Бесплодная сила искусства

Михаил БУДАРАГИН, шеф-редактор газеты «Культура»

06.06.2018

Отношение человека с культурой «железный» XX век долго переводил в потребительское русло: массовый читатель, зритель и слушатель научились не просто ценить, но и требовать, защищая себя от всего, что не укладывалось в их представления о прекрасном. Пугающий Мунк, неудобный Шаламов, непонятный Куросава — ​все это примеры того искусства, которого наши потомки будут лишены. Возможно, мы — ​последнее поколение, запомнившее творчество, которое что-то от человека требует.

Технологии, призванные помочь обывателю, дошли до того, что воплощена в жизнь, казалось бы, совершенно фантастическая идея: в прокат впервые выйдет фильм, сюжет которого будет меняться в зависимости от того, какие эмоции испытывает зритель. Речь идет о ленте «Момент» британского режиссера Ричарда Рамчерна. Действие картины происходит в будущем, где человек и компьютер почти срослись. Специальный прибор, закрепленный на голове зрителя, будет «корректировать» сюжет в зависимости от эмоций воспринимающего: пока это касается финала ленты, которую покажут на фестивале документального кино в Шеффилде в июне, но лиха беда начало.

В чем смысл «подстройки» фильма под эмоциональный фон зрителя? До какого предела может дойти эта логика? Почему она порочна?

Ответ на первый вопрос — ​практика социальных сетей: они уже научились менять нашу ленту (которая для миллионов людей осталась единственным удобным окном в мир) под предпочтения, которые формируются активностью, поисковыми запросами etc. Проще говоря, и «Фейсбук», и «Яндекс», и «Гугл», и «Инстаграм» стараются сделать все, чтобы потребитель не раздражался лишний раз, чтобы он испытывал положительные эмоции, чтобы его картина мира была комфортной. Пока в эту среду все еще врываются традиционные СМИ, которые говорят неприятные вещи, но уже сейчас важно не то, что пишут медиа, а то, что показывает в результате поисковой выдачи тот или иной агрегатор контента. Это не цензура, это совершенно новый тип взаимоотношений человека и медиа. Если раньше ключевым фактором восприятия было «не пропустить новость», то сегодня потребляют для того, чтобы СМИ доказали тебе правильность твоей точки зрения (которая ими же сформирована). Именно поэтому в США, скажем, так мало тех, кто голосовал против Трампа, но за время его президентства увидел в этом лидере что-то хорошее. Сторонники Трампа зачастую не слишком им довольны, но в поклонников Хиллари Клинтон они тоже не перековываются. Если ты считаешь, что старина Дональд чудовище, медиа изо дня в день будут доказывать тебе именно это.

Тенденция полностью исчерпывает принцип современного маркетинга, задача которого «подсадить» человека на товар, однако она становится нормой и для отношений между людьми («не стоит любить того, кто не обеспечивает тебе максимальный комфорт» — ​рефреном раздается почти в каждом тексте, посвященном этой сложной теме), теперь дело за искусством.

Творчество должно удовлетворять запросам потребителя, и если он не в состоянии сформулировать чаемое словами, за человека это сделают датчики, считывающие эмоции. Насилие — ​плохо, печальный конец — ​не радует, слишком сложный сюжет — ​утомляет, отсутствие любовной линии — ​раздражает. Машины скоро научатся делать так, чтобы желания каждого были удовлетворены. Что же касается «неправильных» мыслей, то они будут вытеснены на периферию, а затем и вовсе запрещены (как именно? скажем, так, как это делается в Китае, где создан «индекс» благонадежности — ​пока социальный, касающийся оплаты штрафов, но почему бы не распространить его дальше?).

Проще говоря, массовое искусство будет еще и надзирать. Мягко, конечно. Если вдруг сцена насилия вызовет у человека «не ту эмоцию», какую нужно, его не выведут из зала, но «на карандаш» возьмут, мало ли что. Если вдруг зритель захочет, чтобы финал картины был хотя бы открыт, его препроводят к терапевту, который спросит, что это вдруг за странные эмоции? Не радует хеппи-энд? Вы здоровы?

Стремление современного человека к безопасности, основанное во многом на том, что массовая культура все чаще учит потакать своим детским травмам (или просто придумывать их задним числом), рано или поздно приведет к тому, что искусство станет стерильным. По литературе, которая уже утратила всякую связь с реальностью и занята пестованием комплексов, это хорошо заметно. Кино — ​следующее на очереди. Все неприятное, неправильное — ​ради общего блага — ​будет отсечено, отброшено, забыто как страшный сон.

Искусство веками учило чувствовать незримое, понимать сложное и ощущать прикосновение великого. От всего этого иногда становилось больно и страшно, многое из написанного сбывалось через десятилетия, что-то из сказанного воскресало спустя поколения. Культура врачевала, но точно знала, что правда выше комфорта, а честь нужно беречь смолоду и платить за это придется дорого.

Теперь мы стоим на пороге нового типа искусства, созданного по принципу «чего изволите», и, конечно, художник, творец, демиург здесь даром не нужен. Машина возьмет готовые сюжеты, проанализирует эмоции потребителя и выдаст результат.

Никому не будет больно. Почти как на кладбище.

Впрочем, справедливости ради отметим, что искусство сопротивлялось формату дольше всех, остальные сферы жизни давно выбросили белый флаг, и подлинная незаменимость людей, эмоций и уж тем более вещей скоро перейдет в разряд легенд. О том, что всю жизнь можно было хранить одно чувство, потомки будут рассказывать с известной степенью недоверия: что-то такое о богах и героях, подозрительно эпичное, былинные предания о XX веке, в котором еще оставалось место чему-то, что не укладывалось в три-четыре стандартные схемы. Полагаю, многим трудно в это поверить уже сегодня.