Анна ЧУЖКОВА

30.05.2014

Середина 1590-х годов. Шекспир — звезда английского театра. Солдаты и лодочники полюбили его кровавого «Тита Андроника», студенты — «Ромео и Джульетту», а кое-что даже нравится королеве. Но на лондонской сцене ему становится одиноко. Конкуренты и учителя один за другим оставили театр. В 1592 году умер Грин, дразнивший барда вороной-выскочкой, в 1593-м в кабацкой драке убит Марло, а на следующий год не стало Кида, против которого власти вели игру, подозревая его в атеизме. Но расправившая крылья «ворона-выскочка» не спешит покидать поле битвы поэтов. И в 1596-м Шекспир снова бросает вызов уже покойному Марло — автору знаменитого «Мальтийского еврея». Когда-то эта пьеса произвела фурор. Зверства жида поражали воображение неприхотливых зрителей, к тому же для финала драматург припас эффектный ход: злодея заживо варили в огромном котле на глазах у улюлюкающей от восторга публики.

Но Шекспир хочет отомкнуть этот сюжет другим ключом — он пишет комедию. Однако снова даже не трудится придумать собственную историю. Помимо «Мальтийского еврея» он использует средневековые рассказы, а также новеллы Джованни Фиорентино и Боккаччо.  

Промотавшийся Бассанио хочет жениться на богатенькой. Чтобы свататься, он берет деньги в долг у Шейлока под поручительство друга — Антонио. Но ростовщик ставит зверские условия: в случае неуплаты он вырежет фунт мяса у Антонио. Бассанио женится, благополучно забывая о друге и расписке. И является только по истечении срока — на суд. Дело спасает его избранница, которая оказалась не только с достатком, но и смекалистой. Переодевшись в судью, девушка выносит приговор не должнику, а еврею. Логика проста: вырезать мясо из купца недопустимо, так как прольется кровь. Это по сути преступно, а значит, Шейлок все равно что убийца. У него отбирают имущество и заставляют ростовщика креститься. Вот такое правосудие.

Шейлок у Шекспира — натура крайне непривлекательная, он жадный, сварливый, жестокий и мстительный, ненавидит музыку. Единственная отрада ростовщика, помимо богатства, — дочь Джессика, которая с легкостью его предает и сбегает с христианином, меняя веру. К тому же старик изображен уродом. Во времена Шекспира его играли в рыжем парике и с длинным носом. Этот образ пришел еще из мистерий, где евреям крепко доставалось как мучителям Иисуса. Поглумиться над попавшимся на собственную удочку злодеем — вот цель Шекспира.

«Странный привкус лирического антисемитизма», — тонко выразил Энтони Берджесс. Конечно, такая пьеса не может не вызвать вопросов. Первым перестал смеяться над бедолагой-евреем, который тут и там получает пинки и плевки, трагик Эдмунд Кин, сыгравший Шейлока в 1814-м. Театральный анекдот гласит, что перед премьерой актер, уходя из дома, поцеловал жену и ребенка, сказав на прощание: «Хотел бы я, чтоб меня пристрелили». В этот вечер он стал знаменит. Никто прежде не играл Шейлока, как настоящего героя — почти романтического чужака. 

«Когда я смотрел эту пьесу на сцене театра Дрюри-Лейн, в ложе за моей спиной стояла красивая бледная британка; в конце четвертого акта она горько расплакалась и несколько раз воскликнула: «The poor man is wronged!» («Как несправедливо поступили с этим человеком!»). У нее было лицо благороднейшего греческого стиля, глаза огромные и черные. Я навсегда запомнил эти огромные черные глаза, проливавшие слезы о Шейлоке», — вспоминал Гейне. Он же стал одним из первых адвокатов Шекспира в семитском вопросе. Поэт обратил внимание, что христиане в «Венецианском купце» получились ничуть не благодетельнее иудея. «Евреи — целомудренный, воздержанный, я готов почти сказать, абстрактный народ, и по чистоте нравов они ближе всего народам германской расы», — в чисто немецком духе заключает Гейне. Затем слово взял настоящий адвокат. Юрист Рудольф фон Иеринг одним из первых обратился к правовым вопросам. В лекции «Борьба за право» он доказывал, что с Шейлоком поступили несправедливо.

Поставить «Венецианского купца» сегодня как комедию, чтобы смеяться над униженным евреем в рыжем парике, — немыслимо. Но если бы мы вели этот разговор во времена Шекспира, вряд ли вообще коснулись бы национального вопроса. Автор явно не задумывал пьесу как антисемитскую. Национальность злодею досталась по наследству — от Марло, Боккаччо и средневековых сочинителей. Шейлок вообще не главный герой комедии. Ведь названа пьеса в честь Антонио. Вероятно, фигура ростовщика просто увлекла Шекспира, поэтому он получился объемнее и интереснее других героев. «У Мольера Скупой скуп — и только; у Шекспира Шайлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен», — заметил Пушкин. Думаете, бард недолюбливал евреев за ростовщичество? Пустяки. Он сам одалживал под десять процентов. Вдобавок сложно ненавидеть того, кого не знаешь. В елизаветинской Англии верующим евреям жить запрещалось. Шанс, что Шекспир был знаком с иудеями, крайне невелик. И если мы согласимся с большинством исследователей, будто бард все-таки не бывал в Венеции, станет ясно, почему его евреи выражаются цитатами из Писания.

Шекспир даже жалел своего героя. Иначе в комедии не появился бы трогательный монолог еврея: «Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть — разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать — разве мы не смеемся? Если нас отравить — разве мы не умираем? А если нас оскорбляют — разве мы не должны мстить?»