Кирилл ПРИВАЛОВ

18.10.2021

Вот уже целое столетие духи «Шанель №5» остаются самым известным в мире парфюмерным брендом и воспринимаются большинством землян как один из символов Франции. На самом же деле знаменитый эликсир с тонким, неповторимым ароматом ассоциировался когда-то с образом России. Ведь создал этот парфюм близкий нам по духу и самосознанию человек, по фамилии и происхождению — француз, но в то же время настоящий русский.

Его дед Жан-Батист Бо попал в плен, будучи наполеоновским солдатом, и, как тысячи его соотечественников, остался в России. В отличие от большинства соратников, превратившихся здесь в Матисовых, Сентебовых, Капраловых, Деноткиных, Редикульцевых, Медлевых, менять фамилию не стал, поскольку старая, доставшаяся по наследству звучала в Санкт-Петербурге весьма художественно. Недавний гренадер, статный и представительный, стал артистом труппы Императорского театра. Его сын Эдуард Ипполит богемной судьбе родителя предпочел тогда еще малоизвестное в России ремесло парфюмера.

В середине XIX века в стране началась индустриальная революция. Вместе с металлургическими заводами и железными дорогами вырастали и парфюмерные фабрики: благосостояние массово становившихся горожанами людей росло, и им хотелось красивой, сопровождаемой приятными запахами жизни.

«Я вернусь во Францию умирать, но жить и работать могу только в России», — сказал однажды Анри Брокар, превратившийся здесь в Генриха Афанасьевича. Недаром он, прозванный «душистым Анри», входил в плеяду виртуозов обоняния, заложивших основы нашей отечественной парфюмерии, которая по праву считалась одной из лучших в мире. Альфонс Ралле, Адольф Сиу, Александр Остроумов, Самуил Чепелевецкий — широкой публике эти имена сегодня не известны, но их подвиг на ароматном фронте, несомненно, заслуживает всяческих почестей. На Всемирную выставку 1900 года в Париже россияне привезли не дух кваса и кислых щей, а изысканные парфюмы, завоевавшие самые престижные дипломы и Гран-при. Внук наполеоновского вояки Эрнест Бо приложил к этому чуду свою руку, а точнее — нос.

Создателя духов в профессиональной среде так и называют — «нос». Отменным обонянием и умением анализировать запахи Эрнест отличался с детства. Едва ему исполнилось семнадцать, как он поступил лаборантом на основанную Альфонсом Ралле фабрику. В конце позапрошлого столетия она располагалась в Теплом переулке, в Хамовниках.

Те, кто ныне ходит постоянно по улице Тимура Фрунзе, едва ли подозревают, что на месте теперешних офисов интернет-гигантов когда-то располагалась крупнейшая российская косметическая фирма (поставщик Императорского двора, а также князя Черногории и шаха Ирана). В советское время на ее базе вырастет фабрика «Свобода».

«Я начал свою работу в 1898 году в Москве. Мой старший брат был тогда администратором «Ралле», — писал Эрнест Бо в «Воспоминаниях парфюмера». — На этом большом предприятии работало 1500 рабочих. Фабричное оборудование и социальная организация были совершенны по тому времени. Дому приходилось приспосабливаться к чрезвычайно обширному рынку (180-миллионная Россия, Китай, Персия, Балканы и т.д.) и считаться со вкусами русских женщин в использовании духов и предметов роскоши. Полные поезда увозили во все стороны света туалетное мыло, рисовую пудру, одеколон и духи».

К началу XX столетия продукция фирмы составляла 37 процентов всего косметического производства России. Чтобы не зависеть от поставок из-за рубежа, на юге империи были заложены плантации по выращиванию эфирно-масличных культур для получения веществ, необходимых в производстве «благовонных товаров».

Товарищество — таким был официальный статус предприятия — четырежды награждалось высшим знаком качества, государственным гербом империи. Больше ни одна из российских компаний эту награду столько раз не получала. Фабрика «Ралле» являлась пионером и в области рекламы: выпускались открытки с видами Москвы, календари, карандаши и даже периодическое издание «Полная энциклопедия женских рукоделий». Понятия «логотип» тогда еще не существовало, однако фирменный знак товарищества мелькал в России повсюду. Смелый маркетинговый ход, не замедливший отразиться в городском фольклоре, был сделан с помощью частушек: «Вновь весна несет подарки / Пробудившейся земле. / Небеса чисты и ярки, / Как прилавки у «Ралле».

Все ожидания и перспективы пошли прахом с началом Первой мировой. Эрнест Бо перевел свои накопления в фонд поддержки раненых и поспешил добровольцем в армию — французскую, ибо числился гражданином Третьей республики. Воевал с германцем на совесть, был ранен, награжден орденами и, главное, дождался победы. Правда, для русского француза она оказалась горькой. Из Москвы от вчерашних сотрудников пришла депеша: «Не возвращайтесь. Фирма национализирована». В 1918 году предприятие с пятью сотнями наименований ассортимента, рождавшее, как гласила реклама, «более 200 запахов превосходных из цветочных экстрактов», было превращено большевиками в Государственную мыловарню №4 треста «Жиркость» и начало выпускать лишь один продукт: дешевое мыло.

Эрнест Бо воспринял это как наглый, вульгарный вызов самой цивилизации. Тридцатисемилетний боевой офицер, человек кипучего темперамента не мог оставаться в стороне от борьбы с большевизмом. Летом 1918-го парфюмер в погонах высадился на причале Соборной пристани Архангельска в составе франко-британского контингента и тут же ринулся в бой, возглавил отряд добровольцев, который выбил из города Онега занявших его красноармейцев. За храбрость Бо получил от Временного правительства Северной области орден Святого Равноапостольного и Великого Князя Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Как блестящего знатока русской речи лейтенанта привлекли к деятельности разведотдела штаба Главного верховного командования союзных войск. Тут-то и начались, мягко говоря, странности.

«Лейтенант Бо — бывший крупный московский коммерсант, среднего роста, толстый, с круглой, обрюзглой бритой физиономией, напоминающей бульдога. С широкой инициативой в проявлении зверств Бо был типичным жандармом и охранником. Под его «отеческим попечением» и находился лагерь военнопленных на острове Мудьюг», — так революционер Павел Рассказов писал в своих «Записках заключенного». О ком, спрашивается, даны такие сведения — неужто о красавце-бонвиване, хранителе безукоризненного стиля, холеном завсегдатае театров? Никаких свидетельств о зверствах со стороны Эрнеста Бо не сохранилось, мемуары, судя по всему, крепко попахивают пропагандой. Рассказов (он являлся видной фигурой у красных, пока не погиб от испанки) утверждал: когда заключенные лагеря потребовали соблюдения их прав, Бо осадил недовольных: «Вы — не люди, а большевики! Бандиты и изменники родине».

А вот такую фразу, если учесть специфику времени, потомственный, убежденный в преступной природе большевистского переворота монархист произнести вполне мог. Старая Россия казалась ему прекрасной, а новая — невежественной, грязной и дурно пахнущей. Вернувшись во Францию, Эрнест Эдуардович начал новую жизнь: как и перед революцией, стал техническим директором на том же заводе «Ралле», восстановленном в одной из столиц мировой парфюмерии Грассе. Оттуда было рукой подать до заполненной белыми эмигрантами Ниццы, где ему встретились давно знакомые лица.

Высланный из России за убийство Распутина и таким образом спасенный от расстрела большевиками великий князь Дмитрий Павлович представил парфюмеру свою богемную пассию Коко Шанель: «Габриэль начинает тернистый путь в от-кутюр. Если она запустит свой фирменный аромат, это поможет ее карьере». Стройная мадмуазель с искусным макияжем и мальчишеской прической понравилась Бо. Он показал ей несколько своих парфюмов. На одном из них барышня остановила выбор. «Как назовем эти духи?» — спросил мастер. «Шанель №5, — моментально ответила та, кого в полусвете прозвали Коко. — Я представляю коллекцию платьев пятого числа пятого месяца. Пятый номер принесет духам успех».

Девица оказалась весьма предприимчивой, но ничего не смыслила в парфюмерии. Габриэль, конечно же, понятия не имела, что альдегидный «коктейль №5» был близок по своему аромату к «Букету Екатерины», духам, которые Бо выпустил еще в начале века в Москве и посвятил императрице Екатерине Великой. Еще одним изобретением Эрнеста Эдуардовича из «прошлой жизни» были «зимние духи», раскрывающие свои достоинства на морозном воздухе (их еще прозвали «духами для меха»; в нулевые годы XX столетия мода душить меха дошла из Москвы и Санкт-Петербурга до Европы). Тающая зимняя нота — вот еще одно откровение Бо, записывавшего формулы парфюмов так, как композитор составляет партитуры.

Сам же маэстро на вопрос о том, как появился бренд «Шанель №5», ответил: «Я создал эти духи в 1920 году, когда вернулся с войны. Часть моей военной кампании прошла на Севере и за Полярным кругом, во время полуночного солнцестояния, когда озера и реки излучают особую свежесть. Этот характерный запах я сохранил в своей памяти».

Говоривший акающей московской скороговоркой, он любил читать нараспев стихи товарища по эмиграции, известного парижского литератора Дон-Аминадо: «Но один есть в мире запах, / И одна есть в мире нега, / Это русский зимний полдень, / Это русский запах снега».

Где бы и что бы Эрнест Бо ни делал, всюду возникала частица образа близкой-далекой страны: в масонской ложе «Свободная Россия», созданной им вместе с писателем Марком Алдановым, историком Константином Грюнвальдом и послом Временного правительства во Франции Василием Маклаковым; в квартире на бульваре Делессер, превращенной в музей русского антиквариата; в лабораториях косметических компаний (в том числе «Шанель» и «Буржуа»), где он трудился вместе с десятками эмигрантов.

«Иногда, чувствуя, что сумел верно передать то, что искал, и, будучи в особенно хорошем настроении, Эрнест принимал победоносный вид и, смеясь, объявлял, что чувствует себя Наполеоном французской парфюмерии, — вспоминал о Бо его ученик Константин Веригин (его неоднократно избирали председателем Ассоциации парфюмеров Франции). — Мы кланялись ему тогда придворным поклоном, и вся атмосфера лаборатории заряжалась творческой энергией, способствовавшей новым открытиям в области ароматов».

Прославив фирму «Шанель», он породил бессменный диктат кутюрье в мире парфюмерии, не говоря уже о том, что альдегидные, то есть синтетические, ароматы стали революционным изобретением, определившим развитие отрасли на века вперед.

За год до своей смерти уступив (крайне неохотно) лидерство молодым мастерам, великий парфюмер ушел из жизни — в восемьдесят лет. Его отпевали в храме Нотр-Дам-дю-Валь-де-Грас, рядом с его парижской квартирой. Весь пол собора был устлан, согласно воле усопшего, лепестками роз, любимых цветов Эрнеста Бо, когда-то росших в его московском саду.

Материал опубликован в сентябрьском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».