Виктория ПЕШКОВА

16.05.2019

В «Редакции Елены Шубиной» издательства АСТ вышла книга Сергея Николаевича «Театральные люди». Автор собрал под одной обложкой тексты, написанные в разное время и по разным поводам, но с одной целью — зафиксировать извлеченные из потока времени мгновения, проведенные с людьми, особенно дорогими его сердцу.

На страницах этой книги звезды первой величины, продолжающие сиять и после смерти, соседствуют с метеорами, стремительно сгоревшими в плотных слоях собственной судьбы, и даже с черными дырами, поверхность которых не в состоянии покинуть ни один квант света. Не все герои книги имеют прямое отношение к театральному цеху. Критерием отбора Николаевич сделал формулу, выведенную некогда Беллой Ахмадулиной, — «человек призван быть театром для другого».

Определение, выбранное для названия книги, в первую очередь характеризует самого автора. В возрасте 23 лет Сергей Николаевич возглавил журнал «Советский театр» и продержался на своем посту практически до момента, когда само это понятие перестало существовать. Выбор в качестве нового поприща глянцевой журналистики был обусловлен не в последнюю очередь тем, что она давала возможность сохранить сопричастность театральному миру в стремительно меняющихся «предлагаемых обстоятельствах». Как бы то ни было, большая часть текстов, включенных в сборник, была написана и опубликована уже в «глянцевую эру» нынешнего главреда журнала «Сноб».

Независимо от того, какое тысячелетие на дворе, автор берется за перо (теперь уже за клавиатуру) с тайной надеждой, что написанное им будет интересно кому-то, кроме него самого. Казалось бы, публикация в статусном периодическом издании означает воплощение желаемого. Однако живописный беспорядок журнального столика отнюдь не равнозначен системной стройности библиотечных полок. И всевластье интернета, казалось бы, окончательно и бесповоротно обнулившего ценность книжного формата, заканчивается у границ картонного переплета. Сомнения Сергея Николаевича разрешила Елена Шубина, заявив, что будущая книга нужна как минимум ей.

Даже если читателю незнакомо имя автора, система координат, в которых будет разворачиваться повествование, определяется сразу же, в главе о детстве и юности. Пропускать ее ни в коем случае не следует, поскольку это в некотором роде опознаватель «свой — чужой».

Ключевым текстом, основным импульсом к работе, стал для Сергея Николаевича очерк о Майе Плисецкой.

Ее звездный час пришелся на 60-е, время, ставшее знаковым в судьбах многих героев этой книги, — Беллы Ахмадулиной и Алисы Фрейндлих, Инны Чуриковой и Аллы Демидовой, Натальи Крымовой и Анатолия Эфроса. Не случайно местом презентации был выбран Центр Андрея Вознесенского на Большой Ордынке: здесь пытаются осмыслить ту эпоху, сделав ее ближе и понятнее тем, кто ее не застал, и предлагают проанализировать внутренние взаимосвязи между «тогда» и «сейчас», в значительной степени определяющие наше сегодня.   

Эссе, составившие сборник, — изящная вышивка «тонкими волокнами и невидимыми нитями личных отношений и связей», выполненная профессиональным редактором с театроведческими корнями по канве биографий. «Главная задача редактора, — считает Николаевич, — добиться эмоции, какой-то внутренней дрожи, душевной вибрации в такт переворачиваемых страниц». Она возникает, когда из шороха книжных листов материализуются Ангелина Степанова, Лиля Брик, Алиса Коонен. Но это хрупкое тремоло крайне уязвимо, стоит ему натолкнуться на досадный огрех, вроде перевранного отчества выдающейся мхатовской актрисы Софьи Пилявской, или противоречие автора самому себе по поводу того, проклинала ли Алиса Георгиевна многострадальное здание на Тверском, 23, или нет.

В книге Николаевича имеется парадоксальный внутренний «разлом» по временной шкале. Погружаясь в советскую эпоху, автор всячески подчеркивает, что те, о ком он пишет, выламывались из нее, настолько это было возможно, и преподносит это сопротивление предлагаемым обстоятельствам как одно из важнейших качеств подлинно творческой личности. Пожалуй, исключением стал очерк об артистах БДТ под символическим названием «Другая вера», единственный, в котором нет идущего фоном мотива протеста против затхлой системы, достойной только того, чтобы быть разрушенной до основания.

Однако как только Николаевич переходит рубикон 90-х, оказывается, что его герои — сплошь люди, как нельзя лучше в обстоятельства вписавшиеся, и именно это делает их истинными художниками даже при отсутствии заметного вклада в искусство.

Для человека вообще и творческого в особенности естественно стремление найти аудиторию, «способную разделить его желания и поиски». Кому придет в голову оспаривать очевидное? Однако тщательно пестуемое презрение к тем, кто по каким-то критериям не соответствует или, более того, сознательно не желает принадлежать к когорте «избранных», не делает чести ни самому художнику, ни почитателям его творчества. Вряд ли пассаж на тему, что Кирилл Серебренников «никогда не скрывал, что изрядно устал от академических театров с их гарантированным зрительским контингентом, состоящим на девяносто процентов из немолодых дам, исправных потребительниц прекрасного», пробудит в тех, кто не разделяет восторгов по адресу режиссера, желание пересмотреть свою точку зрения.

Еще большее недоумение вызывает безапелляционность утверждения, что «нынешнее театральное время войдет в историю под названием «Театр времен Кирилла Серебренникова», поскольку-де после его спектаклей «стало невозможно играть и ставить, как было принято прежде». Серьезно? Похоже, автор все же недостаточно хорошо знаком с нынешней театральной действительностью.  

Единственный, если так можно выразиться, «пейзаж» в портретной галерее «Театральных людей» — подробнейший разбор «Вишневого сада», поставленного Львом Додиным в 2014 году, где в финале рухнувший на Фирса белый экран, на котором еще недавно «цвели» трогательные деревца, открывает наглухо заколоченную стену во всю ширину сцены. Если согласиться с автором в том, что «настоящим художникам дан дар не только объяснять настоящее, но в каком-то смысле моделировать и предсказывать будущее», то многие ли из взявших в руки книгу Сергея Николаевича согласятся на такое будущее?

«Сверхзадача» есть не только у пьес и спектаклей. У этой книги она тоже наверняка существует. Возможно, даже не одна. Ту, что на поверхности, озвучил сам автор, которому нравится «быть просто зрителем... всеми нервами и силами души старающимся поддержать тех, кто сейчас на сцене». На счет той, что не столь очевидна, читатель волен строить свои собственные гипотезы.

Фото на анонсе: ast.ru