У кого правда — тот и сильней
28.02.2014
25 февраля исполнилось бы 55 лет Алексею Балабанову. «Культура» вспомнила режиссера с актером Леонидом Бичевиным, сыгравшим в шокирующих «Грузе 200» и «Морфии», и Олегом Гаркушей, исполнившим роль Музыканта в последнем фильме Балабанова «Я тоже хочу».
Олег ГАРКУША: «Он просил быть самим собой»
культура: Для Вас стало неожиданностью предложение сняться у Балабанова?
Гаркуша: Впервые мы пересеклись на премьере фильма Игоря Волошина «Я» в 2009-м. Представился Леше и сказал: «Если что — приглашайте в кино». Он: «Конечно». И моментально забыл. Никогда не думал, что попаду в картину Балабанова. Так распорядилась судьба — до меня в «Я тоже хочу» планировались другие музыканты: Чиж, Бутусов, Глеб Самойлов, Леня Федоров. Балабанов позвонил за десять дней до съемок, и я, разумеется, сказал «Да!» Он просил не играть, быть самим собой. Подсказывал реплики... Все получалось достаточно легко.
культура: Как Вы сформулировали для себя эту роль?
Гаркуша: Рассказал Балабанову историю, которая случилась со мной в 96-м. Пытаясь вылечиться от алкогольной зависимости, я оказался в США — не знал, чем кончится эта эпопея, выживу ли... Мои воспоминания легли в эпизод про то, как несколько персонажей едут на «скорой помощи» к Колокольне Счастья и рассуждают — возьмут их в рай или нет.
культура: Чего добивался Балабанов на площадке?
Гаркуша: Естественности. Все — от декораторов и гримеров до режиссера и артистов — были воодушевлены мистической историей с открытым финалом. Снимали под Тверью, Бежецком, Шексной — февраль, снега, двадцатиградусные морозы. Что-то нас согревало, и это «что-то» попало на экран.
культура: Вы знали, что Алексей смертельно болен?
Гаркуша: Да.
культура: Было ощущение, что «Я тоже хочу» станет реквиемом автору?
Гаркуша: Нет, все произошло очень странно. Буквально за день до его ухода мы встречались с Лешей на петербургском фестивале «Виват кино России!», где ему присудили приз за режиссуру. Леша выглядел красивым и здоровым, звал в новый фильм «Мой брат умер» — я должен был сыграть любовника героини Ренаты Литвиновой...На следующий день его не стало.
культура: Каким был Балабанов?
Гаркуша: Алексей — человек из народа. Непритязательный, общительный, юморной. Не любил тусовки и пресс-конференции, был предан делу, в которое вкладывал душу.
Леонид БИЧЕВИН: «С середины 90-х время текло по-балабановски»
культура: Как попали в «Груз 200»?
Бичевин: Меня порекомендовала моя однокурсница Агния Кузнецова, сыгравшая главную роль. Проб не было. Встретились с Алексеем, поговорили. Он расспрашивал: где учился, какой музыкой увлекаюсь, умею ли водить машину? Пришлось соврать. До съемок успел взять только пару уроков вождения. И «попал»... Представляете — ночь, тьма непроглядная, «Жигули» мчатся по проселку, в салоне — актриса, режиссер, оператор, и я путаю газ с тормозом... К счастью, все обошлось.
культура: Как Балабанов формулировал творческую задачу?
Бичевин: Мне хотелось понять психологию персонажа, я спросил: мой герой Валера переживает, что оставил подругу в притоне? Алексей тихо ответил: «Нет». И я понял, как надо сыграть.
культура: Ваш персонаж носил красную майку с надписью «СССР» — редкость для 1984 года. Это символично?
Бичевин: Обычная хоккейная форма... С Валерой все было просто и понятно — режиссер заказал сыграть определенную степень опьянения. Парень не умел пить, но старался, гнал пургу, отрубался. Слабак. А девчонка осталась с теми, кто умел.
культура: «Поздний застой» Балабанов маркировал пьянством, революционные годы — наркоманией. Но жертва «Морфия», земский врач Поляков, — не ничтожество и не герой, а нечто третье. Как работали над булгаковским персонажем?
Бичевин: Похудел, прослушал пару пластинок со старинными романсами, которые дал мне Балабанов (они потом звучали в «Морфии»), пересмотрел «На игле», «Реквием по мечте», «Сид и Нэнси»... Алексей был абсолютно уверен в своих силах и ставил актерам минимум технических задач — нужно было лишь настроиться, поймать его волну и импровизировать.
культура: Сотрудничество с Балабановым отличалось от работы с другими режиссерами?
Бичевин: Довольно сильно. Алексей начинал как документалист и добивался от актеров жизненной достоверности — его невозможно было обмануть, продешевить, сыграть сцену через реквизит или прокачать роль психологизмом.
культура: Войти в образ интеллигента начала ХХ века было сложнее, чем изобразить пьяницу середины 80-х?
Бичевин: Разумеется. В «Морфии» концентрировался на состояниях сознания персонажа, желающего раствориться в наркотике, убежать от реальности. Но невозможно служить двум господам — кайфу и людям. Поляков отказался нести крест, впал в «нирвану» и утратил смысл жизни.
культура: При внешнем несходстве картины Балабанова объединяет тревожная атмосфера — герои попадают в стесненные обстоятельства, не представляют, где оказались, и этот опыт меняет их сознание. С Вами подобное случалось?
Бичевин: Постоянно. Я мистик.
культура: Мало кому из современных режиссеров удавалось так убедительно передать дух ретроэпох. Но в какие бы бездны ни заглядывал Балабанов, считается, что он кружил вокруг темы смерти.
Бичевин: Не замечал. Но, думаю, не случайно Леша говорил: «Груз...» — мой последний фильм» и повторял то же самое на премьере «Морфия». Наверное, о чем-то догадывался...
культура: Было ощущение, что балабановские картины сняты и про Вас?
Бичевин: Мое поколение выросло на «Брате». До сих пор в компании цитируем Данилу Багрова.
культура: Например?
Бичевин: «Брат-то у тебя в Москве. По телевизору показывают. А ты тут водку жрешь, сволочь» или «Были же люди как люди, и вдруг все сразу стали кретины. Парадокс». И, само собой, «У кого правда — тот и сильней».
культура: После «Морфия» общались с Балабановым?
Бичевин: Иногда созванивались, встречались. Он стыдил, дразнил: «Видел тебя в сериальчике, видел...» — с интонацией: «И ты, Брут?» Четыре года назад звал в картину по сценарию Петра Луцика и Алексея Саморядова, но, увы, не срослось — он взялся за «Кочегара».
культура: Что Балабанов принес в российское кино, что мы потеряли с его уходом?
Бичевин: Время. С середины 90-х оно текло по-балабановски. Он первым из режиссеров своего поколения заговорил на современном киноязыке. Исчез — и мир изменился. Как всякий подлинный художник Алексей ушел на взлете, остался недооценен и неразгадан. Лично мне Балабанов помог взять высоту — ничего лучше я пока не сыграл. Ломаю голову — почему? Вроде делаю то же самое, что и в «Морфии». Но не могу расслабиться... Я потерял наставника, открывшего мне кино.
