Алексей КОЛЕНСКИЙ

23.03.2017

В Академии кинематографического и театрального искусства Никиты Михалкова прошел мастер-класс Сергея Урсуляка. Режиссер встретился с будущими коллегами — выпускниками творческих вузов, абитуриентами высшей школы профессионального творчества.

Урсуляк: Работать в кино я мечтал с детства, дважды поступал во ВГИК. В итоге попал на Высшие курсы режиссеров и сценаристов к Владимиру Яковлевичу Мотылю. Ни секунды не пожалел. При этом могу ненавидеть свою профессию каждую секунду, на всех этапах производства, и лишь сейчас, во время одиночной имитации творческого процесса, ощущаю себя более-менее сносно. 

Но при всех оговорках кино стоит заниматься уже потому, что ни один день не похож на другой. У актеров и режиссеров разные, часто неудачные судьбы, однако каждый из нас верит: завтра все может измениться. И это правда, все решает Случай, выпадающий тем, кто его ждет, кто умеет расслышать внутренний голос, пойти на этот зов и не потеряться по дороге. Начинающие артисты часто халатно относятся к шансам — опаздывают или не приходят, вовремя не учат текст и, оступившись в начале пути, долго ищут своего режиссера, а он, быть может, уже сидит в зале. 

Однажды приятель пригласил посмотреть дальнюю родственницу в малоизвестном театре, я обратил внимание на актера с нестандартной внешностью. Через полтора года вспомнил о Борисе Каморзине, позвал на «Долгое прощание», потом он сыграл у меня еще и стал популярен, а девочка ушла из профессии. Также волей случая в начале 90-х я отыскал деньги на дебют, а когда исчерпал смету на втором фильме, меня выручил начинающий бизнесмен, сделавший блестящую карьеру министра и губернатора... Кто знает, как бы сложилась его судьба, если бы не «Летние люди»? 

Главное в профессии — не быть высокомерным. Если вы не определились с выбором стези — идите на «Мосфильм», устраивайтесь на любую должность в съемочной группе у серьезного автора... Возможно, вас возьмут ассистентом второго режиссера. Это собачья работа, но, пройдя одну-две картины, вы поймете природу нашего дела. Со стороны нет ничего более кошмарного и скучного, чем чужая съемочная площадка: дурно одетые, непрестанно матерящиеся люди что-то таскают и лаются, внезапно раздается команда «мотор!», вспыхивает и гаснет свет, вновь начинается непостижимая возня. Понять технологию съемочного процесса можно, лишь отпахав на картине «от и до». Но самое важное на площадке — человеческий фактор, коллективный труд. Нужно формировать команду из сильных, опытных людей, которым ты веришь, а они верят в тебя.

абитуриенты: Чем Вас цепляют актеры на пробах?
Урсуляк: Бывает по-разному, я долго присматриваюсь, никогда не прошу что-то изображать, мы просто разговариваем, проходим читки, я вношу уточнения, если человек умеет слушать, с него слетает дребедень... Расскажу историю, которую с ужасом вспоминает Даня Страхов. Мы пересеклись в буфете «Мосфильма», и этот весь из себя красавец лениво произнес: «Вы уже четвертый режиссер, с которым я сегодня встречаюсь...» Я решил, что передо мной идиот. Правда, через пять минут выяснилось, что при внешней неотразимости Даня — тонкий, ранимый, мучающийся человек. Нахамил, и его отпустило... 

Когда меня никуда не брали, постоянно твердил себе: «Я такой, какой есть, и хоть кому-то же должен быть интересен». Это сработало, правил тут нет, кроме одного: не надо прикидываться. Не думайте, что, придя в кино, вы решите свои проблемы — какие-то только усугубите... Но все это неважно, ведь мы занимаемся самым счастливым, радостным и, по сути, веселым делом. С годами и наградами ничего не меняется — становится лишь больше испуга перед сменой. Если бы мне сказали «все отменяется», я был бы безмерно счастлив. Да что я — Феллини страшился съемок. Эти мысли посещают любого человека, имеющего высокую цель... 

абитуриенты: В чем сверхзадача кинематографа?
Урсуляк: Улучшать мир. Сейчас многие играют на понижение, стремясь сделать человечество хуже, а жизнь — гаже. Поэтому как никогда важно не опускать планку, не ухудшать нашу породу. Хотя бы на полтора часа, пока идет кино или спектакль, человек должен становиться умнее, добрее, благороднее. Со мной это случалось, когда я смотрел фильмы Михалкова, Рязанова, Данелии, Меньшова. Я восхищаюсь картинами 70–80-х годов и сам снимаю абсолютно советское кино. Речь не о лакировке действительности, сглаживании углов или вымученных слезах, а о самом главном и дорогом в зрителе. Нередко ленты бывают умнее, лиричнее, тоньше, чем личность автора, — поэтому я почти не общаюсь с коллегами и артистами, не хочу разрушать подаренные ими образы. Мне нравится думать, что фильм и человек — одно и то же. Знаете, когда я слушаю музыку моего старшего друга Микаэла Таривердиева, она возвращает мне то, что я о себе забыл. В кино также самое ценное — интонация. Которая не зависит от масштаба дарования, просто кому-то дано услышать то, что парит над словами... Для моего поколения таким ошеломляющим открытием стали ранние фильмы хозяина этого дома. 

абитуриент: Задумывали ли Вы экранизацию «Белеет парус одинокий»?
Урсуляк: Как вы догадались? 

абитуриент: Я родом из Одессы...
Урсуляк: Здрасьте! Мечтаю перенести на экран всю катаевскую трилогию, хотелось бы заняться и Драгунским, и Дюма, но для экранизаций детско-юношеской литературы сегодня нет ниши, их просто негде показать. 

абитуриенты: Как относитесь к фантазиям на исторические темы?
Урсуляк: Если талантливы — положительно. Взять хоть «Капитанскую дочку» — пушкинскую фантазию о пугачевском бунте... Вымышленные истории раздражают нас в силу специфики настоящего времени — мы живем обостренными ощущениями, ходим обиженными на что-то или кого-то, оскорбленными в лучших чувствах. Всем недостает любви, желательно настоящей.

абитуриенты: Не хотели бы снять комедию с человеческим лицом?
Урсуляк: С удовольствием, нужен материал. А пока... с первых же страниц сценариев популярных сегодня фильмов меня начинает подташнивать от юмора, которого я не понимаю. Что остается? Рассказывать бородатые анекдоты из детства — согласитесь, глупо. Впрочем, такова и определенная аудитория, считающая, что лучшие артисты вышли из КВН. Это наша большая беда.

абитуриенты: И фактор, беспокоящий НАТО...
Урсуляк: Мне близка озабоченность альянса. Подросло поколение, радостно воспринимающее корчащих рожи чудаков, вам с ними жить. Кино развивается по спирали — сейчас оно возвращается в балаган, аттракцион начала прошлого века, все больше смахивает на заплеванный асфальт. Думаю, довольно скоро от этого устанут. Киноискусство неизбежно возродится. Например, еще пять лет назад на пленку почти никто не снимал, а ныне к ней возвращаются все больше режиссеров. 

абитуриенты: Почему государство спонсирует «тупую ржаку»? 
Урсуляк: Чиновники не задают повестку дня, а лишь тщательно ей соответствуют. Эту проблему способно решить только Министерство образования. 

Главная беда нашего кино — негласный запрет на второе высшее, стоящее огромных денег. Множество талантливых людей не могут прийти в профессию, ВГИК набит выпускниками школ, которым попросту не о чем рассказывать. Как правило, режиссерами и сценаристами становятся люди пожившие, отслужившие, воевавшие или отсидевшие... Пока же театр чувствует себя гораздо лучше «важнейшего из искусств». То, что происходит на сцене, может нравиться или возмущать, но у нас есть пять-шесть очень хороших режиссеров, а в кино — увы... Все-таки это очень разные профессии, пространства, способы общения со зрителями и актерами, однако картины, снятые мастерами сцены — Эфросом, Фоменко, Захаровым, — как минимум интересны, а приглашенный в театр кинорежиссер часто выглядит нелепо. Мне нужно, чтобы актер сыграл свой кусок качественно один раз, как добиться от него постоянной, многомесячной жизни в образе, я не знаю.

абитуриенты: Работая со сценаристами, Вы нагружаете их авторским замыслом?
Урсуляк: В самых общих чертах. К примеру, готовясь к экранизации «Тихого Дона», просил сосредоточиться на отдельно взятой семье, хуторе Мелеховых и не брать панораму революции. Профессиональному автору бывает достаточно нескольких слов — через неделю я вычитаю текст, что-то вычеркну или попрошу переписать... Иное дело — оригинальный сюжет. Я рассказываю, о чем хочу снять кино, драматург делится своими случаями из жизни... Потом он (речь о Геннадии Островском) смотрит черновой монтаж «Русского регтайма» и говорит: снимай мое имя с титров. Затем прибегает с премьеры и просит вернуть назад, ездит по заграницам с картиной, получает призы, встречает любовь и приглашает на свадьбу. 

Интереснее всего было с Эдуардом Володарским. Грешным делом, я не верил, что один человек способен столько сочинить сам, но, попав к нему домой, увидел стол величиной с теннисный корт, заваленный исписанными страницами, и заседающего здоровяка в цепях и перстнях. А за его спиной — громадный «иконостас» из крохотных фотокарточек с автографами величайших режиссеров. Он пахал, как вол. Очень неравнодушный, с пол-оборота заводящийся человек. 

абитуриенты: Вы сотрудничаете только с послушными актерами? 
Урсуляк: Не люблю теоретиков. Актерская профессия — вещь предметная, прежде всего нужно сделать то, что я предлагаю... Переубедить меня возможно, а обмануть нельзя. Обычно исполнитель заговаривает страх перед площадкой — артисты больше любят рассуждать о ролях, а не играть их. Но чем выше уровень мастерства, тем отзывчивее и легче человек. С великими просто — Ульянов был готов в любую секунду все поменять, всему радоваться, Машков мог предложить сюжетный ход, но делал это крайне редко. Бывали исключения, самый тяжелый случай — Полина Агуреева, работавшая на сопротивлении. Наверное, в Театре Фоменко ее научили мучительно искать и находить нечто в бесконечных спорах. Практически это выглядит так: артист вертит в руках бумажку, говорит: «это салфетка», другой возражает: «не салфетка, а бумажка». И так много часов подряд — пока кто-нибудь не сломается и не скажет «верю!». Я поклялся никогда с ней больше не связываться, а приглашаю снова и снова... Судьба.

Актеров нужно звать лишь по любви — неважно, маленькой или большой. «Неправильных» не бывает, но я все чаще отыскиваю талантливых ребят из глубинки, хожу в театры и училища, очень многих беру прямо «с колес»... Только Маковецкий лезет во все дыры, потому что уж очень хорош. Порой Сергей спрашивает: «О чем я должен подумать в этой сцене?» Отвечаю: «Об обеде». Знаю, он лучше меня понимает все, что надо сыграть, но хочет услышать мои слова, а дальше само пойдет. Как каждому хорошему актеру, Маковецкому нужен режиссер. Плохим исполнителям он лишь мешает. 

абитуриенты: У Вас две дочери и жена — актрисы. Поддаетесь ли желанию помочь, проконтролировать, вмешаться? 
Урсуляк: Да, но не могу их реализовать — какой смысл делиться наставлениями, если на площадке с ними соприкасается другой режиссер? Я восхищаюсь Сашей в некоторых спектаклях, однако никогда ее не снимал, обещал Даше, что она не будет у меня работать, и не сдержал слова... Не хлопочу ни о ком. Испытал бы чувство крайней неловкости, если бы ко мне обращались с подобными просьбами. Как-то раз заикнулся, попросил жену не играть в плохом фильме, а та предложила компенсировать простой деньгами и была права... Для тех, кто знает специфику публичной профессии, разговоры о блате нелепы — никому ведь не хочется выставлять на посмешище близких людей. 

абитуриенты: Случалось, что Вы не знали, как снять сцену?
Урсуляк: Да, меня порой загоняют в тупик самые простые вещи. Это страшно только на первой картине — вслух объявить группе «не готов» и поискать решение сообща. Могу поставить камеру и сказать: играйте как хотите, дать артистам свободу... Спасает то, что мне позволяют снимать без спешки, это сказывается на атмосфере площадки и обеспечивает минимум 20 процентов успеха... Нужно подбирать людей, не склонных к склокам, умеющих работать дружно и радостно. Правда, чаще так не получается, кино — прежде всего тяжелый труд (если не знать, каково приходится шахтерам в забое и нянечкам в больницах).

абитуриенты: Расскажите о творческих планах.
Урсуляк: В августе приступим к восьмисерийной экранизации «Ненастья» Алексея Иванова. Продолжим в середине зимы и, надеюсь, к октябрю 2018-го сдадим картину. 

абитуриенты: Как готовитесь к съемкам?
Урсуляк: Читаем, разбираем, рыхлим почву, ни в коем случае ничего не выдавая на-гора. Я сообщаю, чего буду ждать на площадке в каждый конкретный момент. Кто-то бывает готов играть сразу, становится даже неловко. Но большинство говорит: сделаю то-то и то-то. Тут уже мне надо понимать — наступит ли это «потом»?