12.01.2016

2015-й стал для России годом Сирии. Не истории и культуры, но, как принято говорить, Сирии в огне. Малоизвестная доселе страна, чужое горе, опалившее вдруг и нас своим горячим дыханием, яркие успехи наших ВКС и первые потери, наконец, злобные заголовки западных СМИ, ищущих в любом российском участии корысть. О том, как разгоралась сирийская гражданская война, вспоминает журналист Екатерина САЖНЕВА, в последние годы не раз побывавшая в самом напряженном регионе планеты.

Впервые я увидела Дамаск за три месяца до войны. Мирный, солнечный. Город всех вер.

— Именно здесь однажды разгорится апокалипсис, — сопровождающий меня сириец смотрит насмешливо. Хасан истый мусульманин, и для него конец света — лишь набор букв. «Иншаллах» — если есть на то воля Аллаха, подлунный мир будет существовать вечно.

По одной из легенд, светопреставление начнется в Омейядах — главной мечети Сирии. Тут высится Белый минарет пророка Исы — Иисуса Христа. На лестницу минарета, согласно преданию, Спаситель и спустится второй раз на Землю. Работники мечети ежедневно пылесосят ковры — на всякий случай, чтобы Христос не запачкал прекрасные белые одеяния.

Миллионы мусульман и христиан приходят сюда, дабы поклониться тому, что еще не сбылось. Первые затем отправляются в огромный зал для намаза, поделенный на две половины. На женской играют дети, молятся и судачат о мирских делах их матери и старшие сестры.

Я брела по мечети Омейядов словно привидение — в наглухо закрытом черном плаще, выданном мне как представительнице слабого пола на входе. А за пределами древнего молельного дворца бурлил веселый восточный базар. Блестели в лавках золотые украшения. Пахло пряностями и кофе с кардамоном — его бесплатно предлагали торговцы: только купи какую-нибудь безделушку. Длинные торговые ряды плутали, сливались, терялись как в лабиринте. И вот я уже сама, покинув мечеть Омейядов, заблудилась на бесконечном базаре и начала испуганно искать дорогу. «Сирья! Русья!» — дружелюбные местные жители спешили предложить услуги проводника, охотно заговаривали по-русски: многие учились в России, откуда привезли на родину белокурых славянских жен. 

Около десяти процентов горожан исповедуют христианство. Чтобы их не путали с мусульманками, арабские христианки ходят с непокрытой головой. На улицах часто встретишь женщин в джинсах, майках, даже в мини, есть, конечно, и хиджабы. И никто никого не учит жить. Это главное.

— Я не шиит и не суннит, я — человек, — удивил меня при встрече верховный муфтий Сирии Ахмад Хассун. Наше знакомство состоялось в Дамаске, затем продолжилось в Москве, куда он не раз прилетал уже во время войны...

Самое большое впечатление от Сирии в мой первый приезд — восхождение на вершину Джебель-Касиюн, 1150 метров над уровнем моря. Еще ее называют горой первой крови. Считается, именно здесь в буквально допотопные времена Каин убил Авеля. Наверх ведет лестница, огороженная голубыми перилами. Полтора километра крутого серпантина. Сторожил достопримечательность старик Ахмет. «Покрой голову и разуйся», — грозно скомандовал он, когда я, совершенно обессиленная, добралась до цели. 

Ахмет служил хранителем ключей от пещеры в течение 15 лет; каждое утро ровно в шесть поднимался на Касиюн. И ни разу, как говорят, не опоздал, не пропустил по причине болезни. Гигантский зев, открывающийся туристу, забравшемуся на вершину, напоминает человеческую глотку: это, утверждал Ахмет, рот скалы, завизжавшей от ужаса, когда семь с половиной тысяч лет назад Авель упал замертво. Восемь тысяч лет для Вечности — взмах ресниц. Но сколько братоубийственных войн последовало с тех пор? И сколько еще будет...

Февраль 2013-го. Бой за аэропорт

На окраинах Дамаска день и ночь шли бои. Город был охвачен блокадным кольцом. Боевики стремились взять под контроль главный сирийский международный аэропорт, каждый садящийся или взлетавший борт обстреливался артиллерией. Поэтому большинство людей, по каким-либо причинам захотевших посетить воюющую страну, летели до ливанского Бейрута, а уже оттуда ехали двести километров по пустыне, что тоже очень рискованно, до самого Дамаска.

Мы выбрали более опасный, но быстрый вариант — прямой рейс. И тут повезло: на нашем самолете возвращались из Москвы, с переговоров, представители умеренной сирийской оппозиции, поэтому обстрелы самолетов на время стихли, как по заказу. Прямо к трапу для оппозиционеров подали черный автомобиль, после чего мы остались одни: как добираться до столицы? Примерно 14 километров по целиком простреливаемой территории. Единственная трасса до города разделяет своих и чужих, едущие по ней — всегда на прицеле с той или иной стороны.

— 400 долларов, и я доставлю вас на окраину Дамаска, дальше сами разбирайтесь, — пожал плечами водила, кивая головой на одинокую маршрутку с разбитыми стеклами. Война! Не поторгуешься.

Мы везли гуманитарную помощь. Мы — это общественный Фонд святого апостола Павла. В 2010-м именно сотрудники данной организации открыли для меня прекрасную Сирию, ее святыни и достопримечательности. Но теперь мы доставляем сюда лекарства и перевязочные материалы, самые насущные продукты: рис, макароны, сахар. Еще до войны были планы подарить монастырю Рождества Пресвятой Богородицы в городе Сейднайя, примерно в двадцати километрах севернее Дамаска, медные колокола из России. Но кому нужны их волшебные голоса, когда ни на минуту не умолкает гром орудийной канонады? Настоятельница обители матушка Христина скоропостижно скончалась, когда ей сообщили, что рядом боевики расстреляли школу с детьми...

Гражданская война, превратившая страну в выжженное поле, вспыхнула внезапно: в чем же истоки? Ответ прост: никогда бы оппозиция не решилась на вооруженное восстание, не будь у нее за спиной поддержки Запада. Там считают, что Сирией управляет наследник своего отца-диктатора, следовательно, тоже тиран. В США и Европе уверены, что к власти должны прийти новые люди — либо умеренная оппозиция, которая пока отсиживается в Турции, либо местная так называемая Свободная сирийская армия. 

Но мало кто из европейских и американских демократов самостоятельно добрался до Дамаска, дабы воочию увидеть, что там происходит. Зимой 2013-го война в Сирии была все еще бесконечно далека от остального мира. Чудовище, которое через год обретет страшное имя ИГИЛ, еще спало.

Между тем жизнь в Дамаске шла своим чередом. Дети ходили на занятия. Очереди за хлебом, бензином. По-прежнему работали рынки. Хотя самый знаменитый, центральный — Сук аль-Хамидия, где я когда-то заблудилась, уже не сверкал золотыми россыпями. Шесть столичных школ и два госпиталя были переоборудованы в лагеря для беженцев. «Почему эти кровати свободны?» — спросили мы, глядя на двухъярусные нары в переполненном детском приюте. На первом «этаже» спят дети, на втором — пустые, но заправленные постели. «Кроватки ждут новых ребят. Тех, чьи родители еще живы. Но кто знает, что случится через неделю?» — хладнокровно рассуждал волонтер Халиль. 

Август 2013-го. Газовая атака

Молоденького офицера Кифу отрядили, чтобы показать нам боевые позиции правительственной армии. На знаменитой горе Джебель-Касиюн, той самой, куда я поднималась в пещеру первой крови. Смотрителя Ахмета здесь больше не было. Стратегическая высота, вокруг только военные.

— Можно я сфотографирую вас, Катья? — попросил провожатый. Кифа неплохо знает историю, совсем недавно он преподавал первоклашкам, учил самых маленьких читать и писать, его дом далеко отсюда — в древней Латакии. Там Кифу ждали жена Дима и дочка Анна.

На прощание мы подарили парню тоненькое колечко, украшенное виноградной россыпью аметистов, для супруги. Пообещали, что обязательно приедем, когда детей у него будет сколько камешков на этом перстне. «Поскорее бы», — улыбнулся Кифа и долго махал рукой, пока мы спускались вниз.

...В августе 2013-го, в мой третий приезд, новости из Сирии становились все злее и непонятнее. Глобальные СМИ взахлеб твердили о страшном преступлении режима Асада — газовой атаке против мирных жителей. В Дамаск срочно прибыли эксперты ООН. Их цель: отыскать химическое оружие, установить его принадлежность. Хотя заранее было понятно, что речь идет о спектакле, подобном тому, что разыгрался десятилетием ранее в Ираке. Тогда, напомним, международные чиновники ничего не нашли, но, как в известном анекдоте, осадок остался. Это дало американцам моральное право на вторжение: Саддам Хусейн лишился власти, затем был осужден и повешен. 

Уже через несколько дней после прибытия в Дамаск экспертов ООН западные репортеры сообщили, что те попали под обстрел, устроенный правительственными войсками... Именно в тот момент, когда якобы состоялась вероломная бомбардировка, мы по приглашению спикера сирийского парламента обедали в ресторане «Нарзыс». А за соседним столом питалась та самая миссия ООН в полном составе. Целая и невредимая. Без тени смущения и страха. Уписывали за обе щеки. Осталось, кстати, и фото с точной датой и временем.

Зато боевики Свободной сирийской армии не стеснялись в средствах. 24 августа в столичном пригороде Джобар более сотни солдат Башара Асада и множество гражданских с химическими отравлениями поступили в госпиталь №601. Мы поспешили туда. 

Особенно запомнилась одна семья — мать, отец, тяжелораненый мальчик. Женщина в светлых одеждах, очень спокойная, умиротворенная. Поразительно, ведь на кровати — ее второй сын. Первый погиб на передовой. «Знайте, русские, если был бы у меня третий сын, то отдала бы его тоже Родине». Мир совершенно не догадывался, какой накал патриотизма наблюдался в Дамаске. И правда — священная война.

Башара Асада, несомненно, поддерживает большинство сирийцев. Годы битв, обстрелов, разрушений и личных жизненных трагедий сотен тысяч маленьких людей научили их ценить то, что они имеют. Портреты президента — на каждом здании и всех КПП, разделяющих столицу на зоны безопасности. А еще в Дамаске на исходе горячего лета 2013-го неожиданно зацвел жасмин. И такая ночью стояла благодать и небесный запах, что в редкие минуты затишья казалось, война очень далеко. Увы.

Сентябрь 2015-го. День рождения Асада

«Путин абу али!» — минувшей осенью эту фразу я слышала на перекрестках, в чиновничьих кабинетах, от простых сирийцев — мужчин и женщин, молодых и не очень. Абу али — значит богатырь. Богатырь — потому что сражается за Сирию против коварного Запада. У сирийцев простая, привнесенная многолетней мясорубкой логика. В ней все четко: свой, чужой, друг или враг. Путин — больше, чем друг. Он спаситель.

В день, когда я прилетела в Дамаск, так уж опять совпало, о Сирии говорили на всех языках, мир гадал: окажет ли Москва военную помощь Асаду? 

Позиция Кремля понятна, как дважды два. Армия «Исламского государства» ныне угрожает не только Ближнему Востоку, но и всей цивилизации, а в первую очередь России. Огромную территорию вплоть до Урала и Сибири террористы жаждут присоединить к своему кровавому халифату. Возросший интерес Путина к региону западные СМИ, кроме того, объясняли тем, что мы, дескать, хотим возродить на Средиземном море полноценную военно-морскую базу. Впрочем, сами сирийцы свято верили, что русские их не бросят при любом раскладе.

— Есть договоренности на самом высоком уровне. Есть те, кто непосредственно этим занимается. В Сирии сегодня воюют многие страны. В том числе и против нас. Так почему Россия не должна нам помогать? Почему американцам и французам можно вмешиваться, а русским нельзя? — задавался риторическими вопросами господин Хиляль Аль-Хиляль, заместитель генсека правящей партии Баас, во время нашей беседы. Он также подчеркнул, что Москва четыре раза использовала в Совбезе ООН право вето, надеясь поставить заслон интервенции. Напомнил, что и Советский Союз всегда помогал Сирии, в том числе в 1973-м, во время войны с Израилем. 

В эти сентябрьские дни по странному стечению обстоятельств сотрудники Фонда, включая меня, оказались единственной российской делегацией в Дамаске. Программа была максимально насыщена: утро начиналось с сюжетов о нашем визите по местному телевидению, далее шли встречи с первыми лицами, политиками, бизнесменами, журналистами и, конечно, поездки в лагеря беженцев. Это довольно болезненная тема для властей. Миллионы сирийцев бегут в Европу, часто под них рядятся засланные казачки от ИГИЛ, порой сами беженцы, доведенные до отчаяния, ведут себя неадекватно. В итоге европейские обыватели посматривают в сторону Сирии все с большим озлоблением. Дамаску, разумеется, крайне важно сломать этот информационный тренд. Ежедневно нас возили по лагерям и приютам, чтобы показать: далеко не все сирийцы покидают родину.

Хорошо помню женщину, надевшую мне на руку браслет из стеклянных бус, красно-бело-черный, цветов сирийского флага. 11 сентября временные пристанища людей, бежавших от войны, украсились особенно. В этот день законному президенту исполнилось 50 лет. Мы были в лагере, где ждали самого виновника торжества. И поэтому долго никак не решались разрезать огромный шоколадный торт, украшенный сверху портретом юбиляра — это красивая, но несъедобная пленка, которую перед дегустацией бережно сняли. 

Именно здесь мне удалось побеседовать с теми, кто выбрался из мест, захваченных исламистами. Мои собеседники наперебой говорили об ужасах, свидетелями которых стали. О поражающих средневековой жестокостью судах и публичных казнях... 30-летний Омар выжил чудом: ему переломали ноги, но не расстреляли, до госпиталя пришлось ползти. «Меня забрали и насиловали так, что невозможно терпеть, — поделился другой молодой сириец. — Террористы похитили и моих друзей, заставили их дать показания против меня. За что убивают? Достаточно, если двое покажут, что ты когда-то отзывался о президенте хорошо».

60-летней Наиле «повезло». Она находилась в застенках всего неделю, пожилой женщине припомнили, что ее сыновья защищают Асада. «Если бы это были бандиты ИГ, меня бы казнили. Но боевики Свободной армии добрее, они ограничились избиением...»

Сирийцы, в прямом смысле, бегут из ада. Европейцы, ужасаясь миллионам ближневосточных беженцев, нарушающих привычную зону комфорта, даже не представляют, что на самом деле пришлось пережить этим людям в просвещенном XXI веке.

...На следующее утро нас подняли чуть свет. Посадили в машину, долго кружили по городу, затем мы переместились в микроавтобус, и только тут стало понятно: все не просто так. Улицы, по которым мы ехали, были совершенно пусты, но через каждые 50 метров стояли неприметные люди в штатском. Наконец, мы остановились около светлого каменного строения в средиземноморском стиле. На пороге стояла первая леди Сирии.

Сентябрь 2015-го. Первая леди

Асма Асад с каждым поздоровалась за руку, пригласила в кабинет, где предложила фрукты и кофе. Дочь дипломата и кардиохирурга, родившаяся в Великобритании, гражданка Евросоюза. 16 лет назад она вышла замуж за скромного врача-офтальмолога, неожиданно получившего верховную власть в Сирии. 

Случайность или судьба: старший брат Башара, которого Хафез Асад видел преемником, погиб в автокатастрофе, поэтому из Лондона срочно вызвали младшего. После смерти отца тот начал с либерально-демократических реформ, но вмешалась геополитика — сперва «ушли» Саддама Хусейна, потом разыгралась пресловутая «арабская весна»: в результате переворотов, инспирированных Западом, был смещен и отправлен в тюрьму египетский лидер Хосни Мубарак, истерзан глава ливийской Джамахирии Муамар Каддафи, поменялась власть в Тунисе и Йемене. Однако желание Вашингтона установить контроль над регионом было неосуществимо, пока оставалась независимая Сирия. Революция не удалась, последовала гражданская война. 

Асма обещает, что в любом случае будет находиться вместе с мужем и тремя детьми в Дамаске. Это решение не стоит недооценивать, помня о зловещей судьбе иных недавних властителей Ближнего Востока и Северной Африки. 

Сейчас в обязанности первой леди входят не светские рауты, а встречи с родителями погибших солдат. Это нелегкие минуты. Но именно она, женщина, находит слова утешения для стариков, опустошенных горем.

Супруге сирийского лидера непросто откровенно общаться и с собственными детьми. «Однажды во время бомбардировки мой сынишка Хафез попросился не ходить в школу — страшно же. Но я сказала: враги должны твердо знать, что мы не боимся».

...Через неделю после нашего отъезда Владимир Путин принял решение об оказании официальной военной помощи Сирии. 30 сентября российская авиация начала боевую операцию на Ближнем Востоке. 

Между тем, по данным международных правозащитных организаций, в 2015 году число убитых в ходе сирийской войны достигло 230 тысяч. Почти треть из них — мирные жители, в том числе 11 500 — дети. Правительственные силы потеряли без малого 50 тысяч военнослужащих. Разумеется, это неполные цифры. С каждым днем количество жертв растет. По сведениям ООН, свыше четырех миллионов человек покинули страну, другие миллионы мигрировали в пределах самой Сирии.

Что ждет их в ближайшие месяцы? На этот вопрос никто не ответит. Пока я точно знаю одно: мой друг Кифа, охранявший гору первой крови, встретил Новый год с женой и дочуркой в родном доме. Он прислал мне поздравительную открытку и свежую фотографию. А еще вновь пригласил в родную Латакию, когда наконец наступит мир. Я обещала.