«Отелло»
07.11.2014
«Шекспировский «Отелло» устареет в те времена, когда изменимся мы; когда мы улетим от солнца, когда мы начнем замерзать, когда на земле вновь начнется другое, не наше движение — поползут с полюса зеленоватые, похрустывающие, позвякивающие глетчерные льды», — восхищался трагедией Александр Блок. Когда б вы знали, из какого сора... Очередное бессмертное произведение Шекспир слепил из новеллы итальянского автора Джиральди Чинтио, лишенной всякой романтики. «Заурядный рассказ с уголовщиной» — так прозвали повесть критики. У Чинтио прапорщик (прототип Яго) сначала убивает мнимого соперника (Кассио), а потом подговаривает генерала (Отелло) расправиться с неверной супругой. Прапорщик прячется в доме своего командира и, подкараулив Диздемону (с греческого «злосчастная» — единственное имя, с изменением заимствованное Шекспиром), бьет девушку по голове чулком, набитым песком. А мавр произносит обвинительную речь. После третьего удара жертва испускает дух. Затем убийцы, чтобы инсценировать несчастный случай, крушат в комнате потолок и погребают труп под обломками.
Впрочем, оценки этой захватывающей дух повести расходятся. Лев Толстой, кажется, имевший аллергию на Шекспира — столь категорично он отзывался о классике, — и здесь не смолчал: «В «Отелло», несмотря на то, что это едва ли не то что лучшая, а наименее плохая, загроможденная напыщенным многословием драма Шекспира, характеры Отелло, Яго, Кассио, Эмилии у Шекспира гораздо менее естественны и живы, чем в итальянской новелле». А критика конца XVII века, вообще любившая называть барда безнадежно устаревшим, не нашла в трагедии ничего, помимо полезных поучений: знатным девицам — чтоб не сбегали с неграми без родительского благословения; женам — чтобы тщательнее берегли платки и прочее белье; и мужьям — не давать волю ревности. Шутки шутками, а кроме трех назиданий острослов Томас Раймер кое-что подметил точно: «Можно подумать, что Отелло бредит, потерял память, забыл, что и двух ночей не провел в брачной постели с Дездемоной». И впрямь, ведь несчастной девушке даже изменить-то было некогда! Но вот уже четыре столетия зрители доверчивы, как легендарный мавр, и эту мелочь не замечают. Литературоведы такой эффект объясняют мудреным двойным временем Шекспира.
Зато в XIX веке, когда культ барда уже распустился буйным цветом, один из членов нью-йоркского шекспировского общества поспешил приписать драматургу не только художественные заслуги. По мнению Уэлкера Гивена, бард был одним из первых борцов за права чернокожих. В стране, где мавров за связь с белыми женщинами закапывали живьем и умерщвляли голодом (а тех, кто подкармливал преступников, казнили), это было бы по меньшей мере смелым жестом. К тому же за каких-то три года до выхода трагедии Елизавета издала указ против «большого количества негров и темнокожих мавров, которые проникли в королевство со времен конфликта между Ее Величеством и королем Испании».
Впрочем, вряд ли тогда эта проблема стояла настолько остро. Трансатлантическая торговля рабами еще не началась. Чернокожий в Лондоне был, скорее, диковинкой. Есть и другая версия — драматург не только был знаком с представителями этой расы, но даже влюблен в негритянку. По одной из догадок, смуглой леди сонетов являлась не кто иная, как Черная Люси, управляющая борделем в Клеркенуэлле. Впрочем, сейчас большинство ученых сходятся: Люси вряд ли имела что-то общее с Отелло, ведь в жилах знаменитого ревнивца текла не африканская, а арабская кровь.
Задумывался поэт о правах национальных меньшинств или нет, во всяком случае воззвать к высоким чувствам лондонцев Шекспиру удалось. На премьере Отелло исполнял Ричард Бербедж, один из владельцев театра «Глобус» и талантливый актер. В элегии на его смерть говорилось, что эта роль в широчайшем репертуаре оказалась наиболее трогательной.
Энтони Берджесс предполагает: симпатии к Отелло у ренессансной публики были еще сильнее, чем в наши дни: «Дездемона, как решили бы елизаветинцы и современники Якова I, не была так безоблачно невинна, как Офелия. Она была венецианкой, а всех венецианских женщин считали куртизанками; ей очень хотелось видеть Отелло своим мужем, и ее неверие в Бога в заключительной сцене было бы нелегко извинить». Страстность ее натуры подметил и Гейне. Поэта особенно задевало замечание Отелло про влажные руки его супруги — признак похоти. Неудивительно, что, по воспоминаниям современника, на спектакле 1610 года «зрители, глядя на распростертое на кровати тело убитой мужем Дездемоны, испытывали к ней жалость лишь благодаря выражению ее лица». Мальчику, исполнявшему роль Дездемоны, наверное, это стоило немалых усилий. Вспомним, актеры выступали без софитов, при дневном свете. К тому же — перед шумной и невнимательной толпой. Чтобы тонкости игры разглядела даже галерка, мимика была предельно выразительной. Нынешнего зрителя такая проникновенная игра, вероятно, рассмешила бы. Что касается воплощения бескорыстного зла — Яго, о его исполнителе тоже кое-что известно. Удивительно, но роль злодея исполнял актер с амплуа шута — Роберт Армин.
