Елена СЕРДЕЧНОВА

09.08.2022

Сегодня литература четко поделена на классическую и постмодернистскую. Писатель Светлана Замлелова рассказывает «Культуре» о том, какие проблемы порождает эта ситуация, что такое скриптовербис и от чего нужно освободить литературный процесс в нашей стране.

— В апреле этого года второй раз была представлена книга «Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы». В этот сборник вошли и ваши работы. Что такое литературная критика, на ваш взгляд?

— Довольно часто мы говорим одни и те же слова, но вкладываем в них совершенно разный смысл, из-за чего возникают непонимание и взаимные обвинения. Поэтому прежде, чем начать что-то обсуждать, а тем более спорить, стоит договориться о понятиях, о терминах. Применительно к предмету нашей беседы под словами «литература» и «критика» разными людьми понимаются разные явления. Есть литература (и критика как литературный жанр) в понимании классическом и постмодернистском. А это разные вещи. Для постмодерна характерны интертекстуальность; пародийность; культ ошибок и пропусков, фрагментарность; жанровый и стилевой синкретизм; «смерть автора» и так далее. Ролан Барт, который, кстати, и ввел понятие «смерть автора», считал, что новая литература не подчиняется законам, не признает за текстом тайн и дает начало иной деятельности, связанной с текстом. Текстом, по сути, без правил. Такую литературу Барт призывал называть «письмом», а писателя – «скриптором». Скриптор не вынашивает книгу, не отделывает её — он вообще рождается вместе с текстом, он смешивает разные стили, его текст состоит из цитат. Это не значит, что литературы и писателя в классическом смысле сегодня не существует. Это значит, что сегодня есть два разных явления — литература и некое письмо, назовем его вслед за Бартом «скриптовербисом» (писание слов по латыни). Но читатель зачастую не подозревает об этой двойственности. Он берет с полки книгу в расчете на литературу. И только потом выясняется, что перед ним скриптовербис. И здесь, как мне представляется, обман. Потому что читателя не предупредили. А если, к тому же, подходить к скриптовербису с позиций классической критики, то всем будет плохо. И скриптору, потому что ничего утешительного такой критик ему не скажет; и самому критику, потому что разбор скриптовербиса — занятие, травмирующее психику. И читателю, потому что, наталкиваясь постоянно на скриптовербис вместо литературы, он приходит к мнению, выраженному сетевым поэтом Яле Генда: «Ведь вы же поете как п…, танцуете тоже как п…, / Рисуете тоже как п…, а пишете – так и еще хуже. / И, по большому счёту, вы нам не оставляете выбора — / Не нужна нам такая богема, бомонд нам такой не нужен».

Для скриптовербиса нужна своя критика, для литературы — своя. И пусть бы существовали и литература, и скриптовербис — «тут нет еще греха». Грех в том, что российский книгоиздатель массово подменил литературу скриптовербисом, не предупредив об этом читателя. Да еще и провозгласил скрипторов лучшими писателями современной России. А это — тройная ложь. Так подробно я говорю об этом разделении, потому что книга «Проклятые критики» посвящена, в целом, конфликту литературы и скриптовербиса. Большинство статей книги — разбор скриптовербиса, с точки зрения классической критики. А такая критика всегда была мостом, соединительным звеном между писателем и читателем. Критика можно назвать профессиональным или квалифицированным читателем, а можно — контролером качества. Задача критика — рассказать читателю, стоит ли тратить время на книгу.

— Породит ли сборник новое критическое направление?

— Сборник определил курс, обозначил позиции. В разное время были разные критические направления, школы. Есть ли нечто подобное сегодня? Мне об этом неизвестно. Были какие-то группы, связанные скорее принципами тусовки и PR-целями, но критического направления так не сложилось. В сборнике «Проклятые критики» нет как такового манифеста, но, прочитав книгу, вы непременно увидите, что авторы, какими бы разными и непохожими они ни были, исповедуют близкие взгляды на литературу и творчество.

— Каким мог быть его манифест?

— Необходимо дать определение литературе. Необходимо указать, что художественная литература, в отличие от скриптовербиса, это не просто любой текст. И первое, с чего начинается литература, это язык и стиль. Каким принципам следуют «Проклятые критики»? Не нахваливать скриптовербис и не подменять им литературу, не морочить головы читателям рассуждениями про «вжевывание резины в почву опыта», аргументировать свои утверждения, не выдавать русофобию за свободомыслие, а бесталанность — за непонятость, не поддерживать фальсификацию истории и клевету на прошлое, не участвовать в окололитературной возне и в дележе премий, писать то, что думаешь и думать, что пишешь. Конечно, это ещё не сам манифест.

— Можно ли сегодня понять, почему те или иные книги получают премии?

— Давайте просто посмотрим на такие книги. Оказывается, у них много общего. Помимо того, что их и в самом деле зачастую отличает стилевая беспомощность, почему-то практически во всех премиальных опусах наша страна представлена какой-то помойкой. Или, как утверждают украинские пропагандисты, Мордором. А теперь давайте отвлечемся. Представим некую организацию, которая год назад провела вечер воспоминаний, посвященный началу Великой Отечественной войны, на котором, в частности, шла речь о «гуманизме и человеколюбии солдат вермахта на территории СССР». Пятого июля 2019 года при участии консула США она отметила День независимости США. Общественность не раз возмущалась и были публикации в электронных СМИ о том, что в организации называют гвардейскую ленту носовым платком, а патриотов страны, то есть граждан, радеющих об ее благе, — дебилами. Даже исходя из этих фактов, мы видим, что такая организация, во-первых, недружественно настроена к нашей стране, а во-вторых, весьма идеологизирована. А ведь эта организация — речь идет о «Ельцин-центре» — курирует литературный процесс в России. «Ельцин-центр» не первый год занимается организацией книжных ярмарок, «гастролей» писателей по миру, решает, кого переводить на иностранные языки, кого награждать престижными денежными премиями, чьи книги представлять на международных выставках. Просто соединим эти два факта: что может продвигать и премировать организация, всерьез рассуждающая о гуманизме солдат вермахта, да ещё в связи с памятной датой 22 июня?..

— На презентации сборника вы рассказывали, что к одному из авторов пришла разбираться полиция из-за критического разбора некоего романа. Заявление в полицию подал разгневанный писатель. Такая ранимость и в тоже время агрессивность присуща только русской литературе?

— Действительно, был такой случай. Автор так обиделся, что обратился в полицию. Ничего не могу сказать о литературном процессе в других странах — не знаю, случается ли там такое. Но в нашей стране критикуемые писатели часто ведут себя агрессивно. Признаться, это вызывает удивление. С какой стати человек считает, что все должны им восхищаться? Тем более речь идёт о критике — анализируется текст, рассматриваются его недочеты. В книге «Проклятые критики» разбирается, главным образом, премиальная литература. То есть авторы, которых нам пытаются преподнести как лучших из лучших. Но с таких авторов и спрос особый.

— Сейчас начинает работу проект «Карта молодой литературы». Нужен ли он сегодня?

— Я скептически отношусь к разного рода инициативам. Мы же хорошо помним «Год Литературы». Сколько было разговоров, сколько пафоса. Прямо по Булгакову: «все очарованы, влюблены, раздавлены, сколько такта, сколько умения, обаяния и шарма». И что в итоге? Ничего. А ведь этим Годом занималось государство на самом высоком уровне. Если цель проекта — рекомендация в творческий союз, то, наверное, она достижима. Но надо понимать, что вступление в творческий союз не означает возможности издаваться, жить литературным трудом и встать на одну полку с Пушкиным. Если же цель — ничто, движение — все, то и вообще отлично.

— Какими нужно качествами обладать человеку, чтобы пробовать себя на ниве литературы?

— Прежде всего, нужно уметь точно выражать свои мысли, чтобы читатель понимал, а не догадывался, что автор хочет сказать. Нужно обладать чувством слова, то есть слышать, например, разницу между «ну и только» и «вот и только». Нужно овладевать языком, учиться выстраивать сюжет, знать описываемый предмет, нужно думать и чувствовать, нужно предлагать идеи и стремиться отображать их в художественной форме. Разумеется, мы говорим о литературе, а не о скриптовербисе.

— Вы защитили диссертацию по теологическим и философским трактовкам образа Иуды Искариота, у вас вышла книга об этом. Сравнительно недавно Дарья Сивашенкова написала книгу о мотивах и смыслах предательства Иуды, огромное количество литературы на Западе посвящено этому человеку. Чем вызван сегодня такой интерес к нему? Как менялась трактовка его образа на протяжении времени?

— Да, действительно в 2014 году я защищала диссертацию, тогда же вышла моя книга «Приблизился предающий…» о трактовках образа Иуды. Ранее выходила моя новелла «Иуда», где я изложила свое видение этого образа. Позднее появилась еще и моно-пьеса. Так что я в некотором роде иудовед. Тема эта сложная и интересная. Вы правы: в Новейшее время отношение к Иуде в христианском мире очень изменилось, стало куда более терпимым, попытки его оправдать множатся. В сознании современного человека уже сложился другой миф об Иуде Искариоте, отличный от новозаветного (миф не как выдумка, но как смыслонесущая реальность). Попытки оправдать Иуду были всегда, но массовое распространение оправдательная версия получила только в наши дни. Миф об Иуде — это один из центральных христианских мифов, он объясняет взаимоотношения Града земного и Града небесного, то есть человека, привязанного к земле, к земным сокровищам, и Бога, предлагающего человеку сокровища вечные. Культура Новейшего времени, замкнутая на потреблении, переориентирует человека в его отношениях с Богом. И именно этой цели служит новый миф об Иуде Искариоте. С моей точки зрения, Иуда — это человек, отвергшийся горнего в пользу дольнего, отдавший предпочтение земным сокровищам и отказавшийся от Царствия Небесного.

— В своей статье десятилетней давности о Степане Бандере вы назвали украинский национализм самым трагикомическим общественным движением в истории. Могли ли вы предположить, что сегодня это движение приведет к такой развязке?

— Статья появилась в ответ на присвоение президентом Ющенко звания героя Украины Степану Бандере. Конечно, я не могла предвидеть буквальное развитие событий, но то, что история с постсоветской Украиной ничем хорошим не кончится — это было понятно. Если ваши герои — садисты и убийцы, тем более осужденные Нюрнбергским трибуналом; если вместо истории у вас — набор баек в стиле фэнтэзи; если ваши государственные символы кричат о некрофилии; если дети воспитываются в ненависти и презрении к другим народам — вряд ли стоит ожидать гармоничного и всестороннего развития.

— Если уж речь зашла об Украине, Галина Юзефович написала статью о том, как правильно отменять русскую литературу, потому что она не уберегла Россию от СВО. Как вы считаете, надо отменять национальную литературу? Можно ли сейчас с уверенностью сказать, что многие литературные игроки использовались в стране для формирования антироссийской повестки?

— Во-первых, отменять литературу или вообще культуру, как предлагают на Западе, — это само по себе варварство, без всяких оговорок. Случаи отмены культуры нам хорошо известны, а заодно известно, что за этим следует. Во-вторых, уж точно не Галине Юзефович решать, кого и от кого уберегла русская литература и стоит ли ее отменять. В-третьих, интересно, а Галина Юзефович не боится, что кто-нибудь по ошибке отменит не русскую литературу, а Галину Юзефович? В-четвертых, невозможно считать совпадением призывы о cancel culture и статьи о том, как правильно отменять русскую литературу. Что касается привлечения литераторов к формированию антироссийской повестки, в этом нет ни малейших сомнений. И если ещё будет возможность, можно рассмотреть эту тему предметно и подробно.

— Вопрос, вытекающий из предыдущего, допустима ли цензура?

— Формально в нашей стране нет ни цензуры, ни идеологии. Фактически есть и то, и другое. Разве отбор «Ельцин-центром» писателей для продвижения — это не цензура? Конечно, цензура: если вы пишете не то, что нужно и угодно координатору литературного процесса, вы не будете изданы коммерческим тиражом, переведены на иностранные языки, награждены престижными премиями. Пути к массовому читателю будут надежно перекрыты. Другое дело, что культура — это и есть система запретов. Мы называем культурным не того человека, кто плюет на пол, кладет ноги на стол и ругается по матери, то есть ни в чём себя не ограничивает, а как раз-таки наоборот. Поэтому с ходу отрицать цензуру, как и с ходу ее вводить, было бы неверно.

— Что нужно сделать для сохранения и процветания российской литературы?

— Такие организации как «Ельцин-центр» не должны координировать литературный процесс, не должны назначать писателей и решать, что переводить на иностранные языки, что издавать за границей и каким должен быть образ нашей страны, представленный в литературе. Писатели должны быть в равных условиях. Должен быть устранен институт премий в настоящем виде. Возможно, и премии были бы не лишним звеном в цепи литературного процесса, но в другом виде. Например, оценка текстов была бы безличной. А жюри формировалось бы из филологов, историков, философов, но, ни в коем случае, не из медийных персон. Окончательный состав жюри определялся бы лотереей в последний момент. Члены жюри знакомились бы с текстами, не зная авторства. И, конечно, в смысле премиального фонда примером могла бы послужить Гонкуровская премия. Литература, как и многое другое в нашей стране, должна быть освобождена от коррупционных структур и групповщины.

Фотографии предоставлены Светланой Замлеловой.