14.01.2016
культура: С каким экономическим багажом мы входим в новый год?
Гринберг: Если смотреть статистику, то показатели удручающие. По итогам 2015 года снижение ВВП составляет почти 4 процента, инфляция — 13–15 процентов, реальные доходы населения упали процентов на 10–12. Но печальнее всего, что нет чувства перспективы. Наоборот — смятение, граничащее с паникой. Ожидание еще больших трудностей. Это очень сложная ситуация для экономики, для социальной жизни. И самое главное, что правительство не продуцирует никаких выходов из этого положения. Мы приговорены к унизительной зависимости от динамики цен на нефть. А эта динамика — понижательная, есть такой термин в экономике. В наступившем году подобный тренд сохранится. И, конечно же, в связи с этим предстоит секвестирование бюджетных расходов. Прежде всего, опасаюсь, пострадают социальные направления. Мне кажется, нам надо приготовиться к еще более тяжелой фазе экономической реальности. Может быть, потребуются какие-то радикальные шаги. Это должны быть мощные государственные инвестиции с приоритетом таких мегапроектов, как железные и автомобильные дороги. Наверное, придется организовывать общественные работы — надо выходить из кризиса...
культура: Многие эксперты предлагают снизить ставку Центробанка.
Гринберг: Это ерунда. Ставка Центрального банка не может быть ниже инфляции. Как я уже говорил, необходимо реализовывать мегапроекты. Вот для их финансирования надо снижать ставку. Но это будет выборочно. Не может быть огульного снижения.
культура: А почему сложилась такая плачевная картина?
Гринберг: Причина — неверная философия самой экономической политики. Последнюю четверть века у нас была установка на саморегулирование экономики, на частный бизнес. Она и привела нас в тупик, в котором мы находимся. На самом деле нужно было проводить промышленную политику, выявлять приоритеты развития. Еще одна ошибка — мы слишком открыли свою экономику в 90-е годы, теперь пытаемся в другую сторону идти. Я считаю, что философия рыночного фундаментализма начинается в головах. Если вы руководствуетесь неверной доктриной, то неизбежно потерпите поражение. Если же говорить о конкретных причинах, то их три. Первая и главная — резкое снижение цен на нефть. Вторая — девальвация рубля и то обстоятельство, что Центробанк в самый критический момент отказался от поддержки курса. Третья причина — санкции. Этот пучок факторов и приводит к столь безрадостному состоянию нашей экономики и социальной сферы.
культура: Но в то же время военно-промышленный комплекс потихонечку возрождается. Так что есть и позитивные моменты.
Гринберг: Есть, но они не делают погоды. Есть даже успехи в импортозамещении, подвижки в сельском хозяйстве. С «курями» и свиноводством у нас хорошо. С крупным рогатым скотом есть трудности. Если откровенно говорить, народ у нас ко всему приучен. И огурчики, и помидорчики запасает, и шесть соток возделывает. А значит, как-нибудь мы проживем, никуда не денемся. Но вот кто это «мы»? Мы все разные. У нас неравенство чудовищное. У 20 процентов есть какой-то жирок. Остальные 80 процентов как боролись за свое существование, так и сейчас борются.
культура: Вывоз капитала, утекание денег из России — это продолжается?
Гринберг: А что ему делать, капиталу, если здесь его некуда тратить? Куда-то надо девать. Бизнес парализован. Не знает, какая будет ставка, какой будет курс. Бизнес-планы строить невозможно. И все это ведет к тому, что деньги ищут те убежища, где можно хотя бы сохранить их покупательную способность.
культура: А кто виноват? Многие экономисты считают, что либеральный блок.
Гринберг: Виноват весь «правящий дом», который, я еще раз хочу сказать, взял курс на силы саморегулирования. Во время высоких цен на нефть считалось, что все в порядке. Ничего не делалось для улучшения ни инвестиционного климата, ни структуры экономики. Она примитивизировалась в течение 25 лет. Говорить, что это вина некоего либерального блока, неверно. Никаких либералов нет. Все это ерунда, отголоски прежних споров. Никакие они не либералы. Есть пресловутая вертикаль, где все зависит от одного человека. И кто в нее встроен, тот выполняет распоряжения. Не имеет значения — либерал ты или не либерал. Нет никаких идеологических расхождений.
культура: Говорят, что у нас колониальная экономика. И виноват в этом Международный валютный фонд, который давал директивы. Вы согласны, что МВФ руку приложил?
Гринберг: Да нет, конечно. Вы поймите, мы же не Замбия. Это все разговоры — про внешнее управление. Мы сами были в эйфории от того, что творится на Западе. И начали реализовывать их рецепты. Без всяких оговорок. А Запад был заинтересован в том, чтобы мы производили только нефть и газ и продавали металлы и удобрения. Мол, остальное мы вам все завезем. И все 90-е годы мы следовали этой доктрине. А потом мы решили встрепенуться, встать с колен. Я не знаю, хватит ли сил, это дело такое... Здесь винить их глупо. Они же не приставляли нам пистолет к виску — делать так, а не так...
культура: И все же часть элиты плясала под западную дудку?
Гринберг: Часть элиты — да. А народ куда смотрел?
культура: А народ был одурачен.
Гринберг: Вот что такое элиты? Они ничего не предавали. Они действовали в соответствии с якобы единственно правильной современной на тот момент экономической теорией — что нужно все отпустить, и пусть само все идет. И вот оно пришло. Не надо искать врагов, сами хороши.
культура: Еще одна модная тема сегодня — кризис капитализма. Что Вы об этом думаете?
Гринберг: В этом немалая доля правды, но опять же — смотря какой капитализм. Был капитализм гуманный и социальный в 50–70-е годы ХХ века. В значительной мере связанный с борьбой двух систем. На Западе вынуждены были показывать, что у них тоже все хорошо в плане отношения к людям. Это был золотой век капитализма. А когда началась эра рыночного фундаментализма, праволиберальной философии, когда двинулись «назад к Смиту», стала действовать установка на такой зоологический капитализм — получилось большое неравенство. Сегодня оно зашкаливает во всем мире, не только у нас. Но такой порядок вещей должен будет измениться. Люди не будут долго терпеть асоциальный капитализм. Сейчас идут интенсивные попытки создать новую модель. И неважно, каким словом его назовут, — капитализм, социализм.
Показатель общего кризиса — сужение прослойки среднего класса. Он добился своего расцвета в 60-е годы, когда составлял 2/3 населения. Сейчас он сокращается. Увеличивается разрыв между бедными и богатыми. А теперь задача стоит вернуть капитализм в социальный формат.
культура: Еще один тренд — борьба валют. Юань бросает вызов доллару. Это серьезно?
Гринберг: Ничего не бросает. Никакого вызова нету. Перспективы у юаня если есть, то только в долгосрочном формате. Замены доллару в качестве мировых денег сейчас нет. Он стал выполнять эту функцию со Второй мировой войны. Сейчас американцы на пределе возможностей. Они не могут управлять миром. Кроме того, есть пределы интеграции: государства обладают суверенитетом и хотят его еще больше укреплять. А международная торговля базируется на долларе. Это несправедливо, но с этим надо пока жить. Юань и другие валюты по мере укрепления экономики и либерализации валютного режима, конечно, будут бросать вызов — факт. Но чтобы победить или хотя бы встать вровень — это не сегодня, не завтра и даже не послезавтра.
культура: Недавно начала работать национальная платежная система «Мир». Правильный шаг?
Гринберг: Это дело полезное. Хотя сделали по принципу: лучше поздно, чем никогда. Надеюсь, что все будет работать.
культура: А евразийская интеграция не проявляется пока в экономике?
Гринберг: Здесь все зависит от России. Если у нас будут стабильность и рост, то и наши партнеры тоже станут расти. На Россию приходится 80–87 процентов всего экономического потенциала стран — членов Евразийского союза. Все просто: если в России наладится экономика, то наладится и интеграция.
культура: Простому человеку какие можно дать советы? Гречку закупать и надеяться только на собственные силы?
Гринберг: Гречку? Не знаю. До этого, наверное, не дойдет. А что касается того, что рассчитывать можно только на собственные силы, — приходится согласиться именно с таким рецептом.