Алексей КОЛЕНСКИЙ

30.10.2013

65 лет назад на экраны страны вышел фильм Сергея Герасимова «Молодая гвардия». Воспоминаниями об этом историческом событии и своей счастливой жизни в искусстве поделилась с корреспондентом «Культуры» исполнительница роли Любови Шевцовой, легендарная актриса Инна Макарова.

культура: В этом году исполнилось семьдесят лет героической гибели краснодонских подпольщиков. Фадеев и Герасимов оказались единодушны в выборе актрисы на роль Шевцовой. Вы были всего на два года моложе своей героини. Прожили роль на нерве, прославились, получили Сталинскую премию...
Макарова: С детства знала, что стану актрисой, правда, мечтала о сцене, а кинематографом совсем не интересовалась. Услышала, что в Алма-Ату набирать новый вгиковский курс приехали мхатовцы — Владимир Бибиков и Ольга Пыжова. Выбила пропуск в Новосибирске, поехала на юг, выдержала экзамен. Сталинградская битва — а нас, девчонок, в мягком вагоне везут в Москву учиться на актрис! Где еще такую страну найдете? 

культура: Главные испытания были впереди.
Макарова: Да. Но я была уже опытная актриса, несколько лет занималась в новосибирском театральном кружке, вымуштрована в госпиталях. Выступали с классическим репертуаром. Как нас ждали раненые! Помню, обожженные танкисты, забинтованные лица — что под повязками, подумать страшно, а глаза юные, страстные. Один мне все время подмигивал — мол, не тушуйся! Кричали: «Не уходи!» Рассказывала про них Никите Михалкову, он был заворожен. Помните финальный эпизод «Предстояния»?      

культура: Как встретил ВГИК? 
Макарова: Почти всех «алмаатинок» сразу отправили назад. Оставили Клару Лучко, Олесю Иванову, мою подругу Иду Гуринович — без нее мама не отпустила бы в Москву. Месяц ждали Герасимова. На прослушивании читала Тургенева и монолог Сони из «Дяди Вани». Спросили: «Вы поете?» — «Нет!» Немедленно задают этюд: «Вы парижская певица, первый концерт в СССР и..?» Выхожу и откуда-то взявшимся басом затягиваю:

«Глухой неведомой тайгою,
Сибирской дальней стороной
Бежал бродяга с Сахалина
Звериной узкою тропой…»

культура: Интеллигентная сибирячка — редкость в те годы?
Макарова: Не скажите. Мои родители были писателями, работали на радио. Отец — диктор, умер в 35-м. Его родители — вятские переселенцы, дедушка всю жизнь мастерил гармони. А мамин отец родом из Прибалтики. Ван Людвиг Арман. Ссыльный католик. Чтобы жениться на бабушке, он принял православие с именем Иван Михайлович Герман. Бабушка Ирина Самсоновна Варакина была неграмотная, но интеллигентная. Мама умерла в 82-м в один день со своей тезкой, певицей Анной Герман. 

культура: Вы должны были учиться у Бибикова, Пыжовой и Рошаля, но Макарову «отбил» Герасимов.
Макарова: Дни, когда шли занятия по актерскому мастерству, были для меня праздником. ВГИК не обогревался, лопнули трубы центрального отопления, все аудитории заросли сосульками. Но возле ГУМа у института имелся теплый подвал. Мы там с Идой показали первый учебный этюд. Играла эвакуированную девочку, которая пытается обменять вещи на еду. Они ничего не стоят, но сердобольная хозяйка дает ей кусок хлеба, чай. Жевала, глотала, дважды повторила: «Мы никогда не просили!» Герасимов был сражен. 

культура: Однокашницы завидовали?
Макарова: Еще как! Всю жизнь. Со студенческих лет называли «опекаемой актрисой». Но я была далека от дрязг: понимала, эти разговоры — следствие признания. Все получилось очень гармонично. Будто сам Бог меня привел в профессию. 

культура: Чувствовали избранность?
Макарова: С детства. Прочитала все книги про театр из домашней  библиотеки, наизусть пересказывала куски из Станиславского, Немировича-Данченко. Любимый поэтический сборник — «С тобой и без тебя». Военные стихи Симонова, посвященные Валентине Серовой. Я ее боготворила. И вдруг вижу ее на вступительном экзамене. Валя подсела ко мне, наклонилась: «Нам с Вами когда-нибудь будет очень трудно...» Когда ее бросил Симонов, она бедствовала и часто звонила мне.

Во время учебы посетило мистическое откровение. В войну все женщины гадали, и девчонки в общежитии очень этим увлекались. Как-то нарисовали круг на бумаге с буковками, положили пальцы на блюдечко. Оно так и забегало по кругу, останавливаясь на нужных буквах. Я вызвала дух Александра Невского, спросила, что будет. Он ответил: «Булат перестанет сражаться, вы будете дальше сниматься!» Страшновато стало. Но девочек отослали домой, а я осталась.

культура: Первый профессиональный успех пришел... 
Макарова: На первом курсе. Меня, Клару Лучко, Музу Крепкогорскую по договоренности с деканом снимал в картине «Это было в Донбассе» Леонид Луков. Главные роли играли Окуневская и Переверзев. Помню, стою между ними и слушаю, что они говорят. Вдруг режиссер орет: «Стоп!» Все обомлели, а он: «Посмотрите, как работает эта девочка!» Так меня полюбил, не дай Бог... Но как важно вовремя похвалить человека. Герасимов сразу оценил Инну Макарову. Нас посещали зарубежные делегации, которым показывали мою «Кармен» в постановке Лиозновой. Потом Сергей Аполлинариевич велел Самсону Самсонову срочно подготовить «Настасью Филипповну». Тамара Федоровна дала мне свои украшения. В 19 лет уже чувствовала себя профессионалом и сыграла, по общему мнению, «лучше, чем обычно». 

культура: В этой роли Вас впервые увидел Бондарчук. 
Макарова: Сергей только демобилизовался и пришел на спектакль. Вообще-то он собирался поступать в ГИТИС, но остался с нами. Больше всего любил слушать, как я читала «Сон Пети Ростова». Погружалась в музыку толстовской речи полностью. Герасимов хвалил: «Всему можно научиться, но это надо иметь!»

культура: Как узнали про «Молодую гвардию?»  
Макарова: Из маминого письма, она работала корреспондентом и дважды побывала на фронте. В Ростове ей рассказали про краснодонцев. 

культура: Вы общались и с мамой Любови Шевцовой...
Макарова: Первое, о чем рассказала Ефросинья Мироновна, был довоенный «подвиг» Любы, не описанный в романе. Она решила прыгнуть с обрыва в затопленную шахту — проверить характер. Ну и я полезла. Внизу озерцо, метров десять. Стою, качаюсь. Шурф не вижу под водой. Герасимов кричит: «Не смей!» И я шагнула. Хорошо вошла. А вода все холоднее, сердце замерло: выберусь или затянет, задрыгала ногами — выплыла. Вижу: Нонна Мордюкова к обрыву мчится. И с ходу за мной! 

культура: Слышал, что Ефросинья Мироновна отговаривала Вас от брака с Бондарчуком?
Макарова: Да, все твердила: «Не ходи за него, не ходи! Знаю эту казацкую породу — любить-то он тебя любит, но от баб его отбоя не жди!» Как в воду глядела.

культура: Но Вы не послушались.
Макарова: Конечно нет. Бондарчук провожал через весь город, дарил цветы. Мы любили друг друга, и наш брак благословил Сергей Аполлинариевич, Тамара Федоровна написала очень трогательное поздравление. 

культура: Наутро после премьеры «Молодой гвардии» началась новая жизнь?
Макарова: Фильм шел с огромным успехом, через пару дней меня стали узнавать на улицах. Поклонницы выследили нас с Сергеем, ворвались в комнатку, где мы жили, все перевернули вверх дном. Еле выпроводили. Помню, мы ехали в троллейбусе, заскочил Михаил Светлов и преподнес мне — галантно, как цветок — эклер в бумажке. 

культура: Вы не состояли ни в комсомоле, ни в партии…
Макарова: Когда объявили войну, шла в школу, а ноги сами принесли в райком комсомола. Там сидел усталый человек, на полу окурки, мусор, спрашивает: «Тебе чего?» — «Я на фронт!» А он: «Приходи завтра, здесь прибраться надо, подежурить...» Ушла и не вернулась — на кой он мне сдался, я на войну шла записываться.

Потом, когда играла в Театре Киноактера, коллеги говорили: неудобно, надо вступить. Бондарчук бегал, собирал газеты — мы всех комсомольских «лумумб» назубок затвердили. А пришла на собрание, ребята вскочили, заорали: «Берем!» Но мне было уже 24 года, я родила Наташу...

культура: Чем отличалась работа с Зархи и Хейфицем?
Макарова: Почти ничем. Творческих установок не давали, исключительно технические указания: куда пойти, что сделать. 

культура: В «Высоте» Вы играете сложный характер, который не прописан в репликах героини. Днем она бьет чечетку над бездной, а вечером провоцирует скандалы, нарывается на оскорбления. Трагическая натура, надломленная?
Макарова: Нет, просто сложный характер. Встречала таких девчонок в жизни и догадывалась, как поведет себя героиня в той или иной ситуации. Сильная интуиция. Ой, как не любили меня цыганки: когда ехала во ВГИК, сунула одной ладошку, а она мельком глянула, фыркнула: «Ты будешь при хлебном деле!» Жизнь прожила интересную, что говорить. 

культура: Вы воплощали народных героинь. Сильных духом, с непростой судьбой. Зрители их признавали и запоминали.
Макарова: Помню, приехали в Сан-Франциско, в какой-то пансионат, старушки-эмигрантки ко мне бросились: «Инночка, Инночка!» Никто не замечал ни Смирновой, ни Аросевой. И те очень сердились. 

культура: Инна Владимировна, Вы человек верующий?
Макарова: С детства. Сестру Нину крестили еще в Тайге, где мы родились, а меня не успели. Семья переехала в Новосибирск, была на виду. Помню, зажигая новогоднюю елку, папа задергивал занавески. Меня привел креститься Коля Бурляев в храм Малое Вознесение на Большой Никитской, напротив Консерватории.  

культура: А Бондарчук был религиозен?
Макарова: Да. В Киеве посещали Владимирский собор, Лавру, пещеры. И все же разошлись с Сережей, оказались не готовы к тому, что нам предлагала жизнь. Нас замучили анонимками, звонками, сплетнями. В той ситуации я никогда не сыграла бы важную для меня роль в фильме «Дорогой мой человек» по роману Юрия Германа. Бондарчук должен был сыграть в эпизодической роли, но ему разрешили экранизировать «Судьбу человека». 

культура: Во время подготовки к съемкам картины в Вас влюбился Алексей Герман...
Макарова: Когда бывала в гостях у Юрия Германа, Алеша еще учился в институте и заглядывал в зоопарк, где я обучалась верховой езде. Однажды лошадь испугалась тигров и львов, понесла... Если бы не успели закрыть ворота, я бы разбилась. Позже Алексей приехал ко мне в Малеевку и торжественно попросил руки и сердца. Я рассмеялась. Он был обескуражен. Но продолжал появляться. А у меня хватало поклонников…

культура: Все-таки жаль, что «Война и мир» снималась без Вас.  
Макарова: Прекрасная картина. Но Наташа Ростова не получилась. У Толстого изображена сильная женщина, из таких получались жены декабристов. Она эвакуировала все имение и танцевала, как... «Вот мой казак пришел!»  

культура: Бондарчук рассказывал мужскую историю, оставляя женщин в тени?
Макарова: Да.

культура: Зачем освистывали Сергея Федоровича в 85-м, откуда такая злоба?
Макарова: Все было спланировано. Шел съезд кинематографистов, я сидела в последних рядах, у дверей. Вдруг рядом какая-то баба завизжала, как по команде. Не кричала, выла. Кто-то, кажется Миша Ножкин, рявкнул: молчать! Еще помню тетку, которая командовала залом. В дверях стоял охранник, я спросила: «Что происходит?». Он ответил: «Я давно здесь и ничего подобного не видел». В антракте поклонилась в пояс Михалкову: «Спасибо, Никита, что защищал моего бывшего мужа!», и он мне вернул поклон. 

культура: Вы сыграли с Евгением Урбанским в «Большой руде» Василия Ордынского по знаменитой повести Георгия Владимова. Наверное, Урбанский за Вами ухаживал?
Макарова: Нет, критиковал за пение, цеплялся. Вдруг в последний съемочный день разгримировалась, вышла к группе. А он перегородил путь, как схватил, поднял: «До чего прекрасно тебя обнимать!» Я трепыхаюсь: «Дурак, дурак!» Осторожненько опустил меня на пол. А на следующей картине погиб.

культура: Вы объездили полмира... 
Макарова: Да, мне доверяли, знали, что могу выкрутиться из любых непредвиденных ситуаций. Однажды в Лондоне жили в отеле «Каледония». Но коллеги захотели перебраться в пансион подешевле, чтобы сэкономить командировочные, и меня заставили переехать. Что делать? Вообразите заголовки утренних газет: «Инна говорит «нет» пятизвездочному отелю!» До меня «нет» Западу говорил только Молотов.

культура: Недоброжелательное отношение наблюдали?
Макарова: Только однажды — в Венгрии. На открытии программы советских фильмов объявили гимн СССР, мы встали. Зазвучала растянутая фонограмма. Дослушали, как ни в чем не бывало. Номера, где нас поселили, не закрывались. На всякий случай привязала к кровати веревку от дверной ручки. Всю ночь под окнами  бродил какой-то тип. Мрачноватая была атмосфера. Нигде ничего подобного больше не повторялось.  

культура: Удивительно, что мужчиной Вашей жизни стал человек, который не видел ни одной картины Инны Макаровой — директор НИИ фтизиопульмонологии ММА имени Сеченова Михаил Перельман.
Макарова: В новосибирском госпитале, где я выступала перед ранеными, главврачом служил отец моего мужа. И Миша еще студентом там начинал оперировать. Но мы не успели познакомиться. Разъехались, я в Москву, он — в Ярославль. С ним случались удивительные вещи. Однажды проспал бомбежку. Полдома рухнуло, а Михаил даже не заметил. 

В окрестностях города был лагерь для проштрафившихся начальников. Попросили прислать врача — Миша прилетел, сделал операцию. Потом этот спасенный им человек бывал у нас дома и рассказывал, что, когда после войны вернулся в Москву, доктора на медосмотре очень заинтересовались его шрамом. Перельман первым в мире прооперировал боталлов проток, спас человека. 

Мы познакомились, когда Миша лечил мою маму, потом меня — от бронхиальной астмы и камня в почках. Едва поправившись, уехала в экспедицию на съемки «Русского поля». Было трудно. Нонна едва не опрокинулась на тракторе в реку, все переволновались. Режиссер отпаивал нас самогоном. Внезапно приехал Миша, и я все про нас поняла. Судьба. Мы прожили вместе сорок лет. Догадывалась, конечно, что он болен. Утром, в марте, как обычно, ушел на работу, стемнело… Позвонил: «Инна, я в ЦКБ». — «Ты чего там делаешь?», а он будто невпопад: «Инна, у тебя такая интересная профессия… Работай. Я пойду». Записала палату, обещала прийти. Он положил трубку. Утром собираюсь. Входят дочка, зять, внук, мой врач. Говорят: «Миши не стало».  

культура: Сегодня продолжаете работать? 
Макарова: Снялась у моей дочери Натальи Бондарчук в «Тайне Снежной королевы», но денег на озвучание пока не нашли. Стараюсь бывать на фестивалях, продолжаю выступать со стихами Елизаветы Стюарт, сибирской поэтессы, маминой подруги. Увлеклась прозой. Читаю «Благосклонное участие» Бунина и удивительный рассказ Паустовского. Какой — не скажу, а то украдут. Приходите и услышите!