Роман с кино
21.06.2013
кранные Романовы — в кратком обзоре «Культуры».По понятным причинам советский кинематограф царей не особенно жаловал. В 1927 году ученица Мейерхольда Эсфирь Шуб смонтировала официальные хроники августейшей фамилии. Этот первый советский кинодокумент — «Падение династии Романовых» — подчеркнул: осколков архаичного режима в новом мире не потерпят.
В том же году фильм Гардина и Червякова «Поэт и царь» попытался доказать: дуэль Пушкина была спровоцирована Николаем I (Константин Каренин), ухаживавшим за Натальей Гончаровой. Перегиб пропаганды был встречен прохладно и зрителями, и критиками.
Веру в человечность самодержцев парадоксально укрепила в 1934-м экранизированная Александром Файнциммером повесть «формалиста» Юрия Тынянова «Поручик Киже». В традициях эксцентрической киношколы Павел I (Михаил Яншин) был идиотичен и всемогущ... но, будучи обведенным вокруг пальца, государь оборачивался милым чудаком.
Романовых в кино реабилитировал в 1937-39-м экранизированный Владимиром Петровым роман Алексея Толстого — двухсерийный «Петр Первый». На экраны широко шагнул царь-реформатор, то есть революционер — Николай Симонов. В 1953-м выпустили «коверных» Екатерин и Павлов. «Корабли штурмуют бастионы» и «Адмирал Ушаков» Михаила Ромма назначили Романовых конфидентами великих полководцев. После чего почти на двадцать лет самодержавный дух испарился из воинственных советских лент.
Голливуд тоже не дремал. Ричард Болеславский успел снять первый звуковой (но ужасный) романовский фильм «Распутин и императрица». В 34-м великий фон Штернберг вывел на экран обворожительную Екатерину Вторую — «Кровавую императрицу» Марлен Дитрих. В 1956 году Анатоль Литвак подарил очаровательную «Анастасию» (Ингрид Бергман). В 66-м появился забавный британский «Распутин — сумасшедший монах» Дона Шарпа, а в 71-м — американизированные «Николай и Александра» Франклина Шаффнера заработали пару поощрительных «Оскаров».
Вернемся в СССР. В том 71-м «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» Эдмонда Кеосаяна утвердила в сознании советского человека образ претендентов на престол — жалких авантюристов, забияк и пакостников (Владимир Белокуров и Ролан Быков).
Между тем мастера экрана просились за край истории, озаренной немеркнущим светом Великого Октября. Долгие годы с достойным упорством Элем Климов и Алесь Адамович продвигали сценарий о Распутине (заодно и о Николае II). На собственный страх и риск начали работу в 66-м. Не раз переснятая, «Агония» была представлена и одобрена за рубежом в 1981-м. В 85-м, наконец, показана в СССР. Николай II (Анатолий Ромашин) оказался тряпкой, Распутин (Алексей Петренко) — «похотливым монахом». Империя жаждала отдаться какому-нибудь чародею, никто ни за что не отвечал. Конец был неотвратим.
В 1975 году Владимир Мотыль вывел в «Звезде пленительного счастья» самого истеричного, неожиданного Николая I (Василий Ливанов), а через год Александр Митта сочинил «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» (в роли монарха-созидателя блеснул Алексей Петренко).
Маститый Сергей Герасимов пытался реабилитировать канонический образ самодержца-реформатора в новой экранизации Толстого в 1980-81 годах. Было поздно. «Юность Петра» и «В начале славных дел» восприняли с ухмылкой: это брежневский официоз омолаживается. Мастер обиделся, ушел снимать старца «Льва Толстого». А на телеэкранах с 81-го взошла «Россия молодая» Ильи Гурина (в образе Петра I — позаимствованный у Герасимова Дмитрий Золотухин).
Внезапно тему подхватил Сергей Соловьев. Лирик-молодежник включил в «Ассу» сцену убийства Павла I (Дмитрий Долинин) — сравнил жертвоприношение беззащитного самодержца с концом «мальчика Бананана».
В 1991 году «Цареубийца» Карена Шахназарова откровенно продемонстрировал: казнь последнего царя остается идеей фикс разуверившегося в туманных идеалах советского обывателя. Мундир Страстотерпца примерил Олег Янковский.
«Царевич Алексей» Виталия Мельникова в 97-м представил историю наследника так: Романовы не могли не убивать сами себя. Подобно Ивану Грозному, они безумны. Впрочем, актерский дуэт Виктора Степанова (Петра) и Алексея Зуева (Алексея) скроен крепко.
В 1998 году Никита Михалков в «Сибирском цирюльнике» убедил: Романовы — истинные отцы солдат империи. Такие не сдаются и не сходят с ума. Сыгранный режиссером Александр III — последний мощный образ в царской киногалерее.
В 2000-м Глеб Панфилов попытался создать икону августейшего рода — «Романовы. Венценосная семья». Может быть, мастер и чересчур уверовал в статический образ последнего Николая (печальный и кроткий Алексей Галибин), но оставил его открытым для интерпретаций.
В 90-м опять-таки Мельниковым был снят телесериал с сильной Екатериной II (Светлана Крючкова) — «Царская охота». А в 2003 году — драма «Бедный, бедный Павел» с блистательным, нравственно обеспокоенным и оттого трогательно беспомощным героем Виктора Сухорукова.
История династии на экране продолжается. В ближайшее время в компании с последним императором нас вновь посетит пара «Распутиных». Один — на большом, другой — на голубом экране. В кинокартине Ираклия Квирикадзе, смонтированной из материалов французской ленты Жозе Дайан, Владимир Машков исполнил роль царя, а в телесериале Андрея Малюкова примерил рясу «сумасшедшего монаха». Образ же царственного патрона в последнем воплощает Андрей Смоляков.
Светлана КРЮЧКОВА
(Екатерина II, «Царская охота»):
«Я бы не смогла быть царицей»
— Я рассматриваю Екатерину II как сильную масштабную личность. Приехав в Россию в возрасте 15 лет, она не знала русского языка. Но выучила его и идеально говорила, хотя всю жизнь не могла избавиться от немецкого акцента. Мой покойный муж, оператор Юрий Векслер, который снимал этот фильм, предложил сделать ее речь со специфическим произношением. Знакомая немка-переводчица начитала на русском роль Екатерины на магнитофон. Фонограмму я слушала в течение полугода, засыпая вечером и просыпаясь утром. И моя Екатерина говорит именно с немецким акцентом.
Каждый артист — адвокат своего героя. Я нашла женский подтекст, чтобы оправдать мотивы поведения царицы. Когда твой первый мужчина, муж, оказывается абсолютно невнятным, каким был Петр Федорович, то женщине хочется компенсации. Отсюда ее многолетние связи с Орловым, с Потемкиным. Но несмотря на близкие отношения, она все-таки никого из них не посадила на трон. Женщина часто идет на поводу своих страстей. Про Екатерину II такого сказать не могу. У нее был мужской ум. Не простое это дело — управлять государством. Я бы не смогла и вообще не хотела бы быть начальником даже самого маленького коллектива.Виктор СУХОРУКОВ
(Павел I, «Бедный, бедный Павел»):
«Император Павел — не дурак»
— Павел I — несправедливо погубленный историей и преподнесенный нам в совершенно незаслуженном свете человек. Не дурак, патриот, достойный продолжатель реформ прадеда — Петра I. Конфликт с матерью на протяжении почти 18 лет говорит о том, что у него было свое понимание смерти отца, личное представление о том, как нужно развивать общество и управлять империей.
Как актер, изучая жизнь царя, я обращал внимание на бытовую сторону, на детали. После выхода фильма побывал на выставке «Семья», посвященной жизни Павла I, и ахнул, насколько я был честен и порядочен по отношению к этому человеку. Конечно, мне не удалось избежать истеричности героя, некоторой невыдержанности...
Нам всегда преподносили императора Павла как масонского лидера, солдафона, подражающего германской армии. А у него была благороднейшая цель — оздоровить русскую армию, которая к тому времени находилась в очень плохом состоянии. Именно Павел одел солдат в шинели. Часто путешествуя по Европе, он много чего подсмотрел и взял на вооружение. И осуществи он хоть малую часть задуманного, Россия была бы намного сильнее.
Василий ЛИВАНОВ
(Николай I, «Звезда пленительного счастья»):
«Это у нас роль фамильная»
— Фильм снимали в 1975 году, когда отношение к царям было нелицеприятное. Единственный, о ком говорили хорошо, — Петр Великий. В советском кино существовала традиция преподнесения Николая I как абсолютной дубины. Его и называли «Николай Палкин». В сценарии «Звезды пленительного счастья» тоже негативное отношение к самодержцу. Но у меня была возможность показать царя душевным, переживающим.
Прочел биографию Николая I, написанную бароном Корфом, где император представлен эмоциональным человеком, профессиональным художником. Когда произошло восстание декабристов, ему было всего 29 лет. Он поехал на Сенатскую площадь без охраны. Кюхельбекера, стрелявшего в Михаила, младшего брата царя, приговорили к повешению, но Николай I помиловал его. В общем, я тогда узнал много моментов, раскрывающих иной образ государя. Ключевой в фильме для меня была сцена с князем Трубецким, которого играл Алексей Баталов. В ней — человеческие переживания императора, несмотря на то, что я представил его немного гротесково. Кстати, можно считать эту роль фамильной: мой отец, Борис Ливанов, тоже сыграл Николая I в фильме «Глинка» в 1946 году, но в маленьком эпизоде.
Карен ШАХНАЗАРОВ («Цареубийца»):
«Проиграв империю, мы получили передышку»
— Николай II не соответствовал своему времени, масштабу задач и противоречий, сложившихся тогда в России и Европе. Он внутренне это ощущал, обладая каким-то даром провидения. Сейчас я немного иначе смотрю на обстоятельства той поры. Если бы царь не вступил в Первую мировую войну, ее бы выиграла Германия и тут же напала бы на нас. Проиграв империю, мы получили передышку, смогли собраться с силами — значит, и роковые решения государя были не напрасны.
Глеб ПАНФИЛОВ
(«Романовы. Венценосная семья»):
«Государь не желал ни престола, ни войны»
— С пяти лет я жил в Екатеринбурге, тогда еще Свердловске, и не мог разминуться с Ипатьевским домом. Когда пришло время, несколько моих одноклассников, не сговариваясь, обратились к теме последнего русского царя. В те же годы, когда я снимал фильм, мой школьный друг Сергей Мочалов создал замечательную серию картин, посвященную императору и его родным.
Главные качества моего государя — терпение, отсутствие внутренней агрессии. Эти и другие свойства характера сыграли роковую роль в известных событиях. Николай не желал ни престола, ни войны. Если бы во главе государства стоял Петр I, не случилось бы отречения, был бы укрощен февральский бунт, через два месяца русские войска развернули бы наступление на Берлин. Случилось иначе... Но сегодня я вижу как восстанавливаются внутренние связи народа с исторической, самодержавной Россией.