человеческого, слишком человеческого», не дьявольского. Безумная манера предъявлять Иосифа Виссарионовича и его окружение в инфернальном ключе, по сути, лишает Россию шансов на сколько-нибудь рациональное начало. 

Авторы не пугают. Выдающимся достижением фильма является как раз его спокойная интонация. Придумано — нормально, срежиссировано — как положено, сыграно — достойно, а впрочем, иногда блистательно. Отследив и оценив одни только профессиональные составляющие, я вряд ли преисполнился бы по отношению к сериалу благодарными чувствами, и он мог бы легко затеряться в разливанном море теперешней продукции о старинных советских временах. Однако из повествовательной ткани устранена малейшая истерика. Никакой экзальтации, никакого кликушества. И даже обличительства — никакого. 

Мужчины конкурируют. Ничего особенного. Мотивы поведения понятны. Агрессия объяснима. Мысль проведена спокойно, внятно, кажется, совершенно осознанно.

Когда Сталин, перебирая папки со старыми документами, а затем перечитывая и сжигая некоторые из них, доводит до Власика детали внутрипартийной борьбы, он всего лишь озвучивает принятые в их трудовом коллективе правила социалистического общежития. Коллеги играли в одну игру. На одном поле. В сложившемся на том историческом этапе производственном климате. По одним и тем же неписаным, но хорошо известным всем участникам процесса правилам. А можно я не буду поддаваться истерикам перестроечного разлива и доматываться к членам чужого трудового коллектива с претензиями?!

Можно, даже нужно — успокаивают меня авторы сериала. «Спокойствие, только спокойствие» способно обеспечить ясность взгляда и трезвость мысли. Не слезливое сочувствие будто бы жертвам, не яростные инвективы в адрес будто бы палачей. Дистанция. 

«Надо было им ударить единым фронтом, — удивляется Иосиф Виссарионович конкурировавшим с ним, проигравшим ему карьерные скачки соратникам. — Но каждый из них пытался доказать, что он умнее, хитрее и лучше других. Дураки!» Приходилось читать о том, что после смерти Ленина Сталин захватил власть, потому что опирался на бюрократию и сам до мозга костей был бюрократом. Фильм зримо показывает, что эта отвлеченная формула на деле означает. А заодно утверждает неизбежность победы в конкурентной борьбе: разве контролировать огромный управленческий аппарат, а через него бескрайнюю страну должны были лихие кавалеристы или газетные публицисты?!

Ежедневная, ежеминутная работа с производственными «мелочами», краткое отвлечение на семью, потом снова бюрократическая текучка. Леван Мсхиладзе без малого гениально отыгрывает внимательность не дьявола, не вождя, но всего-навсего человека из плоти и крови. Его Сталин, похоже, не выходит за пределы реальности, данной ему в ощущениях. Бюрократ по определению «не фантазер». Герой здесь присматривается, прислушивается, анализирует самый воздух канцелярии и — делает выводы, действует. Точнее, отдает распоряжения.

Николай Власик (очень хорошо сыгранный Константином Миловановым) представительствует от лица тех, кто распоряжения выполняет. Не «хозяйский пес» и не «сторож», как презрительно величает его личный враг Лаврентий Берия, а попросту добросовестный исполнительный сотрудник. Картина, напоминаю, рассказывает о том, как мужчины занимаются своим делом, сотрудничая, но и жестко конкурируя. Жестко — вероятно, потому, что высоки ставки. Работа больно ответственная. С серьезными поощрительными бонусами. Потенциально травмоопасная.

Власик символизирует слой, который отделен от правящей элиты сословной перегородкой. По идее, с ним мог бы солидаризироваться массовый потребитель зрелищ, охочий до подробностей из жизни сановных особ, но начальник охраны отдает себе отчет в непереходимости границы. Эта идея солидарности, внутреннего совпадения со «слугой» оказывается иллюзорной. Власик тоже слишком далеко. Тоже из чужого трудового коллектива. С давно закрытого производства. 

Конечно, и сегодня феномены «государственная власть» или «охрана» никуда не пропали, однако непредвзятому зрителю очевидно: формальная преемственность не означает типологического сходства. Лучше тут у нас или хуже — вообще не вопрос. Важно научиться внутренне связываться с любыми современными институтами и дистанцироваться от любых конструкций прошедшего времени. Жить в настоящем — хорошо, эмоционально вязнуть в прошлом — дурно.

Мелодраматические ходы, ими неизбежно прошита историческая ткань, тоже незаметно работают на идею мужского соперничества. Женщина — приз, который с легкостью сословные перегородки преодолевает. Смертельные враги Берия и Власик спят с одной и той же красавицей Асей (Ольга Погодина), но в конечном счете победа оказывается за слугой, сторожем, нижестоящим персонажем. Правда, ценою гибели объекта вожделений. 

Вечно предъявляет претензии Иосифу супруга: «Кем ты себя окружил? Холуи, одни холуи кругом!» Тот терпит, тетешкается, закатывает скандал вплоть до злобного окрика, болезненно переживает ее самоубийство, но потом снова встраивается в повседневную работу. Женщины целенаправленно подаются здесь в качестве непременного символа благообразия, мужской состоятельности. «Товарищ Сталин, Вы позволите Вам руки на плечи положить?! — с придыханием напрашивается во время званого ужина жена одного из соратников.

Все это выполнено в режиме «мужчины стараются, у них слишком много дел». В этом смысле мне не кажутся органичными периодические, после очередного жизненного потрясения, походы Сталина в неработающий православный дворцовый храм. Попытка показать его психологическое и нравственное «расширение» отдает капитуляцией перед теми сомнительными заказчиками зрелищ, которые не осознают неизбежной узости художественного решения, обусловленной жанровой принадлежностью. Производственная драма сама по себе любопытна и самодостаточна, она не выносит заигрывающей с поборниками «духовки» эклектики.

Об одиночестве единовластного лидера делал своего «Ивана Грозного» Эйзенштейн, здесь же, если принять во внимание удачно найденную эстетику «повседневной текучки», метафизика представляется лишней. «Скажи мне, Татка, мы когда-нибудь тут быт наладим?» — с искренней и светлой надеждой интересуется у жены Иосиф. Однако постепенно этот по-звериному внимательный человек начинает считывать витающие в том самом повседневном воздухе коды борьбы и насилия. «Нормальной» мужской борьбы с себе подобными.

Не столь давно Первый канал показал сериал «Великая», где меня впечатлило беззастенчивое убийство императора Петра братьями Орловыми. Любовник уничтожает законного мужа, чтобы получить преференции в быту и в постели, а ведь якобы «зверь» — Сталин именно такого рода сигналы из прошлого блестяще улавливал, перерабатывал и модернизировал. С той поправкой, что ни сладострастие, ни матценности никогда не были для него основными. 

Самореализация мужчин везде и всегда такова, просто этим товарищам повезло с властью и не повезло с кровавой традицией. «Власик. Тень Сталина» учит искусству отстранения. Смотрим и — не влипаем. Развлекаемся и — учимся брать из прошлого как можно меньше. Кажется, самой большой большевистской иллюзией была надежда на то, что совершенное человеческое общество можно изобрести заново, словно райский сад снова достижим, а первородный грех отменим: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног».

Но одновременно эта иллюзия и самая красивая. Горделивая, но продуктивная. Мы не можем, не имеем права тащить из нашего прошлого, дореволюционного или советского, что ни попадя. Нам нужно уважать себя сегодняшних.