Михаил ХЛЕБНИКОВ, философ

16.12.2020

До революции русская словесность будоражила умы гимназистов. Почему этого нет в современной российской школе? Вероятно, потому, что ушла борьба официального и теневого литературных канонов с жаркими спорами и попытками ниспровергнуть авторитеты.

Непростое положение русской литературы в школьном обучении начала XX века было связано с социально-политическими факторами. Взлет русской литературы в первой половине позапрошлого столетия привел к тому, что программные произведения Тредиаковского, Хераскова и Ломоносова вызывали у молодого поколения лишь почтение и скуку. Ситуацию исправила хрестоматия, составленная А.Д. Галаховым (первое издание вышло в 1842 году). Он в одиночку создал основу того, что стало обобщенным представлением о качественном облике отечественной словесности — литературный канон. Молодой критик совершил своего рода революцию, сократил количество текстов «классиков» и предложил юному поколению молодых, но подающих надежды авторов — Гоголя, Лермонтова, Фета.

«Русская хрестоматия» Галахова выступила ядром первой единой образовательной программы по русской словесности. Подготовительный класс открывался чтением басен Дмитриева и Крылова. В четвертом и специальном классе учащиеся переходили к изучению «Бориса Годунова» Пушкина, комедии «Горе от ума» Грибоедова и повестей Гоголя.

Предложенная модель оказалась образцовой для составителей более поздних хрестоматий, вплоть до начала XX века. В них лидировал Пушкин. Самым известным текстом в малой форме была «Песнь о вещем Олеге», в крупной — «Евгений Онегин». Гоголь представлен «Страшной местью» и «Мертвыми душами».

При таком закрепленном доминировании «Золотого века русской литературы» официальное обновление литературного канона тормозилось. Уже в царствование Александра II, после отмены крепостного права и начала либеральных реформ, официальный гимназический курс русской литературы заканчивался на Пушкине. Далее рассинхронизация только увеличилась. К 1905 году курс литературы добрался лишь до «Героя нашего времени» и «Мертвых душ». Толстого, Достоевского, Некрасова, Островского программа не замечала.

При этом отсталость курса парадоксально сочеталась с огромной потребностью в нем у самих гимназистов. В.Г. Короленко вспоминал: «Словесность всегда... считалась в гимназии самым интересным и самым «умным» предметом». Что могло стимулировать интерес и развивать ум? Немалое количество учителей позволяли себе уклоняться от «официального курса». Лазейка для этого существовала. В хрестоматиях количество представленных авторов превышало число «утвержденных». Тот же Галахов к 1866 году апгрейдит свой главный труд, открыв для внеклассного чтения произведения Тургенева, Белинского, Льва Толстого, Некрасова. Часто на уроках учитель обсуждал параллельных программе классиков и последние яркие события в отечественной литературе.

Эстетическая прогрессивность педагогов, как правило, сопровождалась политической. Все это в совокупности формировало теневой литературный канон, который был весьма разнообразен: от критических статей Белинского и Чернышевского до развлекательной литературы (Дюма, Дефо, Конан Дойл).

Современный школьный литературный канон во многом совпадает со своим дореволюционным исходником, принявшим свою окончательную форму в 1905 году. Именно тогда в учебных планах появляются тексты новых классиков: Толстого, Достоевского, Гончарова, Островского. Разница в его функционировании. Печально то, что ему сегодня никто не угрожает. Теневой канон, помимо претензий на замещение господствующего, выполнял «освежающую» функцию. Чтобы «побивать» Пушкина условным Сологубом, приходилось читать и Александра Сергеевича. В ходе «битвы за канон» использование классика нередко оборачивалось его признанием, пониманием того, что на корабле русской литературы есть каюты разного класса: каждому находится свое место.

То, что теперь молодое поколение не атакует классику, не означает молчаливого признания ее ценности. Это, скорее, свидетельствует о равнодушии. Проблема проста. Сегодня больше нет общественно значимого актуального литературного процесса, который бы осовременивал «классику», делая ее проблемной.