Дарья ЕФРЕМОВА , Крым

07.09.2016

«Ялта обречена быть городом поэтов. Здесь пишут стихи милиционеры и врачи, рыбаки и директора предприятий», — так отзывались о курортной столице обитатели знаменитого Литфондовского Дома творчества. И были правы. А то, что каждый здешний кедр помнит классиков, всегда казалось чем-то само собой разумеющимся...

Чехов принимает гостей на «Белой даче», гимназист Маршак кидает камешки в воду, а юная Белла Ахмадулина прогуливается по променаду, обвив шею питоном. «Горжетку» она одолжила у мальчишки-торговца, чтобы повеселить друзей. Древняя Яйла, извилистая ойкумена, аристократическая ривьера с пирамидальными кипарисами и отелями-дворцами, «неприбранная шкатулка» с приморской ленцой и южной страстью к деньгам издавна представлялась земным раем, но этот парадиз был обманчив. «Et in Arcadia ego», и похмельный директор варьете вслед за зощенковским гражданином Снопковым (разумеется, тоже пьяницей) переносится в мир-фантом, вдруг обнаружив себя на самом конце мола. Море, сверкающее голубое небо, белые мансарды на горах. «Умоляю, скажите, какой это город?» — «Однако!» — сплевывает бездушный курильщик. Лиходеев опускается на колени: «Я не пьян, со мной что-то случилось, я болен... Где я? Какой это город?» — «Ну, Ялта...» 

Из «Ореанды» доносится танго

Противоречивое обаяние белого города манило писателей, поэтов, художников почти бессознательно. «Виды, массандры, гурзуфы», «алмаз предутренней звезды в стеклянном небосклоне» и «рожи бездельников-богачей с жаждой грошовых приключений», «грустные огни вдали на море» — яркая, двуличная, осязаемая действительность (про аромат прелого лавра, хамсы и парфюма писали и Чехов, и Бродский) не то чтобы просилась на бумагу — ложилась на нее сама собой. «Ялта и хороша, Ялта и отвратительна, и эти свойства в ней постоянно перемешиваются», — замечал Булгаков.  

Михаил Афанасьевич останавливался здесь в 1925-м. Конечно, в «России», самой фешенебельной и самой литературной из местных гостиниц: в разные годы здесь бывали Александр Куприн, Владимир Короленко, Константин Паустовский, Владимир Маяковский, Иван Бунин, Максим Горький. Одним из первых постояльцев стал Николай Некрасов, приехал в 1876-м, через год после открытия, был тяжело болен, но вскоре пошел на поправку: начал выезжать в Ореанду и Гурзуф. Отметился в знаменитом отеле и Иван Бунин, написавший здесь стихотворение «Зеленый цвет морской воды». Красотой мест восхищался, а фривольные нравы и байки местных торговцев ругал почем свет. Некрасовский номер полвека спустя снял Маяковский. Его отношения с Ялтой тоже были непростыми. Наведывался часто, много работал — сочинил «Товарищу Нетте — пароходу и человеку», завершил поэму «Хорошо!». Однако первый визит произвел тягостное впечатление. «На улицах ни души и никаких признаков жизни... Пошли искать людей, искать впечатлений, но ни людей в полном смысле этого слова, ни общественных мест в Ялте не было. Был только один черствый городской клуб, в котором были, на наш взгляд, какие-то уроды, но и туда нас не пустили как не членов клуба», — вспоминал Владимир Владимирович. «Скучно, как у эскимоса в желудке», — вынес образный вердикт поэт. 

Впрочем, по-настоящему печальными ялтинские каникулы оказались, пожалуй, только для Айседоры, ждавшей Есенина в «России» осенью 1923 года, но получившей только записку: «Я люблю другую, женат и счастлив». А полвека спустя и отель перестал быть таким уж модным. В 80-е танго, по выражению Евгения Рейна, доносилось уже из «Ореанды». Там начали появляться именитые иностранцы и представители отечественного бомонда: артисты, литераторы, спортсмены-чемпионы. Любил эту гостиницу и Юлиан Семенов. Проводил здесь съезды созданной им Международной ассоциации детективного и политического романа, мечтал превратить Ялту в курорт мирового значения, вроде Ниццы или Сен-Тропе.

О шпице, скуке и синем море  

Особый флер литературности в Ялту привнес Антон Павлович — главный бренд и, пожалуй, самый строгий критик города. Приплыл на пароходе, отметил сплав Ривьеры с купеческой ярмаркой, снял квартиру в доме Иловайской, в 1898-м в лавке Синани (там он покупал книги и табак) познакомился с архитектором Львом Шаповаловым. Так на окраине, в Верхней Аутке, на месте виноградника, спускавшегося к речке Учан-Су, появился знаменитый дом с мезонином «Белая дача». 

В нем Чехов принимал многочисленных гостей: Мамин-Сибиряк, Немирович-Данченко, Станиславский, Гарин-Михайловский, Телешов, Шаляпин, Рахманинов, Орленев, Гиляровский, Левитан, Васнецов, Бунин и Горький (в саду даже есть горьковская скамья). Много работал — здесь написаны «Три сестры», «Вишневый сад», «Дама с собачкой», подготовлено к изданию собрание сочинений. Высаживал деревья, организовывал пансионаты для лечения туберкулезных больных, бедняков. Часто скучал: «Я тут как в Малой Азии... Далеко от мира». Иногда жаловался: сравнивал себя с Дрейфусом, сосланным на остров дьявола. И все же эти места любил. «Море чудесное, синее и нежное, как волосы невинной девушки. На берегу его можно жить тысячу лет и не соскучиться», — сообщал из первого путешествия. Повторял и через несколько лет: «Люблю я море и чувствую себя до глупости счастливым, когда хожу по палубе парохода или обедаю в кают-компании». Либо — со свойственной ему ироничностью: «Недавно был в Гурзуфе, около Пушкинской скалы, и залюбовался видом, несмотря на то, что виды мне давно надоели».

Общее место, клише, что на курорте тоска, писатель увековечил в своем самом известном ялтинском рассказе. «Он... погрозил ему пальцем. Дама взглянула на него и тотчас же опустила глаза: «Он не кусается»... — «Можно дать ему кость?» — и когда она утвердительно кивнула головой, он спросил приветливо: «Вы давно изволили приехать в Ялту?» — «Дней пять». — «А я уже дотягиваю здесь вторую неделю». Помолчали немного. — «Время идет быстро, а между тем здесь такая скука!» — сказала она, не глядя на него. — «Это только принято говорить, что здесь скучно. Обыватель живет у себя где-нибудь в Белеве или Жиздре — и ему не скучно, а приедет сюда: «Ах, скучно! Ах, пыль!» Подумаешь, что он из Гренады приехал». Она засмеялась». 

Гипсовый шпиц, подаренный Чехову одной из многочисленных поклонниц, — в числе самых узнаваемых музейных меморий. В прихожей, где у печной заслонки притаился «реликт», лежит и книга отзывов. Экскурсанты, помимо обычного «Спасибо музею», обращаются с посланиями и к самому Антону Павловичу: «После посещения Вашего дома у нас осталось впечатление, как будто мы с Вами близкие, родные, как будто мы просто не застали Вас...»  

Вам Маяковский что-то должен...

Новый этап литературной жизни Ялты начался в 1934 году, когда на территории имения промышленника и мецената Эрлангера открыли Дом творчества Литфонда. Здесь работали и жили Аркадий Гайдар, Евгений Петров, Юрий Тынянов, Александр Твардовский, Константин Симонов, гостили зарубежные знаменитости Митчел Уилсон, Джон Пристли, Эрвин Штритматтер, Иоганнес Бехер, Джанни Родари, Джеймс Олдридж, Пабло Неруда. 

Завсегдатаем был Константин Паустовский (написал тут «Золотую розу», «Горсть крымской земли», «Созвездие Гончих Псов»). Бродил по городу, спускался к морю, считал, что в Ялте к нему возвращалась молодость. «Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться... Поздняя ночь. Море шумит за окном. Дует норд-вест». Среди любимых мест, конечно, дом Чехова. «Внутрь я входил редко, чаще всего я прислонялся к ограде и, постояв немного, уходил...» Дружил с поэтом Владимиром Луговским, еще одним страстным поклонником Крыма. Вместе они совершали вылазки по улочкам Ялты, часто заходили на Массандровскую улицу, а в самом Доме творчества у Луговского была любимая скала. Находилась недалеко от дорожки, ведущей к жилому корпусу, построенному в 50-е годы. Ей посвящены строки одного из лучших стихотворений: «Здесь, у скалы, где молодость моя / На мир ночной так жадно, /Так взволнованно глядела, /Дай руку — посмотри и ты, дыханье затая, /На эти серебристые края, /На это мощное морское тело». 

В те же годы тут отдыхал и работал Самуил Яковлевич Маршак. Несмотря на преклонный возраст и болезни, охотно встречался с читателями, проводил вечера, гулял, с поводом и без заглядывал в редакцию «Курортной газеты». На мероприятии в честь своего семидесятилетия вдруг прочитал только что написанное автобиографическое стихотворение «Вот набережной полукруг /И городок многоэтажный». В 1904-м талантливый юноша, страдавший от частого воспаления легких, был определен в Ялтинскую гимназию по протекции Максима Горького, а год спустя стал свидетелем уличных волнений: «Город-курорт нельзя было узнать. Здесь впервые увидел я на улицах огненные полотнища знамен, услышал под открытым небом речи и песни революции...»

В 60–70-е дом творчества облюбовали поэты новой волны Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский. В книге отзывов пансионата осталась запись последнего от 1967 года: «Я люблю милую Ялту. Чудесно здесь работается. Как-то здесь... я узнал, что живет в Ялте Яницкая, бывшая машинистка Маяковского. Тот остался должен ей 3 руб. Так и не расплатился. Я отдал Елене Ришардовне долг и написал стихи: «Вам Маяковский что-то должен. /Я отдаю. /Вы извините — он не дожил».

Часто бывал в Крыму, иногда в ялтинском Доме творчества, иногда на даче у Бориса Томашевского в Гурзуфе, непризнанный Иосиф Бродский. Поэма, ряд стихотворений и, конечно, «Зимним вечером в Ялте», заканчивающееся строфой, очень точно передающей январский крымский сплин: «Квадрат окна. В горшках — желтофиоль./ Снежинки, проносящиеся мимо.../ Остановись, мгновенье! Ты не столь /прекрасно, сколько ты неповторимо».