«Конвоем» под дых

Александр ПАСЮГИН

02.12.2012

29 ноября в российский прокат вышел фильм Алексея Мизгирёва «Конвой» — участник Берлинале и один из призеров последнего «Кинотавра». О своеобразных поисках общего языка со зрителем представитель нового режиссерского поколения рассказал «Культуре».

культура: «Кремень», «Бубен, барабан», «Конвой» — Вы часто говорите о своих картинах, как о своеобразной трилогии.

Мизгирёв: Они для меня не трилогия в том смысле, который обычно закладывали в это слово наши старшие товарищи. Но это фильмы одного высказывания. В их основе лежит мотив человеческого отчаяния, жизни с этим чувством, попытки его победить в момент, когда оно тебя накрывает. В «Конвое», мне кажется, я высказал все, что думал. Это не значит, что теперь я буду снимать комедию, но хотелось бы сделать жанровый фильм. С «Конвоем» мне было не так важно, принимают картину или нет. Мне было важно, чтобы ее понимали эмоционально. Задачей было высказаться — я просто не мог молчать.

культура: А зрители понимают Ваши фильмы?

Мизгирёв: Да, я ощущаю это даже на заграничных показах. Вот, например, Локарно. Приезжают люди из соседних городков на своих машинах. Зал на две с половиной тысячи, на площади помещается до десяти тысяч. Это не фестивальная публика. Это у нас доверие зрителя к кино пропало, люди отворачиваются от отечественных картин, даже жанровых. Я иду на фильм, понимая, что это будет еще одна история о гастарбайтерах, да еще и плохо снятая, плохо продуманная. А о гастарбайтерах она только для того, чтобы за счет тематики пробиться на фестивали. Надо делать фильмы, ориентируясь на большой эмоциональный посыл. Когда я снимал «Конвой», думал исключительно об этом. Там этот посыл — удар под дых.

Но это такая картина. Можно сделать другую, после которой у человека будет блуждать на лице глупая счастливая улыбка. Я, например, абсолютно счастлив, когда смотрю «Барри Линдон» Кубрика. Наверное, это не самый зрительский фильм. Но такие картины двигают кинематограф вперед.

культура: Ваш учитель, Вадим Абдрашитов, более милосерден по отношению к зрителю и всегда дает ему время отдышаться и поразмышлять. У Вас другой метод.

Мизгирёв: Вадим Юсупович принадлежит к поколению кинематографистов, которое было тесно связано с литературой, для них принципиально важен гуманистический посыл. Сейчас связь с литературой ослабла, и ориентиры в методах режиссеров несколько сместились. Думаю, если сейчас Абдрашитов начнет снимать, этот фильм будет похож не на то, что он делал раньше, а на те картины, которые сегодня привозят на «Кинотавр». Не по тематике. Раньше было желание подойти к зрителю, положить ему, как товарищу, руку на плечо и сказать: «Понимаешь, старик, бывают еще на свете такие, такие и такие вещи». Сегодня нужно разбегаться и бить ногой в одно место. Только так можно заставить мир вздрогнуть. Сейчас «хорошее кино» никому не нужно. Фильм должен бить, потрясать, заставлять смотреть, хочешь ты того или нет. Пришло время такого кино. Я не киновед и не знаю, почему это произошло. Да мне все равно. Просто то, что вижу я, и то, что делают мои товарищи, находится внутри этого тренда.

культура: Режиссеров Вашего поколения упрекают в том, что вы вываливаете на зрителя свои проблемы и комплексы, а потом живете и радуетесь.

Мизгирёв: Чепуха. Спекулятивную картину видно сразу. И когда человек просто злится, и когда он неприятное показывает приятным. Зритель улавливает и сразу теряет доверие. Годар как-то сказал, что современный зритель слишком часто выходит из кинотеатра с ощущением, что его обманули. Как человек, который покупает путевку на юг, а там оказывается все плохо: гостиница грязная, море далеко, люди грубые. Зритель так же чувствует обман — недодали ему какого-то события. Ребенком я ходил в кино ради того, чтобы пережить что-то, что было важнее моего повседневного существования. Это был бы кирпичик, положенный в стену моего интеллектуального, духовного, человеческого развития. И книгу я открываю для этого. Это событие действует на меня куда более жизнеутверждающе, чем фильм, в котором вдруг все заулыбались и запели. Я вижу человека, который мыслит со мной одинаково.

В моем детстве, в Сибири, в кино ходили подраться. Советский прокат работал великолепно, каждый понедельник выходила новая картина. На последний сеанс собиралось хулиганье со всего района. Мы рассаживались по рядам. На последнем ряду — район, в котором находился кинотеатр, ближе к экрану — остальные. После сеанса мы мутузили друг друга, выясняли отношения. Кинотеатр был местом встречи. Был очередной понедельник, и мы пришли смотреть фильм «Однажды в Америке». О нем тогда никто не знал. Олег Борисов в начале фильма, на темном экране, даже объяснял, кто такой Роберт Де Ниро, что такое «Оскар» — была целая сопроводительная речь.

культура: У нас иногда тоже не мешало бы такое делать…

Мизгирёв: Начался фильм. Все хулиганы сели смотреть. Фильм показывали не полностью. Две серии с перерывом в один вечер, а третья шла через неделю. Мы посмотрели эти две серии, вышли из зала и тихо разошлись по домам, абсолютно раздавленные. Попрощались друг с другом чуть ли не по-братски. Это было событие.

культура: Узнали себя?

Мизгирёв: Как они себя могли узнать в евреях и гангстерах 30-х годов? Это было событие, которое каждый из нас понес к себе домой и не хотел его расплескать, залить пивом и физкультурой в виде мордобития. Может быть, половина этих ребят сейчас сидит в тюрьме, но это событие они запомнили на всю жизнь. Вот к чему нужно стремиться.