Дмитрий Белов обучался оперной режиссуре в Петербургской консерватории, поставил несколько оперных спектаклей, вызвавших немало споров, а затем почти полностью переключился на мюзиклы. Figaro в Свердловской музкомедии и «Продюсеры» в Театре Et Cetera принесли ему две «Золотые маски».

культура: Итак, что за зрелище ожидает нас 21 февраля?

Белов: Абсолютно новое произведение, за которым — и это прецедент в российском мюзикле новейшей эпохи — не стоит никакого литературного первоисточника. В первоначальной версии, показанной на Манхэттене, это был не столько мюзикл, сколько некое обозрение на темы американских и советских песен 1930-х годов, попытка выстроить диалог двух культур, дать своего рода музыкальный портрет той удивительной и трагической эпохи. Уже потом возник сюжет, которому требовалось подчинить легкую в общем-то музыку. И эту непростую задачу авторы — Михаил Швыдкой и Левон Оганезов — решали совместно с постановочной группой.

культура: В основе сюжета, как говорится в аннотации, — история любви американской джазовой певицы и русского музыканта, пострадавшего под катком тоталитарного режима...

Белов: Имеется еще и второй пласт действия, разворачивающийся в современной Америке. Главный герой — радиожурналист (потомок того самого русского музыканта), во многом ориентированный на идеалы 30-х годов, — оказывается перед выбором: остаться верным себе или прогнуться под наше время, пойти за ситуацией, оставшись в живых и сохранив жизнь окружающим… В общем, спектакль довольно многослойный, для мюзикла в чем-то даже и переусложненный, но тем интереснее задача.

культура: На сайте я с удивлением увидел имена двух постановщиков. Интересно, как удается двум столь разным режиссерам, как Вы и Черняховский, уживаться за одним столиком?

Белов: Сейчас уже Черняховский именуется художественным руководителем постановки, а я режиссер-постановщик. Сам удивляюсь, как мы вместе существуем, но существуем. Я ведь подключился буквально на последнем этапе, в январе. Спектакля как такового на тот момент еще не было — только драматургические разработки, этюдные пробы с артистами... Эту громадную телегу одному не вытянуть. Мюзикл — это такая история, где должен быть найден консенсус между продюсером и режиссером, между ожиданиями зрителей и твоей оригинальной трактовкой. Когда мне предложили вот этот вариант вдвоем, я подумал: а почему нет?

культура: Несколько лет назад в Екатеринбурге Вы предприняли довольно интересный, хотя и небесспорный опыт превращения в мюзикл классической оперы — «Свадьбы Фигаро» Моцарта. И даже провозгласили, что этот ремикс открывает новые пути для музыкального театра. Однако продолжения так и не последовало. Что Вы думаете об этом сегодня?

Белов: Наверное, сейчас этот спектакль был бы более продуманным с точки зрения драматургии, да и с артистами я работал бы уже по-другому... А почему не продолжил? Елена Захарова, которая создала звуковой образ спектакля, ушла из театра, а без музыканта, который стоит рядом и разделяет твои идеи, это не имеет смысла. Чтобы все срослось, нужно найти такого музыканта. Вот, например, я делал недавно в Одессе «В джазе только девушки», и мы нашли прекрасного джазового дирижера — Николая Голощапова, который привел с собой соответствующих музыкантов и педагога по вокалу.

Вокал — это проблема проблем. Катастрофическое состояние эстрадного, джазового вокала в России ни для кого не секрет. Люди плохо обучены, у многих не поставлено дыхание, а ведь от дыхания идет естественность в вокале. Есть гигантские проблемы с дикцией, а это — проблема контакта со зрителем.

Самым важным для мюзикла по-прежнему остается вопрос качества — музыкального материала, его воспроизведения, актерской игры. И я, конечно же, за то, чтобы для каждого проекта создавалась своя, оригинальная, под него заточенная команда, которая занималась бы только им, не разрываясь между репетициями и чем-то еще на стороне. Это залог успеха, и тут мы, конечно, во многом в начале пути.

культура: Лет десять назад Вы декларировали другое. Буквально следующее: главная беда нашего мюзикла — чрезмерная психологизированность, идущая от традиций русского театра, нужно повернуть его в сторону большей развлекательности...

Белов: Жизнь, качнувшись вправо, качнется влево. Устав от бессмысленности происходящего, я в какой-то момент стал задумываться: правильным ли путем идем, нет ли в пути, базирующемся на драматургии, на искусстве актера, даже на системе Станиславского, большого рационального зерна? И теперь я уверен, что для мюзикла истина находится где-то посередине. А у меня лично — под влиянием и работы в театре Калягина, и нынешней совместной работы с Черняховским — произошел, скажем так, некий крен в сторону содержательности. Мне это стало очень интересно, я вдруг почувствовал, что владею какими-то новыми для себя клавишами, могу что-то такое на них играть.