17.10.2013
На экранах страны — ураганная мистическая комедия главного сказочника Европы.
Солнечный Мадрид, людная площадь. Группа уличных актеров-акционистов грабит ломбард. Скрываясь с места преступления, сообщники захватывают такси вместе с водителем и мчатся к французской границе. Их преследуют пара детективов и стервозная мать самого опасного члена банды, восьмилетнего сорванца Серхио (Габриел Делгадо). По дороге на малыша кладут глаз три ведьмы и заманивают беглецов на шабаш, чтобы принести их в жертву. Символично: отец паренька (Уго Силва) и его напарник (Марио Касас) не успевают смыть краску с лиц и тел. Первому предстоит быть распятым в образе посеребренного Христа, второму — в камуфляжной раскраске американского рейнджера. Причину злоключений герои видят в добыче — груде обручальных колец, несущих проклятие обладателям.
На самом деле, все зло от баб — убеждены все персонажи, включая неотразимых ведьм. Эта абсурдная вера и является источником происходящих чудес: мегеры носятся по потолкам, раздваиваются и утраиваются, демонстрируют сантименты и завидную витальность. Однако насколько они реальны?
Окрыленный венецианским триумфом «Печальной баллады для трубы», режиссер продолжил экспериментировать с разными манерами артистической игры. «Христос» в исполнении Силвы воплощает духовную волю и целеустремленность, он — брахман. Кшатрий Касаса демонстрирует молодецкую удаль, заложники — угодливый таксист и «упакованный» в багажник пассажир — слабоумие низших, бесправных каст. Все вместе составляют мужской социум, коллективного Адама с вытесненным в подсознание комплексом жертвы Великой Матери. Преодолев бессознательный страх, обменяв кольца на деньги, герои находят лучшие половинки, иными словами, становятся жрецами Богини. Рядовыми потребителями хлеба и зрелищ.
Выпускник философского факультета, католик Алекс де ла Иглесиа намекает на символическую природу своей истории, демонстрируя в титрах агрессивно-эротический иконостас от «палеолитических венер» и легендарных гетер до кинозвезд (Гарбо, Дитрих) и Ангелы Меркель. Все они — ведьмы, выдуманные мужчинами для того, чтобы потрафить безобразной, ненасытной, бесчеловечной богине любви и плодородия.
культура: Правда верите в ведьм?
Иглесиа: Отвечая на этот вопрос положительно, неизбежно выглядишь дурачком. Но — да! Еще студентом увлекался книгами по антропологии колдовства.
культура: Какие тексты убеждают Вас в их существовании?
Иглесиа: Германский хит «Молот ведьм». Но, знаете, у нас на севере Испании хватает зловещих уголков. Сугаррамурди — самый прославленный из них, это европейский Салем. В XVII веке тамошние ведьмы сочинили на себя донос, описав свои подвиги — скотоложество, приготовление зелья из мухоморов, безумные пляски, человеческие жертвоприношения.
культура: Превращения конформиста в нонконформиста — центральная тема Вашего творчества?
Иглесиа: Нет. Я снимаю картины, чтобы препарировать ужас жизни, создавая собственную реальность. Мир — не комфортабельное место, просто чудовищное. Мы пытаемся игнорировать этот факт, упиваясь удовольствиями, но успехи пока невелики.
культура: Почему клоуны Иглесиа так неистовы?
Иглесиа: Потому что я сам клоун. Нелегко служить объектом унижений и издевательств, но эта работа облагораживает человека, как никакая другая. Я боюсь шутов и любуюсь ими.
культура: На чем основана Ваша религиозность?
Иглесиа: По моим представлениям, я пламенный католик. Не верю в Бога, но постоянно обращаю к Нему свои мысли. Трудно составить мнение о том, до чего не дотягиваются ни чувства, ни разум.
культура: Любимые духовные авторы...
Иглесиа: Блаженный Августин, Фома Кемпийский, Агриппа д’Обинье.
культура: Чего не хватает в американских фильмах ужасов?
Иглесиа: Подлинных страданий. Как правило, их протагонист — нереальный бессмертный злодей, бесчувственный к своим жертвам.
культура: Что больше всего раздражает в голливудских картинах?
Иглесиа: Уже лет восемь не видел блокбастера с подлинным человеческим конфликтом. Злодей, как правило, жестко замотивирован и его можно понять. А герой — ни рыба ни мясо, но непременно старается быть полезным обществу. Есть ли у него характер, чему он служит, что им движет — непонятно.
культура: Бунюэль сказал, что между Испанией и Россией существует подземный тоннель...
Иглесиа: Полагаю, он имел в виду близость наших национальных характеров. Испанцы и ваши соотечественники умеют наслаждаться жизнью. Правда, не всем в мире это очевидно. В любом случае, Луис знал, что говорил. Он — главный режиссер моей жизни, бог, чрезвычайно современный художник. Обожаю финал фильма «Он». Герой примирился с женой, ушел в монастырь, познал себя, обрел внутренний мир. Все прекрасно и все — обман: он удаляется по аллее зигзагообразно. То есть, все-таки обезумел, внутренний зверь победил человека. Шок и трепет... Возможно, это лучшая сцена в истории кино. Рядом с Бунюэлем могу поставить только Хичкока.
культура: Оба — выпускники закрытых иезуитских школ. Хичкок оправдывал своих героев, Бунюэль — никогда. Если первый — бог, то второй — дьявол?
Иглесиа: Не искушайте меня!
культура: Отчего юмор так часто связан с насилием?
Иглесиа: Эссенция юмора — детское желание что-нибудь сломать. Чем сложнее объект и чем стремительнее наша агрессия — тем слаще победа. Этот момент присутствует и в любви, женский крик возбуждает самца. Согласитесь, со стороны секс довольно забавен и зловещ — в нем неизменно присутствует насилие. Так же, как в играх и в зрелищах. Что может быть смешнее — подставить другую щеку врагу? Вот что я называю квинтэссенцией насилия.
культура: Самый смешной эпизод в Библии?
Иглесиа: Он уже экранизирован — «Жизнь Брайана по Монти Пайтону». Христос всю жизнь ходит неузнаваемым среди людей, поклоняющихся какому-то идиоту, которого назначили мессией обознавшиеся волхвы. Величайшая драма остается непознанной, а жизнь — в высшей степени бессмысленной. Отчасти так оно и есть. Ничего лучше Библии не читал, но не могу сказать, о чем она.
культура: Творческие планы?
Иглесиа: Полно странных идей. Не стану их озвучивать, чтобы не сглазить. Хочется снять кино о персонаже, получающем сексуальное наслаждение от самых нелепых ситуаций, в которые он ввязывается.
культура: Дон Кихот?
Иглесиа: Мыслите в верном направлении...