Кронштадтский чудотворец: 14 июня — день памяти одного из известнейших русских святых

Валерий ШАМБАРОВ

14.06.2021


В разные эпохи Господь являл русским людям многих святых, которые своими молитвами оберегали и поддерживали наше государство. Это, прежде всего, предстоятели Церкви, возглавлявшие ее в переломные моменты истории, подвижники-иноки, сумевшие в монастырском уединении стяжать благодать Божию, а после несшие ее другим людям. В «просвещенном» XIX веке столь же достойный праведник явился там, где, казалось бы, ни о какой благодати говорить не приходится: в многолюдстве и грязи портового города, в эпицентре столичных интриг, безверия, разврата, при минимуме условий для молитвенных трудов, единения с Богом, очищения грешной души. Однако в Писании на сей счет говорится: «Идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать» (Рим. 5:20).

14 июня — день памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского.

ДЕТИ в семье бедного дьячка Ильи Сергиева из таежного села Сура рождались физически слабыми, из шестерых выжили только трое. Будущий святой появился на свет в 1829 году тоже нездоровым, хилым. Опасавшиеся, что младенец скоро умрет, родители окрестили мальчика в честь преподобного Иоанна Рыльского. Но он выжил. Подрастая, был в храме с отцом постоянно, и главным в его жизни стали церковные службы. На скудные семейные средства определили Ивана в Архангельское приходское училище. Пареньку из глухого села наука не давалась, и он стал искать помощи там, где находил ее с малых лет — в горячей, искренней молитве. И случилось такое же чудо, как со св. Сергием Радонежским (хотя и без встречи с неведомым старцем). Как вспоминал позже праведник, во время ночной молитвы «точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум».

Училище он окончил первым по успеваемости, Архангельскую семинарию — вторым. Когда умер отец, Иоанну пришлось искать работу, чтобы кормить семью. Мать же настояла на том, чтобы сын не упустил полученное право поступить за казенный счет в Санкт-Петербургскую духовную академию. Он и там подрабатывал, отсылая все деньги родным. Учился блестяще, стал кандидатом богословия. Его в отличие от других слушателей не донимали заботы о карьере или бытовом комфорте, будущий святой жил только верой, мечтал стать монахом, миссионером среди язычников в Сибири или Америке.

Перед окончанием Академии вновь cлучилось чудо, во сне он увидел себя священником Андреевского собора Кронштадта, где прежде никогда не бывал. Через несколько дней ему предложили место именно в этом храме, правда, при одном условии: если выпускник женится на дочери настоятеля. Вспомнив сон, Иоанн согласился. По правилам Церкви брак требовался для служения в миру, он же сказал невесте: «Счастливых семей, Лиза, и без нас много. А мы с тобой давай посвятим себя на служение Богу». По желанию мужа они начали жить как брат с сестрой.

В декабре 1855-го о. Иоанн стал священником. Преподавал Закон Божий в городском училище, в гимназии, а его мечты о миссионерстве Господь подправил: молодой пастырь убедился, что для этого не нужно ехать в экзотические страны, ведь даже в российской столице многие «знают Христа не больше, чем дикари какой-нибудь Патагонии», а уж портовый Кронштадт и вовсе представал настоящей клоакой, где обретались толпы ссыльных, воров, пьяниц и нищих. Отец Иоанн направил свои стопы в их трущобы. Не поучал — просто беседовал и помогал чем мог, даже нянчил чужих детей, давал нуждавшимся деньги, а то и пальто, сапоги, возвращаясь домой босиком (доходило до того, что жалованье стали выдавать не ему, а супруге). Тем самым приводил заблудших к вере, отвращал от пьянства.

Столь ревностное служение возмущало других священников, тех, кто привык воспринимать свои обязанности в рамках должности. Писались доносы. Однажды его вызвал к себе обер-прокурор Синода Константин Победоносцев, который предупредил: «Вы, батюшка, слишком высокую ноту взяли. Многие до вас эту ноту брали, но потом пришлось фальшивить». «Не извольте беспокоиться, я не сфальшивлю, я донесу взятое до конца», — заверил подвижник.

Нет, молодой пастырь не налагал на себя дополнительных подвигов, не уподоблялся уходившим в затвор или носившим вериги святым. Вся его жизнь протекала на людях. Тем не менее служил он с полной самоотдачей. Литургию — каждый день, что требовало соблюдения поста, аскетического образа жизни. Прихожан призывал чаще причащаться, получать благодать непосредственно от Господа (хотя тогда было принято приобщаться к Таинству один-два раза в год). В проповеди и молитвы вкладывал всю душу, нередко заливаясь при этом слезами. С искренней, глубочайшей любовью шел к босякам, люмпенам, при этом учил: «Нужно любить всякого человека и в грехе, и в позоре его. Не нужно смешивать человека — этот образ Божий — со злом, которое в нем».

Среди тех, кого считали «отбросами общества», стала открываться святость о. Иоанна. В 1867 году по его молитве исцелился больной мальчик. Когда то же самое повторилось, батюшка отметил: «Я тогда в этих двух случаях прямо уже усмотрел волю Божию, новое себе послушание от Бога — молиться за тех, кто будет этого просить». О силе его молитв по стране пошла молва, больные, страждущие зачастую шли к нему с последней надеждой или приглашали праведника к себе. А он никому не отказывал, и многим его участие помогало. В 1883-м 20 человек, которых признавали неизлечимыми, опубликовали в газете «Новое время» благодарность о. Иоанну за исцеление, и его имя загремело на всю Россию. Фамилию Сергиев употреблять перестали, говорили: Иоанн Кронштадтский.

Ему слали столько писем и телеграмм, что почте пришлось открыть особое отделение. Батюшку приглашали в разные города, и везде стекались огромные народные толпы, храмы и соборы не могли вместить всех пришедших. Когда он плыл на пароходе, православные выстраивались на берегу, становились на колени. Поступали колоссальные пожертвования, до миллиона рублей в год, на эти деньги подвижник устроил в Кронштадте «Дом трудолюбия», школу для бедных, богадельню, детский приют, а в родном селе — храм и монастырь.

Отец Иоанн являлся одним из организаторов движения трезвости, раздавал деньги на больницы, школы, просто беднякам. Однажды при стечении народа купец вручил ему конверт, а он тут же, не вскрывая, сунул его оборванцу. «Батюшка, да там тысяча рублей!» — ахнул жертвователь. «Его счастье», — кивнув в сторону счастливца, спокойно ответил священнослужитель.

Слава оборачивалась тяжелейшими трудами. Спал по два-три часа, порой целыми сутками глаз не смыкал. Кронштадтский собор, где о. Иоанн служил настоятелем, вмещал 5–7 тыс. человек и всегда был переполнен. Исповедоваться у подвижника желали столько людей, что это занимало до 12 часов, и пришлось вводить общую исповедь. Покаянное настроение охватывало верующих с такой силой, что они каялись вслух, тихо плакали и громко рыдали, не стеснялись выкрикивать признания в собственных грехах. Но и после долгих служб у него не было личного времени: отправлялся молиться к больным или попавшим в беду, а возвращался ночью, когда уже следовало готовиться к новой службе. И трудился он в таком режиме десятилетиями!

Чудотворец жил в гуще людей, доступен был каждому, и ведь не случайно. В первые века христианства Господь явил людям святителя Николая Мирликийского — очевидные чудеса лучше всего способствовали обращению язычников. То же случилось на рубеже XIX–XX веков в России, когда святую веру разрушали ереси, атеистические и либеральные поветрия. Служение Иоанна Кронштадтского спасло от скатывания в безверие и погибель тысячи православных душ.

Он не был всесилен. В 1894 году подвижник приехал в Ливадию к умиравшему Александру III, совместная молитва принесла лишь временное улучшение. Тем не менее царь попросил о. Иоанна возложить руки на его голову, и это облегчило страдания, а пастырь так и держал их до момента кончины императора. При дворе батюшку глубоко почитали, он участвовал в литургии на коронации Николая II, был введен в Святейший синод (хотя уклонялся от заседаний).

Позиция столь авторитетного священника играла важную роль и в общественно-политической жизни. Для него служение Церкви, помазаннику Божию и Отечеству, оплоту православия, было едино, неразрывно. Процессы в стране этот пламенный патриот оценивал с духовной точки зрения, разрушение устоев, попрание веры считал куда более опасными, чем военные, политические и экономические неудачи. Не боялся обличать и писателя с мировым именем, Льва Толстого, когда тот впал в ересь, сбивая с истинного пути своих последователей. Иоанн Кронштадтский смело взывал к царю, требуя решительной борьбы с богоборческими, революционными учениями, предрекая в противном случае катастрофу.

Отец Иоанн никогда не был сторонником крайностей, примитивной жестокости. В 1903 году осудил еврейские погромы, хотя отметил, что в подобных случаях надо разбираться в инцидентах объективно, не перекладывая вину только на одну сторону. Поднял голос против начавшейся революции, стал одним из учредителей «Союза русского народа», призвал защитить государство и монархию: «Господь вверил нам, русским, спасительный крест православной веры...Восстань же, русский человек!»

Огромная популярность о. Иоанна, его духовная и гражданская позиция обеспечили ему множество врагов. Батюшке пакостили чиновники от Церкви — пламенное служение Кронштадтского чудотворца выглядело как укор им самим. Его ненавидели либералы и революционеры — за стойкий патриотизм и монархизм.

Доходило до откровенных провокаций. Однажды некий студент прямо на литургии стал прикуривать от лампады, а в ответ на замечание отца Иоанна ударил его. Еще более опасным «феноменом» стало появление секты «иоаннитов», в которую вовлекали последователей чудотворца, однако поклонение ему доводили до ереси, возводили его в ранг «воплощения Христа». Праведник не имел к этому никакого отношения, отвергал и осуждал подобное почитание. Враги подтасовывали факты, приплетали его к сектантам, раздували скандалы, пачкали имя священника посредством пасквилей, клеветнических повестей, пьес.

Он был врагом и для сатанистских сект. Однажды Иоанна Кронштадтского вызвали к якобы больному и попытались убить. Сопровождавшие батюшку женщины позвали на помощь богатыря-кучера, и 78-летнего старца спасли. Он же по-христиански простил злодеев, запретил кому-либо рассказывать о случившемся.

Возможно, ранение усугубило состояние его здоровья, оно стало ухудшаться. Чудотворец, предвидя свою кончину, начал строить монастырь на Карповке, где устроил место собственного погребения. 20 декабря 1908 года отец Иоанн отошел в мир иной, и буквально на следующий день завершилось строительство, был освящен главный храм новой обители.

Такого количества людей на похоронах не помнил никто. Россия провожала в мир иной своего святого, и все это знали. Его современники уже тогда описывали благодатную силу, которая исходила от гроба. Николай II повелел совершать ежегодное молитвенное поминовение Иоанна Кронштадтского, начался сбор материалов для его официальной канонизации. Этот процесс прервала революция, которую праведник уже давно предсказывал.

Русская православная церковь заграницей прославила угодника в 1964 году. РПЦ — в 1990-м, то есть почти сразу же, как только появилась возможность свободно исповедовать православную веру.

Главное же то, что завет о. Иоанна остается в силе: «Нам необходимо всеобщее, нравственное очищение, всенародное, глубокое покаяние, перемена нравов языческих на христианские: очистимся, омоемся слезами покаяния, примиримся с Богом — и Он примирится с нами!».

Материал опубликован в журнале Никиты Михалкова «Свой».