20.07.2017
Министерство здравоохранения всего лишь предложило запретить продавать алкоголь по выходным, а крик в ответ стоит такой, будто бы все магазины закроются навсегда. Полагаю, противники предложенной меры отстаивают удобство своего личного употребления, не слишком задумываясь о цене программы «пол-литра в каждый дом» для общества в целом. Всякий уверен, что он пьет культурно, что он-то свою меру знает, что лично ему алкоголизм не грозит…
За свою еще не слишком долгую жизнь я видел столько развалившихся от пьянки семей, искалеченных родительским безобразием детских душ, наблюдал такие холодящие сердце картины распада и самоуничтожения великих умов, которые, не будь они пристрастны к горькой, принесли бы весомую пользу Родине, что со всей определенностью буду настаивать на обратном. Алкоголь — чума русского мира. Пьянство истощает нацию изнутри, расширяя каждую трещину в душе — от обиды и недооцененности, от бедности и покинутости, от неустройства быта и социальной смуты.
Особенно горько, когда искусственная бедность и искусственная же духовная пустота топятся в водке как в единственном седативном средстве. Мы попали в алкогольную воронку, из которой человек самостоятельно, без принуждения выбраться не может. Поэтому стране нужна решительная политика государственного ограничения продажи и потребления спиртного. Инициатива запрета виноторговли в воскресные дни — лишь второй после ночного моратория, но все еще недостаточный шаг к исцелению. Даже первые усилия дали определенные результаты: алкоголизация снизилась, меньше стало ночных пьяных драк, убийств, пожаров от оброненной в нетрезвом сне сигареты…
И не надо сказок о том, что «кому надо — все равно достанут у таксистов и в тайных лавках». Ограничения продажи проводят зримую черту между теми, кому и в самом деле все равно (пусть они попадают под законы Дарвина), и теми, кто не испытывает непреодолимой зависимости (их соблазняла именно возможность снять с полки бутылку в любое время дня и ночи). Запреты пишутся не для беспредельщиков, но для тех, кто может и умеет остановиться.
И зону этих ограничений следовало бы расширить. Для крепкого «сорокаградусного» алкоголя я бы и вовсе установил срок продажи 1–2 часа в сутки в будние дни — так, чтобы никакого спонтанного решения прикупить беленькой — походя — попросту не возникало.
Сошлются на слова князя Владимира о том, что «веселие на Руси есть в питии». Но о чем это было сказано? Не о мутящей разум горькой водке, а о вине, которое «веселит сердце человека», как говорит Писание. Так давайте же развивать крымское и кубанское виноделие, приучать нацию к богатым и благородным вкусам, анализ которых заставляет проделать умственную работу, а не заглушает ее.
Противники «сухого закона» обычно ссылаются на то, что и после 1914-го, и после 1985-го его введение «ускорило распад государства» (впрочем, оговоримся, сводить падение империй к одной лишь водке — слишком глупое упрощение, не делающее чести тем, кто привык повторять эту мысль из года в год). Однако и в царском, и в горбачевском случае решение принималось в годину народных бедствий. То есть исчезало самое простое, доступное в нищете и тоске «успокоительное» средство, а горечь бытия перетекала в агрессию и социальное разрушение.
Совсем другое дело — ограничивать потребление алкоголя в момент, когда качество жизни, несмотря на все трудности и беды, в целом повышается. Мы не голодаем, нам есть на что тратить деньги помимо водки. Наша молодежь потому и трезвеет (да, наибольшее падение интереса к употреблению горячительных наблюдается у тех, кому нет и 25 лет — http://www.tvc.ru/news/show/id/103275), что ей как в реальном, так и в виртуальном мире нашлись занятия.
Именно сейчас сложились те редкие условия, когда у России — впервые за десятилетия — есть шанс решительно покончить с алкогольной моделью поведения «массового человека». И кто знает, какие невзгоды ждут за горизонтом. А потому есть куда спешить. Нужно успеть прервать самую чудовищную нашу тенденцию до того, как это действительно станет опасно.
Егор Холмогоров, публицист
Идея Минздрава о запрете продавать спиртное по выходным — печальный привет из недавнего прошлого. Наше поколение хранит в памяти много душевных ран, нанесенных государством. Среди них — детская психологическая травма под названием «Великий антиалкогольный поход имени Егора Лигачева».
В те годы я только поступила в институт. Все мы были вчерашними школьницами из добропорядочных непьющих семей. Борьба с пьянством не коснулась нас прямо, но ужасов насмотрелись на всю жизнь. Позволю напомнить нынешней молодежи, как это было. Каждый день около двенадцати часов дня скромный магазинчик неподалеку от института становился центром неумолимого народного притяжения. К двум часам человеческая масса у его дверей достигала таких размеров, что широкая улица становилась непроезжей. Толпа рассасывалась лишь ближе к вечеру, и мы быстро привыкли — к метро после занятий идти надо другой дорогой. Сама торговая точка, в которой мы прежде покупали свои студенческие перекусы, стала недоступной.
Дело в том, что винный отдел нашего магазина остался единственным местом в районе, где продавали спиртное. Это уникальное везение придало ему такую сакральную значимость, что — раньше безымянный и невидный — он немедленно получил нежное название «Школьник».
Магазинчик распахивал двери в два часа дня. По мере приближения к роковому моменту внутренний тонус толпы неуклонно нарастал. Люди, стоявшие далеко от двери, стремились приблизиться, стоящие близко — мужественно терпели напор сзади. Толпа погружалась в сосредоточенное молчание. Все взгляды были устремлены на драную металлическую дверку, которую ровно в 14.00 открывала горластая продавщица. Звеня ключами, она едва успевала разразиться истерическим криком, после чего стремительно исчезала в глубине за прилавком. Нерасторопность могла стоить ей жизни. Народ издавал нечленораздельный вопль и вламывался в магазин.
Лица мужиков, стоявших в тех ежедневных толпах, не отличались тонкостью. То была соль земли, рядовые армии рабочих и крестьян. Перед нашими девчоночьими взорами разворачивалась величественная и трагическая картина борьбы. Будь мы тогда способны к обобщениям, сказали бы, что люди сражаются за священное право забыться и уснуть. Эта война делала их готовыми к любому самопожертвованию. То была страсть, ярость, бессмертный порыв.
Если бы мы тогда были умнее, то осознали, что так унизить собственных граждан решится редкая власть. Но мы ничего не понимали, кроме того, конечно, что белое вино можно легко и без всякой очереди купить у таксистов, переплатив вдвое. Та толпа состояла из бедных. Мы, студенты, были условно богатыми, могли себе позволить.
Однако дело не в деньгах. Мы находились при деле. Здоровые крепкие мужики с отчаянием в глазах — нет. На улицу выплеснулся не алкоголизм, а море народного горя, горя тотальной бессмысленности существования, трагической ненужности и пустоты жизни. Лигачевский поход обнаружил великую русскую истину: мера пьянства в стране прямо пропорциональна глубине народного несчастья. Ежегодно в России от пристрастия к спиртному умирает полмиллиона человек. Это значит, что 25 лет свободы не сделали нас счастливее. По-прежнему нет ни сил, ни возможностей придумать хоть что-то, что заставило бы нас уважать самих себя. Для радости по-прежнему есть только водка.
Разумеется, легко закрыть магазины на выходные или придумать что-то еще. Дело не слишком хитрое. Но начинать стоит с другого. Со смысла, идеи и мечты. Когда они появятся, тогда можно начинать любые эксперименты. Однако сегодня Россия стоит на пороге грядущего и не понимает, каким оно будет. Ответа ведь нет ни у кого. Что-то намечается, какие-то тектонические плиты продолжают сдвигаться, мы слышим гул земли, но не умеем его расшифровать, оттого и страшимся.
Чтобы победить алкоголизм, думать надо не о спиртном, а о том, что происходит со страной и обществом, чему мы сами — участники и свидетели. Будут заданы правильные вопросы, на которые можно дать верные ответы, тогда к разговору о водке можно и вернуться. Если нужно. Подозреваю, что сама необходимость в этом отпадет.
Ольга Андреева, журналист
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции