Дарья ЕФРЕМОВА

31.08.2013

В сентябре в издательстве «АСТ-Астрель» выходит роман Сергея Шаргунова «1993». Заглавие, отсылающее к хрестоматийной оруэлловской антиутопии, оправдывает свое оглушительное, «как выстрел над ухом», звучание.

Под вой сирен, бабьи причитания и матюги враждующих сторон разворачивается не просто очередная семейная драма. Вершится судьба человека. Обычного, из народа. С мечтой о бессмертии.

Фабула еще не появившегося на книжных прилавках романа, известна давно. И дело даже не в том, что Сергей охотно пересказывал ее в своих интервью. Шаргунов использует хорошо освоенную в русской литературе сюжетную модель: жизнь семейства на фоне смены исторических декораций. Критики вспоминают и Толстого, и Шолохова.

Итак, он — «вполне народный персонаж», рабочий аварийной службы, бывший инженер-ракетчик. Она трудится в той же конторе, на телефоне. Между ними, конечно, сложные отношения. Подрастает дочь. С началом событий «черного октября» Виктор и Елена оказываются по разные стороны баррикад. И это не отдаляет их друг от друга. Они об этом до поры до времени даже не догадываются.

«Он шел по Пресненскому Валу, задеваемый мазками огня от фар проезжавших машин, погружаясь в яркие проруби возле комков и выныривая в темноту… Он начинал сомневаться. Видела бы его Лена! Что бы она сказала? Известно что: «Хватит идиотничать!» Вместо работы — проидиотничал часа три. Чего ради он рискует? Ради России? А кто на самом деле знает, как правильно? А кто ему дороже? Незнакомые и неизвестные, которых гоняют и бьют, или родные Лена и Таня…»

В прозе Шаргунова важнее всего «возня» с красками. Пушкинская, Каретный ряд, Красная Пресня, Лаврушинский и Якиманка окрашиваются суматошной палитрой уличных боев. Серебристые щиты ОМОНа, бушлаты защитного цвета, синие бронежилеты, молочные фотовспышки, дымовая завеса, вишневая лужа у гастронома, разбитое, словно вымазанное раздавленной клубникой, чье-то лицо. «Неужели и меня сейчас будут бить?» — со сторонним любопытством думает герой.

Автору, по его же признанию, было важно рассказать историю «других», совершенно не похожих на него людей. Самые разные персонажи: бандиты, менты, фирмачи, работяги, жители маленького поселка вплетаются в ткань повествования, и их голоса звучат какофонической музыкой времени. Национальная идея: «Русские кормили все республики, в особенности, извиняюсь, Средней Азии, и элементарно пупы надорвали. Оно нам надо?». Идея конституционная: «Правовое поле, а на нем конституция пасется… священная корова… Иначе бандитизм, понимаете?». И вечное: «Чтоб он там, в Кремле, до смерти ужрался! Чтоб ему паленую подсунули!» А еще ленивый голосок столичной барышни, пассии героя других, уже современных баррикад, студента Пети: «Зачем тебе это, когда у нас любовь? В жизни любовь же — главное!»

Электрик Виктор переходит в другое измерение, в котором «заготовлен смутный двор с белыми бутонами, в сумерках похожими на шары зефира», не от пули снайпера или омоновской дубинки. Он умирает от инсульта: сорок лет, а нервы и сосуды ни к черту. Невеселая жизнь среднего семейства с постоянными ссорами на этом заканчивается. Стихает гул баррикад. Или все еще стучит галчонком в виске? Отзывается фантомной болью?

Несмотря на высокий градус политизированности сегодняшнего нон-фикшна критики назвали эту книгу Шаргунова неожиданной. Она и правда такова. Читатель, ни разу ни побывавший ни в одной подобной истории, волей-неволей ощущает себя очевидцем тех событий. Слышит, видит, вдыхает и чувствует. Красок писатель не пожалел.