В Грузии на 85-м году жизни умер Резо Габриадзе.

Режиссер, сценарист, художник, скульптор, драматург, прозаик — говоря о Габриадзе, проще сказать, кем он не был. Даже бетонщиком по молодости. Ну, и журналистом — писал на социальные темы. И сам же иллюстрировал свои тексты, чем, наверное, сильно облегчал жизнь фоторедакторам.

Эта многогранность привела к тому, что Габриадзе любили все — и высоколобые интеллектуалы, и широкие слои населения. Первые — за тончайший, почти рвущийся лиризм, за сострадательный юмор, за щемящий трагикомизм. И, конечно, за созданный им Тбилисский театр марионеток — маленькое чудо, ворвавшееся в большое искусство. Для не театралов Габриадзе тоже стал в доску своим. И неважно, что эту фамилию знают не все, зато в приветственном «ку!» из «Кин-дза-дзы», снятой по его сценарию, приседал чуть ли не каждый гражданин бывшей империи. Да и «Мимино» (еще одно детище сценариста Габриадзе) давно растаскано на цитаты.

Вспомните какой-нибудь грузинский фильм с национальным колоритом — автором обязательно будет Габриадзе. Это и уморительные короткометражки — «Кувшин», «Пари», «Покорители гор». И, например, полнометражная «Необыкновенная выставка» — о скульпторе, разменявшем уникальный дар на изготовление надгробий… «Поразительное грузинское своеобразие», о котором писали кинокритики, стало фирменным стилем Габриадзе, и теперь уже непонятно — передавал ли он этот колорит или сам его создал. Ясно одно — интеллектуал Габриадзе стал идеальным «народным» автором, творцом фольклора. Вот памятник Чижику-пыжику на Фонтанке, монетку которому не кидал только ленивый: кажется, эта крошечная скульптура Габриадзе стояла здесь всю жизнь и автор тут уже ни при чем. Своей жизнью давно живет планета Плюк и ее обитатели — чатлане с пацаками, а земляне тем временем самозабвенно сооружают пепелацы (от грузинского слова pepela — бабочка) и гравицапы (цапает гравий). Габриадзе рассказывал, что, подслушав на улице какую-нибудь «народную мудрость» и записав ее, внезапно понимал — автор этой шутки не кто иной, как он сам.

Тем не менее он утверждал: «Я уже зашел в тупик, и дальше мне там нечего было делать, в этом кино. Удерживала лишь большая дружба с Гией Данелией». И пришел в театр — вернее, создал свой. Позднее он скажет: «Театр не дал ни одного святого, но мучеников — тьму». Сам Габриадзе вряд ли стал мучеником, зато прославил своих марионеток на весь мир — его детище побывало на всех мыслимых фестивалях, да и немыслимых тоже. А на родине режиссер получил Государственную премию СССР за спектакль «Осень нашей весны» — о трогательной птичке Боре Гадай, его бабушке Домне и послевоенном Кутаиси. Вообще о своей малой родине Габриадзе мог говорить часами, и «притчи» эти были самыми интересными на свете — Габриадзе был потрясающим рассказчиком. Себя он считал стопроцентным порождением этого города: «Что бы я ни делал, обычно замыкаюсь на маленьком островке своей жизни — Кутаиси. Я прожил там 17 лет, а потом пошел бродить по миру. Но даже когда сочиняю про Париж, все равно это рассказ о Кутаиси». Город своего детства он воспел и в спектакле «Рамона» — о большой и светлой любви двух паровозов. Но визитной карточкой театра стал «Сталинград» — пронзительное повествование о самой страшной битве в истории, рассказанной от лица людей, лошадей и даже муравьихи, оплакивавшей погибшую дочь… В Тбилиси на фронтоне здания театра Габриадзе написано по-латыни: «Пусть слезы у нас будут только от лука». Но на «Сталинграде» зрители все равно плачут и совсем не от лука. В свое время The New Yorker назвал постановку лучшим спектаклем года — наверное, там тоже утирали скупую нью-йоркскую слезу.

«Я не люблю плюющих против ветра и плюющих обратно с ветром и вслед ему», — в свойственной ему афористичной манере высказывался Габриадзе. И не переносил нравоучений: «Никого не учите уму-разуму. Сами научатся как-нибудь. И то, что у вас за ум и разум, — это, может быть, просто опилки от дерева познания». Зато любил саперави, цирк шапито, который называл «нежностью жизни», и Сервантеса. А еще шутил: «Говорят, в раю хорошим людям дают медный таз из-под варенья, чтобы они могли его вылизать. И уши у них все в варенье». Дай, Господи, и Резо Габриадзе его долю варенья.