Музыкальный рынок — один из самых структурированных с точки зрения работы с интеллектуальными правами. Помогает ли это отрасли в период пандемии, «Культуре» рассказал президент Федерации интеллектуальной собственности Сергей Матвеев.

— Сергей Юрьевич, как повлиял кризис, вызванный коронавирусом, на сферу интеллектуальной собственности?

— Давайте разделим понятия. Отдельно поговорим о влиянии на предпринимательскую деятельность, отдельно — о влиянии на сферу интеллектуальной собственности, ведь это важный и для предпринимателей, и для творцов правовой механизм. Про бизнес долго говорить не буду, все знают, что значительная часть предпринимателей просто утратила источники дохода — концертная деятельность, кинопоказы, часть торговли, ресторанный и туристический, выставочный бизнес. В России общество тяготеет к очному формату потребления творческих продуктов, поэтому сегмент пострадал сильнее, чем в других странах. Жаль, что органы власти за малым исключением не смогли адекватно отреагировать на это.

— А что с правовыми механизмами?

— Во-первых, именно они обеспечивали прямо или косвенно встраивание авторов, создателей творческих продуктов в цепочки продаж — гарантировали их доход как через договорное, так и через бездоговорное управление. Естественно, все эти доходы обнулились, и до их восстановления еще весьма далеко. Эти цепочки само государство, как гарант прав, предпочло не заметить. Люди, по которым пандемия буквально ударила — музыканты, исполнители, авторы текстов, — остались за бортом поддержки. 

Во-вторых, попытка мгновенного перемещения творческих продуктов из офлайн в онлайн не была беспроблемной. Сколько нарушений прав произошло при размещении контента в сети Интернет! Только сплоченность российского общества перед лицом внешней опасности не привела к множеству исков и споров. Но вопросы перед правовой системой остались — как в части механизмов реализации прав, так и в части связанных с ними финансовых вопросов.

— Как сферу прав на интеллектуальную собственность меняет цифровизация, появившиеся в прошлом году «цифровые права»?

— Самое интересное сейчас даже не «цифровые права», а менее распиаренные изменения — гражданское законодательство признало в явном виде договоры, заключенные в цифровой форме. Сухие буквы закона говорят, что если цифровая запись дает возможность в неизменном виде воспроизвести содержание сделки и если использован любой способ, позволяющий достоверно определить лицо, выразившее волю, то сделка является письменной. Это конец эры «бумажных договоров». Ведь каждый автор, правообладатель и потребитель могут формировать такие записи в блокчейн-инфраструктуре — эта технология наилучшим образом обеспечивает неизменность. А если согласовать условия такого договора между сторонами поможет IT-сервис — получается настоящий legaltech (технологические решения для юристов и юридического бизнеса. — «Культура»). Следить за исполнением такого договора тоже может цифровая система. Работа с правами становится доступной и простой. Мы вступили в новую эпоху. Я ее называю эпохой цифрового правового самообслуживания.

— Вы упомянули технологию блокчейн. Какие у нее еще есть преимущества?

— На сегодняшний день это самая удобная технология для работы с интеллектуальными правами. Про сделки в цифровой форме я уже сказал — неизменность содержания сделки блокчейн гарантирует. Но есть и еще важные моменты — чейнкоды могут автоматически блокировать случайное или умышленное нарушение прав. Если условия и параметры лицензионных договоров записываются в машиночитаемом виде, то блокчейн-инфраструктура справится с рутинной работой по их исполнению — учету объемов использования, своевременному перечислению роялти.

Госрегистрация сделок тоже может стать мгновенной — например, в случае, если вы в цифровой форме совершаете сделку с несколькими музыкальными произведениями и товарным знаком. Сейчас права на музыку могут перейти к покупателю сразу, а вот с получением права использования товарного знака лицензиату придется подождать: Роспатент должен выполнить бюрократическую процедуру, предписанную ему, и зарегистрировать переход прав. В блокчейн-сети эта проблема легко решается — ведомство могло бы проводить процедуру регистрации в ходе консенсуса блокчейн-сети (согласия всех участников распределенного реестра с внесением данных. — «Культура»). При наличии списков лицензиатов — «белых списков» — легко можно бороться с нарушителями: удалять нелегальный контент из поисковых выдач, блокировать пиратские ресурсы. Получается, что можно легко переложить рутинную функцию предотвращения нарушений и защиты прав на бездушную машину и чейнкоды, оставив за человеком главное — определять, кому и на каких условиях он хочет передать право, и просто выразить свою волю с помощью цифрового сервиса. 

— Изменит ли искусственный интеллект (ИИ) рынок интеллектуальной собственности?

—Для меня ИИ — это всего лишь эффективная технология обучения, которая дает невероятные и недостижимые ранее возможности для работы с информацией. Технологии этого класса важны для сферы интеллектуального права. Напомню: чтобы такое право возникло, нужно что-то создать творческим трудом. С проверкой того, что вы действительно создали, а не скопировали тот или иной объект, системы машинного обучения, искусственного интеллекта справляются лучше многих экспертов. Они отлично обнаруживают заимствования, которые иногда случаются неумышленно.

Не менее важную роль ИИ играет в распознавании объектов. Они помогают сказать, что за произведение мы видим или слушаем и, естественно, кому оно принадлежит. В качестве примера можно привести музыкальный сервис Shazam. Нарушителей прав прекрасно ищет российский сервис n’RIS Antipiracy, который за минуты анализирует сотни сайтов и находит нелегальные копии фильмов. Приведу в пример и российский сервис «Замша» — он с высочайшей долей вероятности распознает и создает список музыкальных и литературных произведений, прозвучавших в эфире радиостанций и телеканалов. Роспатент недавно представил прототип сервиса, подобного Shazam, но для сферы торговли и услуг: достаточно навести камеру смартфона на фасад торгового центра, и приложение найдет все охраняемые товарные знаки и скажет, кому они принадлежат. Это важно для борьбы с контрафактом в офлайн-мире.

— Насколько, по вашему мнению, сейчас эффективно защищаются авторские и смежные права исполнителей?

— Думаю, это этот сегмент один из самых структурированных и внятных по работе с интеллектуальными правами в креативной экономике. Музыка — один из важнейших творческих продуктов, ее язык универсален, а рынок настоящей музыки всегда глобален. Сегодня существует множество сервисов для частного прослушивания — например, «Яндекс.Музыка», сейчас «Сбер» (больше не-банк) запускает «Сберзвук». Есть iTunes, есть Spotify... Для общественных пространств — от торговых центров до спортзалов есть сервис Fonmix, который обеспечивает правомерную озвучку. Он следует общемировым трендам платформенной экономики: не так давно стал владельцем «Мелодии» — платформы, имеющей доступ к правам на контент.

Музыкальный рынок движется в сторону цифрового, автоматизированного и индивидуального управления правами. В этой сфере остается решить проблему использования бесхозных, сиротских произведений, автор или правообладатель которых неизвестен, и сделать «витрину» произведений бескорыстных авторов — этим сейчас активно занимается Министерство культуры в рамках своей программы цифровой трансформации, и тогда вся система, как пазл, сложится.

Большую роль в подготовке цифровизации в этой сфере сыграла система коллективного управления правами. Тысячи исков Российского авторского общества весьма быстро сформировали понимание института интеллектуальных прав и того, что нематериальный продукт имеет цену.

— Существует мнение, что сегодня именно в России зарождается новая нормативно-технологическая реальность по управлению интеллектуальной собственностью.

— Да, это объективно так. Конечно, не только и не столько потому, что мы такие умные, а потому, что у нас нет багажа обычаев прошлого века. У нас нет достаточного количества посредников — специалистов в области интеллектуальной собственности, которые могут в старой парадигме решать проблему авторов и бизнеса. Григорий Петрович Ивлиев, руководитель Роспатента, приводит убедительные цифры, которые говорят о нехватке многих тысяч специалистов.

С одной стороны, это плохо, а с другой — возможно, хорошо. Готовить специалистов, конечно, нужно, но, на мой взгляд, мы все равно не сможем подготовить такое количество профессионалов. Поэтому наш путь другой — автоматизация права, развитие сервисов правового «самообслуживания». Те решения, которые мы создаем внутри страны, — прогрессивные. Они изначально базируются на понимании актуальных проблем, используют такие современные технологии, как блокчейн для фиксации права и гарантий неизменности содержания договора и искусственный интеллект для проактивного предотвращения нарушений прав, например, для мониторинга эфира.

— Какая главная проблема, на ваш взгляд, в сфере интеллектуальной собственности в России?

— Еще года три-четыре назад я бы сказал, что главная проблема — неуважение к творческому труду. Тогда ситуация была такая — взял и использовал чужой продукт, не важно, имеешь ты право или нет. Это было видно по объемам пиратского рынка в интернете, объемам контрафактной продукции. Но эта эпоха закончилась — общество научилось понимать и ценить креативность и продукты, созданные талантом.

Сегодня главная проблема — бессистемность и оторванность институтов власти от реальности: и «реальной» реальности, и цифровой. По системности взаимодействия государственных и частных механизмов защиты прав в международном индексе мы провалимся ниже 40-й позиции. Вся наша система государственных гарантий, обеспечения интеллектуальных прав — родом из материального, ресурсно-сырьевого мира. Поэтому институциональной среды — ни инвестиционной, ни налоговой — для развития новых форм той самой креативной экономики у нас пока создать не получилось. Но уверен, что получится. Другого выхода просто нет.