Кинотеатры закрылись на карантин, но большую часть мартовских премьер уже можно найти на online-платформах. Там же скоро появится вышедшая в прокат 19 марта комедия «Номер один» Михаила Расходникова, где играет Филипп Янковский.

Речь в кинокартине идет о довольно необычном ограблении: команда разношерстных мошенников пытается украсть картину дорогущего художника-авангардиста. Филипп Янковский — яркий драматический актер, который в комедийном жанре работает крайне редко, сыграл в фильме вожака «банды».

— Филипп, фильмы, в центре которых элегантное мошенничество, всегда были на особом счету у аудитории. Но после того как Стивен Содерберг снял «Одиннадцать друзей Оушена», популярность этого сюжета взлетела невероятно. «Номер один» — это тоже элегантная афера. Чем ей удалось вас зацепить?

— Как вы сказали — «элегантное мошенничество»? Точная формулировка, на мой взгляд! Мы наш фильм определили как авантюрную комедию, но ее вполне можно назвать авантюрно-элегантной. Правда, сравнивать «Номер один» лучше все-таки не с «Друзьями Оушена» — мне он больше напоминает «Аферу Томаса Крауна» Джона Мактирнана. А что касается интереса… Мне стало интересно по многим причинам. Во-первых, когда актер готовится к роли, он, естественно, изучает то, что ему предстоит играть.

— Брали уроки воровского мастерства?

— Почти (смеется). На самом деле в этот раз я столкнулся с творчеством художника Марко Ротко, картину которого я по сюжету ворую. Вот им я и занялся. Кстати, это было очень необычно. Заинтриговало и само произведение искусства, и антураж вокруг художника. Плюс над фильмом работали очень молодые и очень талантливые ребята, так что отказаться от такого проекта было попросту невозможно.

— Режиссер «Номера один» Михаил Расходников в одном интервью сказал, что его отношение к авангардной живописи после работы над фильмом сильно изменилось, и он надеется, что и зрители, выйдя из зала, посмотрят на художников-авангардистов другими глазами. Вы с ним согласны?

— Вы знаете, мне кажется, что какой-то интерес появится точно. И часть аудитории захочет узнать чуть больше и о Ротко, и о направлении в целом. Что касается меня, то я всегда любил ходить по музеям, да и образование у меня театральное (то есть историю живописи мы изучали). Но чтобы давать какую-то серьезную оценку их работам, надо быть специалистом. А так как я им не являюсь…

— Но они же вызывают у вас какие-то эмоции, ощущения?

— Я ко всем направлениям и жанрам отношусь с уважением. И вижу, что авангардисты — невероятно талантливые и оригинальные художники, поэтому мне остается только интересоваться тем, чем они занимаются и удивляться. Хотя, конечно, чисто по-человечески классическая живопись мне все-таки ближе.

— Про своего персонажа можете подробнее рассказать?

— В фильме есть очень яркий драматургический перевертыш, который я рассекречивать точно не буду (улыбается). Скажу только, что мой герой — эдакий похититель по благостным мотивам, что-то вроде персонажа Смоктуновского из «Берегись автомобиля». И что он большой любитель менять маски. А так… все мы в «Номере один» чуть-чуть недотепы — чудики да чудаки. И там много всего абсурдного и несуразного, хотя мы играли на полном серьезе.

— Вы говорите о смене масок. А вообще смена масок интересна вам как актеру?

— Еще бы! Интригует, конечно. Я же артист. Артисту всегда интересно попробовать разные образы, примерить на себя разные жанры. Например, не так давно я сыграл Ивана Денисовича у Глеба Панфилова (экранизация книги Александра Солженицына. — «Культура»). И это очень серьезная роль. Поэтому после нее окунуться в какой-то другой, более легкий жанр — это дорогого стоит.

— А в жизни приходится менять маски?

— Я это слишком часто делаю на работе: в кино снимаюсь по сто дней в году, в театре играю. Поэтому на смену масок в жизни времени просто не остается. Да и необходимости такой нет: иногда просто хочется побыть самим собой.

— Если я ничего не путаю, интеллигентный мошенник в «Номере один» — это ваша первая большая комедийная роль. Как себя чувствуете на этой территории?

— По поводу «первой комедийной роли» я бы поспорил. Лет восемь назад Резо Гигинеишвили пригласил меня в свою романтическую комедию «Любовь с акцентом», так что первая комедийная роль была все-таки там. Но, если честно, я бы этот жанр и дальше осваивал с удовольствием. Тем более что когда я дома начинаю кого-нибудь пародировать, а у нас в семье это очень популярно, то все всегда смеются. Но режиссеры мне, как правило, предлагают именно драматические роли: в театре играю Дмитрия Карамазова, в кино — Ивана Денисовича… И это, наверное, правильно. Но поскольку у меня очень хорошая школа: мой учитель — Олег Павлович Табаков, то какие-то комедийные задатки внутри меня тоже есть. Так что мне бы хотелось поработать с кем-то из режиссеров, кто сможет их разглядеть и раскрыть.

— Кстати, а кто самый необычный режиссер, с которым вам приходилось сталкиваться на площадке?

— Мне здорово повезло: я работал с Андреем Тарковским в фильме «Зеркало». Конечно, я тогда был ребенком, однако играл довольно важного персонажа — прообраз его самого, только маленького. И утверждал он меня, кстати, сам, что мне очень важно. Из ныне действующих — конечно же, Глеб Панфилов. Он выдающийся режиссер, глыба нашего кинематографа. Съемки «Ивана Денисовича» были, конечно, невероятно тяжелыми: зима, мороз, зона — все это растянулось почти на два года. И все равно я считаю, что это счастье — работать с таким великим художником. Более конструктивного режиссера мне пока встретить не удалось. Поэтому я с огромным удовольствием выходил на площадку, несмотря на снег, ветер и прочие «радости».

Но с молодыми профессионалами я тоже охотно сотрудничаю. Не так давно, кстати, работал у Гелы Баблуани — очень необычного французско-грузинского режиссера. Его «Секта», возможно, кому-то покажется специфической, «не для всех», но лично мне было невероятно интересно. А сейчас снимаюсь у прекрасного актера, который стал режиссером, — у Данилы Козловского. И радуюсь, что он буквально на глазах вырастает в очень яркого, современного режиссера.

— Филипп, а как вам кажется: молодые режиссеры, которым сегодня немного за тридцать, отличаются от «патриархов» нашего кино, прошедших советскую школу? Есть между ними какая-то принципиальная разница?

— Когда людей объединяет талант, а он, к сожалению, есть не у всех, то, в принципе, особой разницы нет. Талант же — это прежде всего умение выжить максимум из того, что ты хочешь сделать, поэтому люди талантливые свою профессию знают. И это самое главное. Что же касается технических нюансов, то понятно, что время идет, постоянно появляется что-то новое и так далее. Но кино — творчество коллективное. Поэтому когда на площадке появляется одухотворенный режиссер, то все остальные службы перенимают его азарт и дальше сами несут его факел, как на Олимпиаде.

А вообще работать с разными поколениями — огромное удовольствие. Мы же волей-неволей друг друга обогащаем. Вот я на съемках «Ивана Денисовича» часто смеялся, что нам троим (мне, Панфилову и оператору Мише Аграновичу) на троих двести лет. Двести!!! Хотя на том фильме я был чуть ли не самым молодым, при том что мне пятьдесят. А у Миши Расходникова я считался чуть ли не самым взрослым. Такая вот математика (улыбается). Но повторюсь: новое поколение всегда обогащает нас, а мы — их. И это правильно.

— Филипп, а у вас самого не было искушения вернуться в режиссуру? 

— (Долгая пауза). Знаете, такие мысли, конечно, бывают, но… С возрастом я начал понимать, что в режиссуре мне чуть-чуть тесновато. Я не считаю себя режиссером авторским, я не такой, как Звягинцев, и сам, к сожалению, не пишу, хотя экранизировать могу хорошо. К тому же мне все-таки интереснее быть актером. Да и съемка фильма сжирает чересчур много времени: приходится отказываться от хороших ролей в театре или кино. А сниматься в своих собственных фильмах я пока что не научился. Но буду стараться освоить этот непростой навык (смеется).

— За происходящим в нашем кино вы следите?

— Точно знаю, что и театр, и кино все-таки развиваются. Может, потихоньку, может, не так быстро, как хотелось бы многим, но на месте мы не стоим. Ведь талантливые люди в России есть. Конечно, их мало, как и во всем мире, тем не менее они пробиваются и постоянно нас удивляют. И это не только в кино происходит: в литературе, живописи, драматургии — везде.

— Сегодняшняя ситуация — далеко не самая простая для киноиндустрии. Кинотеатры закрываются, премьеры откладываются, проекты замораживаются — и не очень понятно, как долго это продлится. Как вам кажется, насколько сильно коронавирус навредит нашему кино и киноиндустрии в целом?

— Сложно сказать. Но мне кажется, что сейчас самое время начать относиться к карантину чуть-чуть серьезнее. Для этого, правда, сознание людей должно измениться. А серьезные последствия… Да их только Ванга знала. Нам-то откуда знать? Нам, простым смертным, это неведомо (улыбается). Но я уверен, что все будет хорошо.