03.06.2022

Мир меняется. Меняется быстро. То, что еще вчера было только мечтой и предупреждением об опасности, сегодня – вызов и насущная необходимость. Еще вчера разговоры о возможности построения нового общества не выходили за пределы гостиных и кухонь, сегодня перед целой страной стоит дилемма: либо мы окончательно исторгнем либерализм (находящийся в самом жесточайшем за тридцать лет кризисе) и построим новое общество, либо нам не выдержать оказываемого на нас давления.

Каким же должно быть это новое общество? Первый и главный ответ, кажется, очевиден: обществу, барахтающемуся в проруби и пытающемуся спастись от гибели, опереться можно только на нечто твердое. В нашем случае – кромку культуры. Ведь либерализм – идеология, прежде всего, агрессивно антикультурная.

Нам могут возразить: как же так? Ведь вся наша так называемая творческая интеллигенция сплошь либеральна? И разве сам либерализм не сверхактивен именно в культурной сфере? Да, разумеется. Но активность эта разрушительна. И когда мы говорим, что либерализм – идеология агрессивно антикультурная, мы имеем в виду, что одним из главных (если не самым главным) делом её является активное разрушение культуры: традиционной национальной культуры, прежде всего.

Давайте разберемся. Всякая культура предполагает синтез: крови, почвы, памяти поколений, языка, уклада, духа и еще многих-многих вещей. Либерализм же провозглашает самодостаточность индивида, и только. Культура предполагает национальную общность, из которой она только и может расти. Либерализм провозглашает беспочвенность, и – распад всякой общности. Но облако самодостаточных индивидов, пусть даже и на основе «общественного договора» настоящей живой общностью не становится. Оно так и остается облаком индивидов, скрепленных железными обручами закона.

Далее: культура растет из народной почвы и устремляется к небу, к всечеловеческому гению. Либерализм признает лишь самовыражение. Всё, на что способен человек либерализма – это мучительно выдавливать из себя нечто индивидуальное, следовательно – пустое. «Всяк человек есть ложь». А всяк тот, кто, к тому же, оторван от почвы, крови, общности, духа? Вот-вот. «Человек в Америке выветрился», заметил Пушкин. Всё, что может выдавить из себя человек либеральный – может выдавить из себя и животное. Монструозная «Большая Глина номер четыре» Урса Фишера, незадолго до переломного 24 февраля 2022 украсившая Болотную площадь – прекрасный тому памятник. Памятник, можно надеяться, прощальный. Как последний аккорд идеологии уходящей, и уходя, оставляющей то, что она только и может оставить – большую хм-м глину.

Единственной же альтернативой сему является нормальное, традиционное христианское общество. Но что же это такое? Накануне Второй мировой войны Томас Элиот (которому в поэмах «Бесплодная земля» и «Полые люди» удалось явить поистине вселенскую картину тотального разложения и тщеты, которые представляла собой тогда европейская цивилизация) пишет работу «Идея христианского общества». Это была последняя попытка избежать того, чего избежать, увы, было уже невозможно. Есть, конечно, большой символизм в том, что последнюю точку в этой работе последний великий поэт Европы поставил в первые дни Второй мировой – войны, которая сама поставила финальную точку в процессе уничтожения европейской цивилизации и культуры. Есть и другие не менее символические сближения нашей сегодняшней реальности с той, что переживала Европа конца 1930-х. Да и вообще, Россия начала двадцатых годов ХХI века и Англия конца 30-х гг. ХХ века странным образом схожи. Однако, у нас есть некоторое преимущество: последний шаг в хаос БЛМ и ЛГБТ-революций, с низвержением большого канона европейской культуры, мы еще не сделали. Стало быть, у нас есть шанс предотвратить сползание в «новое варварство новых тёмных веков», о котором предупреждал Элиот в своей работе перед тем, как этот шаг Запад всё-таки сделал.

Но о чем в сущности идет речь? Нет, не о России-монастыре, клерикализме или православном царстве. Все гораздо проще: Христианское общество – это, прежде всего, общество, основанное на тех минимальных нравственных идеалах, которые признаются всеми, то есть, - на христианской культуре и этике. Общество свободное, не навязывающее никому своих принципов, но и не позволяющее никому безнаказанно на них покушаться. Общество, утверждающее ясный приоритет культуры над экономикой. Общество, в котором «важнее того, во что верят находящиеся у власти люди… те устои, с которыми им приходится считаться».

Вы (будь вы правитель или обычный гражданин) можете верить в то или иное, но обязаны считаться с тем, что, скажем, Декалог является частью национального культурного кода и признается таковым всеми.

Важно также и то, чтобы общество, основанное на «устоях», не превратилось в памятник самому себе; как поздний СССР, в лозунги которого никто уже больше не верил. Потому, наряду с устоями, важны также свобода, гуманность и такт. Христианское общество должно быть непридуманным, непринужденным, живым: гуманным, но не расслабленным, милосердным к своим гражданам, но строгим к себе.

Главное, чтобы ничто болезненное, нездоровое не диктовало ему своих норм. Поскольку репрессивность болезненного по отношению к здоровому оказывается, как мы уже хорошо знаем, гораздо страшнее обратной. В то же время, и болезненное должно иметь право на существование. Не только потому, что никто не знает, «из какого сора» растут стихи и добродетели. Но и потому, что догматы и идеалы только тогда становятся по-настоящему сильны, когда им может быть оказано сопротивление. Часто самым высоким прозрениям приходится пройти через самые мрачные бездны. И если наш сегодняшний мир таков (а он и правда таков), то не разумнее ли встретить опасность во всеоружии, лицом к лицу? Однако всё болезненное пусть остается на периферии, на дальних орбитах, на центральных же площадях – царит классическая культура и классическая мораль.

Итак, в новом обществе имеется неколебимый базис традиции, который необходимо хранить и оберегать. Защита этого базиса (культурного канона и здорового минимума этики) должна стать первой общественной задачей. И эту задачу должна взять на себя новая культурная элита. Однако, вот и главный вопрос – где эту элиту взять?

До сих пор мы не говорили кажется ни о чем таком, о чем нельзя было бы сказать: да это просто здоровый консерватизм, о котором столько говорено, и в котором нет ничего нового. Однако ж есть. Поскольку всякая подлинная культура иерархична, то и общество, о котором мы говорим, общество, основанное на приоритете культуры, должно быть иерархично. И не в духе «демократии», признающей единственную иерархию денег, и увенчанную олигархией. Это должна быть естественная культурная иерархия, венчать которую должна культурная элита. Такая, целью которой будет не «самовыражение индивида», но сохранение культурного канона и общественных оснований.

Где такую элиту взять? «Силы вырождения – это громадная ползучая масса, а силы развития — полдюжины людей», говорил Т. Элиот. Формула, справедливая и сегодня. Но, сколько б ни была безнадёжна задача, других вариантов решения просто нет. Вера же, как известно, сдвигает горы. И даже если на всю Россию наберётся «полдюжины людей», способных задачу решить, решать всё равно придётся. В конце концов, «Разумная воля единиц … управляла человечеством... Единицы совершали все великие дела в истории», как полагал и Пушкин, ничуть не с большим оптимизмом смотревший на окружающую действительность.

Итак, ясное понимание задачи у нас уже, как минимум, есть: необходимость воспитания людей, которые в мире тотального беспорядка и хаоса станут элементом гармонии и порядка.

Точкой сборки культурной элиты должен быть идеал.

Сформулировать который — еще одна большая задача. Задача трудная, но не невыполнимая. Решать ее приходилось, например, Платону («Государство»); Августину («О граде Божием»). Похожую задачу решали Григорий Богослов, Василий Великий, Максим Исповедник, стремясь осмыслить христианское откровение в терминах греческой философии, и утверждая, тем самым, систему координат новому христианскому миру. И если сегодняшний мир действительно «находится в состоянии кризиса, еще небывалого в истории человечества», то и задача оказывается схожа: остановится у края хаоса, удержав то, что еще можно удержать, и попытавшись утвердить основания нового. В нашем багаже, во всяком случае, есть весь опыт древних.

Каким же может быть новое общественное устройство в самом схематичном приближении? В идеале Платона все общество должно стремится к совершенству. В реальности такого не бывает. Но хотя бы десяти процентам пассионариев (обычный процент активных людей в любом коллективе) должна быть обеспечена возможность развития. Должны быть созданы условия для того, чтобы активная часть общества обратилась в один огромный университет бесконечного самообразования, самосовершенствования и культурного роста. На благо, разумеется, всего общества. Каким образом этого можно добиться?

В свое время Данте, переосмыслив византийский принцип «симфонии властей», вывел формулу идеальной власти. Идеальную жизнь и всеобщий мир на земле, согласно ей, может обеспечить триединая власть императора, папы и философа (Данте, «Монархия»).

Экстраполировав эту формулу на сегодняшний день, сегодняшние реалии и сегодняшние задачи, мы получим своего рода союз трех центров власти и силы: государства, религии и культуры. Где первый центр отвечает за материальное благосостояние граждан, второй – блюдет высшие духовные области, а третий ответствует за всю среднюю область культуры: от спорта до поэзии и философии.

Во избежание перекосов, такой союз должен быть, во-первых, равным, во-вторых, – не слитным, но и нераздельным. Каждый его элемент должен утверждаться на своих основаниях, но не покушаться на основания другого. Сохранять необходимую независимость, однако быть всецело направлен на выполнение общей сверхзадачи.

Какой же? Думается, в духовном пространстве общества, которое мы описали, такой сверхзадачей оказывается только одна: воспитание гармоничного, вертикального, свободного человека-личности. Личности, не в либеральном понимании самодостаточного индивида, но такой, которая растет «от земли к небу», обретая себя в диалоге – с ближним, космосом, Богом. Именно такой тип личности (назовем ее симфонической) и станет тем центром, который будет новое общество создавать, объединять и давать цель его существованию.