Дарья ЕФРЕМОВА

19.09.2019

На канале ТНТ-Premier покажут сериал «Эпидемия» с блистательным актерским составом — ​Анной Михалковой, Викторией Исаковой, Кириллом Кяро, Александром Робаком — ​по роману «Вонгозеро», дебютному произведению Яны Вагнер, уже заслужившей славу королевы психологического триллера. «Культура» поговорила с писательницей о любви к страшным историям, «случайном» успехе в «Живом журнале», плохом характере писателей и счастье быть беспечным самозванцем.

культура: В «АСТ» переиздается «Вонгозеро» в кинообложке. Тема многочисленных встреч с читателями — возрастающая популярность романов-катастроф и психологических триллеров. Чем объясняете этот интерес? Мы «отрабатываем» реальные тревоги?
Вагнер: Знаете, я бы не сказала, что любовь к страшным историям такой уж новый тренд. Мы любим бояться понарошку, так острее чувствуется радость от того, что сами мы живы и в безопасности.

А уж сюжетам о внезапном и жутком конце света вообще невозможно сопротивляться, они просто завораживают, причем с незапамятных времен. В каждой религии, например, есть свой яркий сценарий. Значит, человечество с самого начала не сомневалось в гибели мира и просто надеялось: это случится когда-нибудь потом. Во время «холодной войны» люди вдруг осознали: все может мгновенно закончиться не потому, что Фенрир проглотит солнце, а из глубин моря всплывет змей Ёрмунганд. С тех пор прошло больше полувека…

культура: Вам понравилась экранизация? Многие авторы в подобных ситуациях испытывают смешанные чувства — радости и ревности: «киношники» могут упростить сюжет, сместить акценты...
Вагнер: К экранизации я отнеслась с восторгом. Не представляю, как можно не восхититься, когда из истории, которую ты придумывал по ночам за кухонным столом, получается кино. Настоящее, дорогое, с известными актерами. Думаю, в этом все и дело: искушение увидеть, как придуманные тобой люди ходят и разговаривают на экране, непреодолимо. Ну, и гонорар тоже нельзя сбрасывать со счетов, даже у нас на гонорар от экранизации можно жить год.

А вот потом уже начинается ревность, писатели вообще народ ревнивый и неприятный. В какой-то момент очень хочется стукнуть кулаком по столу и крикнуть: ничего не меняйте, я лучше знаю, как должно быть, это все я придумала! Целиком фильм я еще не видела, мне показали пилотную серию — ​ту самую, которую возили на основной конкурс в Канны, и уже ясно, что «Эпидемия» и «Вонгозеро» — ​две отдельные истории. Камерная драма на фоне разваливающегося мира, рассказанная испуганной женщиной, в кино ускорилась и стала громче, обросла новыми персонажами и яркими сюжетными поворотами. Вряд ли могло быть по-другому. Словом, решила не ревновать и позволить себе удивиться. Тем более, до сих пор трудно поверить: Канны, ММКФ и невероятный кастинг — ​Марьяна Спивак, Виктория Исакова, Кирилл Кяро, Александр Робак, Анна Михалкова, Александр Яценко и Юрий Кузнецов. Это так удивительно, что не до капризов.

культура: Как родился сюжет «Вонгозера»?
Вагнер: Честно говоря, не было ни замысла, ни плана. С романом все вышло неправильно: мне было 37, я занималась совершенно другими вещами и не помышляла стать писателем. Никакого преодоления себя, текстов в стол. Мы просто посмотрели очередной фильм об эпидемии и за ужином немножко порассуждали с мужем и сыном о том, как поступили бы, случись это с нами. А потом я написала небольшой текст и выложила в «Живом журнале», тогда все туда что-то писали. И вдруг его прочитали несколько тысяч человек. Так иногда случается: люди пришли и начали со мной разговаривать, так что я написала следующий кусок, потом еще, и через год неожиданно получился роман. Не была уверена, смогу ли закончить. Часто даже не представляла, какие события произойдут в следующей главе. И уж точно не ожидала, что его захотят сразу три хороших издателя, начнут переводить на другие языки и даже сделают кино. Это было счастливое время — ​никакого страха и ответственности, чистое удовольствие, я была не писатель, а всего лишь беспечный самозванец. Очень скучаю по этому ощущению.

культура: Ваш второй роман «Кто не спрятался» — герметический детектив и одновременно драма. Вы определили его как историю о несчастье, к которому постепенно скатывается человек, соглашающийся с негодной дружбой, неискренней любовью, неинтересными делами. Насколько это распространенная проблема? Так, в общем-то, живут многие. 
Вагнер: «Кто не спрятался» я придумала, потому что хотела поговорить об инерции, самообмане и усталости, которые заставляют взрослых людей зачем-то мириться с тем, что они несчастливы, хотя вырваться на самом деле совсем не поздно и даже не очень трудно.

Непростой разговор, не развлекательный, и поэтому я добавила детективную декорацию: взяла маленькую компанию друзей, затащила на гору, отрезала электричество и заставила одного из них убить другого.

Словом, поместила в невыносимые обстоятельства, и дальше им пришлось начать говорить правду, причем очень быстро. В несколько дней высказать больше, чем за двадцать лет. Жанровый фон за тем и нужен — ​это катализатор, самый прямой и нескучный способ все обострить и ускорить, бесценный драматургический компонент. Кстати, поклонники жанра здорово вломили мне за то, что я нарушила канон и перегрузила детектив драмой. Роману повезло, отзывов очень много — ​и хвалебных, и ругательных, они продолжают прибывать, а я читаю их и по-прежнему уверена, что все сделала правильно.

У меня не было задачи укрепить границы герметического детектива, он прекрасен и в моей поддержке точно не нуждается. А уж проблему несвободы взрослого человека тем более решить не рассчитывала — ​мне всего сорок пять, я и сама не очень свободна. культура: Психологи считают, что говорить правду сложно, ведь мы не до конца откровенны даже с самими собой.

культура: Психологи считают, что говорить правду сложно, ведь мы не до конца откровенны даже с самими собой.
Вагнер: Не знаю, как с этим справляются нормальные люди, но писателю приходится говорить правду, иначе незачем и затеваться.Чтобы текст получился живой, нельзя сочинять и притворяться, стоять в эффектной позе и втягивать живот, подобные вещи сразу чувствуются. Великие книги написаны с невыносимой откровенностью, а в остальных всегда видны куски, где автор перестал себя беречь и стал честен, и только ради этого стоит их читать. Конечно, такая степень откровенности очень некомфортна, она не освобождает и не лечит, напротив — ​делает писателя беззащитным, снимает с него одежду у всех на глазах. Но полностью одетым рассказывать истории нельзя, в них просто никто не поверит.

культура: Раз уж мы заговорили о «жанре». Как относитесь к этому понятию? Многие критики, да и сами авторы, говорят: есть большая литература, а есть «жанр» — развлекаловка, поделка.
Вагнер: После Стругацких, Брэдбери, Лема и Воннегута, и это только несколько имен в огромном списке, делить литературу на «серьезную» и «жанровую» как минимум неловко. Мне как читателю такое разделение и в голову не приходило, но после «Вонгозера» все время спрашивали: «Почему Вы выбрали антиутопию, можно ведь было написать настоящий роман, серьезный?» И я вместо того, чтобы захохотать, зачем-то оправдывалась. Очень сержусь на себя теперь. Могла же просто сказать: «Это «Град обреченный» и «Трудно быть богом» у вас низкий жанр? «Марсианские хроники», «Мастер и Маргарита» и «451 градус по Фаренгейту» — ​беллетристика?» Но не сказала, так что с удовольствием говорю теперь: книги делятся только на две категории — ​хорошие и плохие. И хорошие — ​это большая литература, вне зависимости от того, в каком жанре они написаны. Граница существует, просто проходит в другом месте.

культура: Однажды Вы заметили, что русские писатели не могут оторваться от XX века. Как оцениваете современный «литпроцесс»? 
Вагнер: Думаю, от прошлого века нам еще долго не оторваться. Для Европы и Америки он худо-бедно закончился, а для России — ​нет, мы с ним все еще не разобрались, по-прежнему больны им, разгневаны, обижены и ни о чем между собой не договорились, а следовательно, не способны осмыслить. Но жить с открытой дверью неуютно, оттуда дует, и культура не может на это не реагировать. Не случайно львиная доля заметных современных отечественных романов написана именно о прошлом столетии, как будто до нынешнего времени просто не дошли руки; русские писатели раз за разом штурмуют эту гору, пытаясь объяснить, найти ответы, прийти к согласию. Однако для рефлексии нужна дистанция, а ее нет, мы все еще там и потому необъективны. Словом, я жду автора, который поможет захлопнуть, наконец, эту чертову дверь и выйти в XXI век. В остальном же наша современная литература очень меня радует, она удивительно разнообразна и не перестает удивлять.

Фото на анонсе: chitaem-vmeste.ru