Вещи, с которыми мы дружим
25.12.2020
Неодушевленные вроде бы предметы, наполненные нашими чувствами и страхами, оживают. И когда они уходят в небытие, мы склонны переживать их утрату, как человеческую. Но не надо.
У меня есть любимая кружка, очень смешная. Она похожа на старую эмалированную, даже черный ободок по краю, а на самом деле фаянсовая. Мне кажется, эта кружка такая же, как я сама. Я тоже притворяюсь, что металлическая, и меня можно только поцарапать, при этом ужасно боюсь, что кто-нибудь узнает правду и разобьет меня вдребезги.Чай из этой кружки почему-то гораздо вкуснее, и кофе тоже. Хотя это не какая-нибудь авторская глина со святых мест, а обычный масс-маркет. Наверное, потому, что я люблю эту кружку, и она меня тоже.
Ладно-ладно, я пошутила. Какая там дружба с кружкой, фантазии это. И колечка у меня нету. Такого, знаете, которое надеваешь, когда идешь куда-то, где нужно быть спокойнее и упрямее всех. И сохраняешь спокойствие, потому что колечко на твоей стороне.
Конечно, я выдумываю. Вещи — это просто вещи. И писатель Ричард Бах в рассказе «Самолет — всего лишь машина» подтверждает: «Самолет — это машина. Он не может быть живым. Равно как не может он желать, или надеяться, или ненавидеть, или любить».
Правда, потом Бах рассказывает историю, которая... ну, немножко не согласуется со сказанным. Его друг — а Ричард Бах действительно настоящий авиатор, и друзья его настоящие летчики — однажды летел на своем 7АС Аэронке-Чемпионе, и высоко в горах у старенькой машины случился обрыв маслопровода.
Машина действительно была очень старенькая. Совсем молодой Эверетт Донелли учился на ней летать. Потом Эверетт много лет работал летчиком гражданской авиации, сначала штурманом, а потом даже капитаном, и вдруг ему захотелось разыскать машину, которая научила его летать.
Он нашел ее и отреставрировал. Своими руками перебрал по винтику. И начал летать уже просто для себя, потому что есть такие люди, которым очень душно жить без неба.
Эта самая любовь к небу и привела его на маленькую заснеженную площадку в горах. Маслопровод Эверетт починил без труда, вы же помните — он вообще мог перебрать эту машину с закрытыми глазами. Но теперь надо было взлетать. А взлететь было невозможно.
Я не летчик и даже не инженер, поэтому просто верю Ричарду Баху. А он говорит, что минимальный разгонный путь самолета этого типа на 407 футов длиннее, чем дорожка на площадке среди сосен. Даже если за штурвалом будет самый опытный пилот.
Но Эверетт вспоминает, как нашел своего старину Чемпи под обломками старого ангара. Как возил на нем, уже отреставрированном, жену, и как она никогда не соглашалась летать на каком-то другом самолете. Вспоминает первый самостоятельный полет своего шестнадцатилетнего сына — тоже на Чемпионе. И они взлетают — Эверетт Донелли и 7АС Аэронка-Чемпион.
Можно думать, что это мастерство пилота. Или Ричард Бах преувеличивает сложность полетных условий. Да и вообще это просто летчицкая байка.
Но ровно вчера на голольду мои друзья, Люба и Андрей, улетели в кювет. Сами знаете, как это бывает с нашими дорогами. Ни зимняя резина, ни осторожность водителя ничего не гарантируют.
Машину моих друзей зовут Жаба Василиса. Renault Duster болотного цвета. Мои друзья очень любят жаб и лягушек, у них дома целая коллекция вазочек, шкатулочек, статуэточек и кукол — и все жабы. Но Жаба Василиса — самая главная, красивая и любимая. Друг и товарищ.
И Василиса тоже их очень любит. Однажды, когда у Любы случился тепловой удар и она потеряла сознание, Василиса сама сбросила скорость и остановилась. Ладно, будем считать, что Люба в последнюю секунду успела нажать тормоз. Но Люба говорит, что не делала этого. Андрей, который сидел рядом, подтверждает.
А вчера Василиса не успела. Не смогла. Очень скользко, а она большая, почты две тонны, представляете, какая инерция? Улетела в кусты. Но приземлилась мягко-мягко, на четыре ла... колеса — берегла пассажиров.
Теперь Василиса лежит в автосервисе, а Люба с Андреем волнуются: что скажет жабий доктор, долго ли Василисе болеть?
А что велосипед моего сына зовут Борисом, я вам не скажу — вы теперь о нас и так черт знает что думаете. Хороший велосипед, терпеливый. Представляете, каково быть боевым конем пятнадцатилетнего всадника? Минус три спицы на заднем колесе за лето. Держись, Борис!
И это все, конечно, здорово, трогательно и смешно. Главное — чтобы вещь, даже любимая, не стала вам дороже родных и близких. Есть такой риск. Ну, она же молчит и все понимает. А близкие — они не всегда понимают. И уж абсолютно точно не молчат. Даже когда им ой помолчать бы!
Вот и получается, что вещь, даже не драгоценный прабабушкин перстень или элитная иномарка, а маленькая пустяковина становится причиной — хотя бы формальной — отдаления людей друг от друга.
Помните «Голубую чашку» у Гайдара? Герой с дочерью Светланой обижаются на свою маму Марусю и уходят в дальний поход по долинам и по взгорьям. На целый день. Потому что они не разбивали ее любимую чашку, а она не верит.
Между прочим, кроме Светланки, папы, мамы Маруси и голубой чашки, в рассказе есть еще один главный герой — вертушка. Ее папа со Светланкой мастерят в самом начале истории, а приладить на крыше не успевают — возвращается Маруся и начинает на них ругаться. И именно вертушка встречает их своим веселым треском после возвращения. Маруся сама залезает на крышу и прикручивает ее — так она просит прощения за свои несправедливые слова.
«Нет, — твердо решил я, отбрасывая носком сапога валявшиеся черепки голубой чашки. — Это все только серые злые мыши. И мы не разбивали. И Маруся ничего не разбивала тоже».
Мыши в современных многоэтажных домах встречаются редко, а мириться с близкими все равно как-то надо. И жить дальше, дружно и весело. Разбилась чашка — будет вертушка. Это к счастью.