«Торговля, которой не знала история»: как в СССР запрещали рынок

Алексей ФИЛИППОВ

11.11.2021

«Торговля, которой не знала история»: как в СССР запрещали рынок

К 11 ноября 1931 года страна уже целый месяц — с момента ликвидации 11 октября частной торговли — жила в новой реальности. Но рынок не хотел умирать...

Частная торговля подлежала полному искоренению, исключение было сделано только для колхозных рынков. Нэпманов и членов их семей лишали политических прав, их магазины были национализированы. К 11 ноября 1931-го удельный вес частника в товарообороте сошел на нет — это уже второй юбилей. Через два года, на январском пленуме ЦК ВКП(б), Сталин скажет:

«Что такое советская торговля? Советская торговля есть торговля без капиталистов — малых и больших, торговля без спекулянтов — малых и больших. Это особого рода торговля, которой не знала до сих пор история и которую практикуем только мы, большевики, в условиях советского развития».

Но дьявол, как известно, в деталях.

Остап Бендер и Александр Иванович Корейко долгое время считались нежизнеспособными в новую эпоху, обреченными маргиналами. Бендер не смог с толком потратить свой миллион, его судьба была печальна. Александр Иванович был обречен на тусклое подпольное существование, унылую жизнь трудоголика — советская действительность отторгала таких людей. Читатели «Золотого теленка» в это верили. Возможно, прекрасно зарабатывавшие авторы тоже верили в то, что они написали. Но на самом деле все было не так.

Альтернативой нэпу стали карточки, пайковое снабжение, — различные категории потребителей обеспечивались по-разному. Из года в год нормы снижались. В 1926 году находившийся на вершине пайковой пирамиды индустриальный рабочий покупал по карточкам сто пятьдесят грамм мяса в день, в 1932-м — семьдесят грамм, в 1933-м — сорок; сливочное масло, яйца и молоко к середине тридцатых из его рациона исчезли. Еду приходилось докупать на рынке, на это, по данным Е. Осокиной, писавшей о распределении и рынке в годы индустриализации, семья рабочего тратила шестьдесят процентов домашнего бюджета. Военнослужащие находились в привилегированном положении — но по сравнению с царскими временами красноармеец получал куда меньше животных белков, всего двести граммов мяса в день.

В тридцатые годы высшая номенклатура жила скромно, но сытно. По данным, приведенным в книге Осокиной «За фасадом «сталинского изобилия», обитателям дома правительства на Болотной площади в Москве в 1932 году в месяц полагалось четыре килограмма мяса и четыре колбасы, полтора килограмма сливочного масла, два литра растительного, шесть килограммов свежей рыбы, два килограмма сельди, восемь банок консервов, двадцать яиц, два килограмма сыра, килограмм икры, мыло, чай, папиросы и литр молока в день… Раздолье наступало в командировках, это было окно в обжорство. Для служебных поездок начальства строились особые, роскошно отделанные железнодорожные вагоны, выписывались десятки килограммов деликатесов, икры, колбасы, крабов, дичи, рыбы ценных пород.

Одежда и обувь продавались по ордерам и по талонам заборных книжек, по специальным кооперативным книжкам. Покупатель мог приобрести промтовары из тех, что были в распределителе, к которому он был прикреплен. Сумма, на которую он мог их купить, зависела от количества поступивших в распределитель вещей.

Где же тут место для Бендера и Корейко?

Но они чувствовали себя прекрасно.

На протяжении 30-х годов в СССР складывался альтернативный социалистической торговле подпольный рынок. Он заработал почти сразу после того, как частная торговля была официально отменена — это могло бы стать третьим юбилеем. Этот рынок был крайне многообразен: от частных предприятий, на которых трудились десятки рабочих, до существовавших внутри колхозов частных ферм. Отдельной строкой надо упомянуть живших на широкую ногу миллионеров социалистической торговли, использовавших свое служебное положение директоров магазинов и торговое начальство.

Как писала Осокина, «продавцы в ларьках, столовых, буфетах, палатках, вместе с государственным товаром продавали «свой». Это мог быть и товар собственного производства, и купленный у кооператоров, в магазинах, на складах. «Свой» товар не регистрировался в документах и наценки на него доходили до 100%».

В комиссионных магазинах продавались изделия кустарей. Часто под вывеской кустаря скрывались целые предприятия, на которых работали десятки людей. Через комиссионки сбывались и металлы, станки, промышленное оборудование — все это, как правило, было ворованным, покупателями становились госучреждения.

При общественных организациях открывались кондитерские, пекарни и мастерские. Перекупщики приобретали товар у крестьян и продавали его на рынках, выдавая себя за колхозников. На госпредприятиях покупались отходы — их продавали другим предприятиям. Существовал и развитый подпольный рынок услуг. Осокина писала, что в колхозах сдавалась в аренду земля, «в колхозных полях появились крестьянские хутора и даже поселки… майский пленум ЦК ВКП(б) 1939 года с тревогой отметил, что крестьянские усадьбы приносят огромный доход — 15–20 тысяч рублей в год… торгпред во Франции получал 16 тысяч…»

В 1937 году крестьянские подсобные хозяйства производили более пятидесяти процентов картофеля и овощей, более семидесяти — молока и мяса. К 1940 году с крестьянским предпринимательством покончили — это стало одной из причин продовольственного кризиса.

Зато по-прежнему процветали те, кто паразитировал на госторговле: полученные за взятки товары сбывались в других городах, товары низших сортов продавались как высшие, партии товаров списывались и уходили «налево». Корейко и Бендеры соцторговли строили дачи, покупали машины и антиквариат — их периодически сажали, но на их место приходили новые люди. Торговая мафия срасталась с госаппаратом и органами следствия. «Документы позволяют говорить не только о коррумпированности низового партийно-советского аппарата, органов суда и милиции, но и о проникновении коррупции в наркоматы на уровень начальников главков». (Е.Осокина «За фасадом «сталинского изобилия». Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941».)

Все это имело продолжение — от возникавших в Великую Отечественную войну фиктивных строительных организаций до «цеховиков» позднесоветского времени.

Рыночное подполье преследовали, иногда чрезвычайно успешно. Проходили резонансные судебные процессы, их фигуранты получали большие сроки. Но оно не собиралось умирать и возрождалось, сращиваясь с государственными органами и криминалом. Изломанный, не признающий писаных законов рынок ждал своего часа. Когда тот пришел, самые неприятные практики советского рыночного подполья были воспроизведены в грандиозных масштабах. Корейко и Бендеры нашли себя в конце восьмидесятых, стали хозяевами жизни в девяностые и прекрасно существуют до сих пор.