Евгений ХАКНАЗАРОВ, Санкт-Петербург

11.01.2022

Новый проект «Вячеслав Пакулин. В поисках стиля эпохи», который проходит в Русском музее, не входит в разряд выставочных хитов. Между тем речь идет о художнике, как минимум равновеликом Дейнеке и Пименову. Москвичам и жителям регионов стоит внести пометки в свои туристические маршруты.

Вячеслав Пакулин прожил всего пятьдесят один год. Свой творческий путь парень из Рыбинска начал в Петрограде — городе, куда он приехал в шестнадцать лет и которому он не изменял уже никогда. Тридцать пять лет творческой деятельности вместили учебу в Центральном училище технического рисования барона А.Л. Штиглица, на курсах мастерства сценических постановок Мейерхольда и во ВХУТЕМАСе, лидерство в обществе «Круг художников», трудные попытки приспособиться к повестке дня тридцатых годов, творческий взлет в страшные годы Блокады и остракизм первого послевоенного пятилетия, когда ему официально припомнили давние формалистические опыты и фактически довели до нищеты и смерти.

Между тем полотна Пакулина вдохновенны и сопоставимы с наивысшими достижениями отечественной живописи. Подробности о проекте «Культуре» рассказала куратор выставки, ведущий научный сотрудник отдела живописи второй половины XIX – XXI века Государственного Русского музея Ольга Мусакова.

­­— Ольга Николаевна, как получилось, что имя Пакулина выпало из списка первых имен советских художников? Тот же Александр Самохвалов, всеми любимый и почитаемый, состоял в «Круге художников», где лидировал Вячеслав Пакулин. И Самохвалова знают все, а Пакулин известен гораздо меньше.

— Художник рано ушел, в 51 год. Ушел трагически. Фактически без возможности творить в последние годы, будучи затравленным руководством Ленинградского Союза советских художников (ЛССХ). Пережив творческий взрыв в блокадные годы — его героический труд на улицах Ленинграда был запечатлен на кадрах кинохроники режиссером Ефимом Учителем — он написал десятки великолепных пейзажей города в годы войны. Его труд оценили с творческой и нравственной точки зрения. Но тогдашний руководитель ЛССХ художник Владимир Серов, всем нам хорошо известный по разгрому в Манеже в 1960 году и картине «Ходоки у Ленина», сомневался. Он был главным критиком. Серов говорил, что это незаконченные вещи, что это не картины, а этюды. Что образы Петербурга-Ленинграда размываются такой легкой манерой письма Пакулина. Я думаю, здесь была подоплека. Пейзажи Пакулина приобрели большую популярность, и Серов, критикуя мастера, просто избавлялся от конкурента. И тут вспомнили все — и увлечение формализмом, и новаторские эксперименты, которые плохо вписывались в идеологическую линию советского искусства. Пакулин защищал свои «этюды». Легкость письма не означает какой-то небрежности или того, что в картину не заложена какая-то эмоция. Я вспоминаю слова одного искусствоведа, что творчество Пакулина — не импрессионизм или постимпрессионизм, это сгусток эмоций и переживаний. Это аналитический импрессионизм, он видел цельный образ, а не какие-то детали. Художник-лирик, художник-поэт. Но для Владимира Серова это была зацепка.

— В интернете доступны сведения о том, что картины Пакулина просто сжигали.

— Поправлю — не сжигали, а по приказу сверху уничтожали те, что хранились в фонде ЛССХ. Я верю воспоминаниям художника Николая Быльева-Протопопова, который писал, что однажды Пакулин стал свидетелем уничтожения своих картин. Он пришел в Художественный фонд и увидел, как девочки-сотрудницы ножницами разрезают его холсты на кусочки. Так что никакого аутодафе не было. Но конечно, это повергло Пакулина в шок. Какие-то его работы и вовсе на помойке находили. Читая протоколы ЛССХ пятидесятого года, обливаешься слезами. Пакулина спрашивают: «Вы готовы предоставить работы на предстоящую выставку?» Ответ: «У меня нет средств, чтобы работать. Но я что-нибудь придумаю». И он не смог уничтожить свой дар колориста и подлинного живописца. На днях я разговаривала с дочерью ленинградского живописца Иосифа Зисмана, дружившего с Пакулиным. Чем могли зарабатывать обвиненные в формализме художники? Они занимались оформлением празднеств, работали по договору. Собралась бригада художников-единомышленников и писала портреты вождей, в основном Ленина и Сталина. Но беда с Пакулиным — как начнет писать Ленина, так он у него либо голубой, либо розовый. Приходил ремесленник и доводил серой краской эти работы до ума. Нравственный прессинг и то, что подлинный артист, энтузиаст, не мог работать, — все это, конечно, было для Пакулина трагедией, которая ускорила его конец. Тридцатые годы, когда уничтожались работы, уже попавшие в музеи, были страшным временем. Но и в пятидесятые все это продолжалось.

— Вы куратор проекта «Вячеслав Пакулин. В поисках стиля эпохи». Какова ваша история с этим художником?

— Я с 1972 года занимаюсь изучением деятельности общества «Круг художников», председателем которого был Пакулин. Тогда же началась и моя дружба с дочерью художника Любовью Пакулиной. С тех пор я влюбилась в этого художника, поняла, что он достойный мастер, у которого трагически сложилась судьба. Вместе с тем у нас долгое время, с шестидесятых годов, хранится большая коллекция его работ. Вдова художника Мария Александровна Федоричева в силу житейских обстоятельств, — дом на Литейном, 15, где жил художник, пошел на капитальный ремонт, — боясь за судьбу картин, передала основную их массу на хранение в Русский музей. Постепенно мы что-то покупали, что-то было принято в дар. После того, как часть работ художника унаследовала дочь, она подарила музею еще тринадцать картин.

— Самые трудные блокадные годы стали временем расцвета таланта Пакулина. Парадокс?

— В годы Блокады Пакулин был заместителем председателя ЛССХ. Ему пришлось стать организатором огородной комиссии — грядками занимался. Еще он, как и многие его товарищи, маскировал аэродромы. Выезжал на передовую. Пытался работать в «Боевом карандаше». Стал писать тематические картины. В какой-то момент пришло осознание, что лучше всего будет писать пейзажи. Часто цитируют слова художника в пересказе Леонида Борисова, писателя, они дружили — и в ту пору, когда Пакулин был новатором и писал коров, похожих на флаконы, когда экспериментировал, эпатировал. И когда писал великолепные пейзажи на улицах блокадного Ленинграда — «Если бы не работа, я умер бы с голоду или меня разорвал снаряд. Но тут меня никто не тронул, ибо я служу в той армии, которая никогда не демобилизуется».

И действительно, пейзажи великолепны, полны лиризма, мастерски написаны. Они запечатлели не столько ущерб и разрушения, сколько красоту нашего города, который своей красотой сопротивлялся тому, что происходило. Пакулин писал легко, изящно, эмоционально, с потрясающим чувством колорита. Зима 1941–1942 годов была очень холодная, и самый первый пейзаж, который нам Музей истории Петербурга по какой-то причине на выставку не дал, написан на Невском проспекте. Остановившийся троллейбус, Дом книги, кучи снега — сейчас у нас почти такие же. И это было удивительно. Некоторые посетители выставки у меня спрашивали: а как ему удавалось работать, ведь нужно было специальное разрешение, чтобы стоять на улице и писать пейзажи. Вдруг диверсант? Милиция его призывала к порядку, отправляла всякие грозные письма в правление Союза художников. Но, тем не менее, он писал. И изможденные люди подходили и благодарили. Это факт: зимой 1941–1942-го ЛССХ собирал работы на выставку, и жители Ленинграда ее ждали.

— Каковы были акценты при создании экспозиции?

— Мы показали все, что достойно стен Русского музея. И, скажу честно, выставили даже пару работ, которые вроде бы и ниже желаемого уровня. Но это произведения, отразившие время, эпоху. Художник менялся, и мы показали юного Пакулина — даже театральные работы, выполненные им в девятнадцать лет, когда юноша становится членом Декоративного института, занимается на курсах мастерства сценических постановок, организованных Мейерхольдом. Его учителем там был Петров-Водкин. Зритель никогда не видел этих театральных работ. Книжные иллюстрации, монументальные вещи периода «Круга художников»(1926–1932), его пятиметровая дипломная работа «Смена. Героический реализм» (1925). Мы пытались осветить все грани его таланта, этапы развития его творчества и то, что он не сломался, оставаясь живописцем-лириком, настоящим художником, подарившим нам свои жемчужные, музыкальные картины, созданные в самые мрачные времена. Мы показываем его графическое наследие, и здесь паритет — на 85 живописных полотен приходится 85 единиц графики. Пакулин тяготел к эпическим формам, и формат его графических работ часто совпадает с размерами живописных картин. Прекрасные угольные пейзажи середины двадцатых годов, замечательные творения, возникшие в результате его поездок в Донбасс: художник с упоением писал шахтеров, металлургов, горняков. В одном из писем к жене Пакулин шутливо назвал себя «гроссмейстером неврастеников», так как часто ездил в южные санатории. Природа юга и труд крестьян на этой земле находят яркое воплощение в его творчестве. В конце тридцатых, все более отдавая предпочтение жанру пейзажа, Пакулин создает десятки совершенных с точки зрения живописного воплощения работ, запечатлевших виды пригородов Ленинграда.

— Выставка работает уже какое-то время. Каковы первые итоги, интерес публики?

— С финансовой точки зрения выставка не прибыльная — Пакулин не Шишкин и не Айвазовский. Этот проект рассчитан на ценителей, знатоков, на тех, кто по-настоящему любит живопись. Кто любит открывать в искусстве новые имена. Народ идет, просит пояснений, в большинстве своем это питерская публика, которая живо интересуется историей искусства нашего города. Для москвичей Пакулин почти неизвестен: его знают разве что коллекционеры, которые собирают ленинградскую живопись. Еще накануне открытия выставки ее посмотрел наш замечательный актер Вениамин Смехов. Он был искренне восхищен творчеством неизвестного ему художника. На днях я встречалась на выставке с известными московскими искусствоведами Михаилом и Еленой Каменскими с большой надеждой, что они смогут донести «благую весть» о Пакулине в Московию. Это было бы справедливо. Ведь Пакулин был ярчайшим явлением в художественной жизни двадцатых — сороковых годов.

Фотографии предоставлены Русским музеем.